Ла Горда встала и велела мне быстро схватить ее сзади, сомкнув свои ладони вокруг ее талии на ее пупке. Затем она выполнила странное движение своими руками. Это выглядело так, словно она махала полотенцем, держа его на уровне глаз. Она сделала это четыре раза. Затем она сделала другое странное движение. Она поместила свои руки у середины груди, ладонями вверх, одну над другой без соприкосновения друг с другом. Ее локти были распрямлены в стороны. Она сжала свои руки, словно она внезапно схватила два невидимых стержня. Она медленно перевернула руки, пока ладони не стали обращены вниз, а затем сделала очень красивое напряженное движение, в котором, казалось, приняли участие все мышцы ее тела. Это выглядело так, словно она открывала тяжелую раздвижную дверь, которая оказывала большое сопротивление. Ее тело дрожало от напряжения. Ее руки двигались медленно, словно открывали очень, очень тяжелую дверь, пока они не были полностью вытянуты в стороны.
У меня было ясное впечатление, что как только она открыла эту дверь, через нее ринулся ветер. Этот ветер тащил нас, и мы, фактически, прошли сквозь стену или, скорее, стены ее дома прошли сквозь нас, или, вероятно, все трое – ла Горда, дом и я сам – прошли через дверь, которую она открыла. Внезапно я очутился снаружи в открытом поле. Я мог видеть темные очертания окружающих гор и деревьев. Я больше не держался за пояс ла Горды. Шум надо мной заставил меня взглянуть вверх, и я увидел ее парящей примерно в 10 футах надо мной, подобно черной фигуре гигантского змея. Я ощути ужасный зуд в пупке, и тогда ла Горда ринулась вниз на землю с предельной скоростью, но вместо того, чтобы грохнуться, она сделала мягкую полную остановку.
В момент приземления ла Горды зуд в моей пупочной области превратился в ужасно мучительную нервную боль. Было так, словно ее приземление вытягивало мои внутренности наружу. Я во весь голос завопил от боли.
Затем ла Горда стояла около меня, отчаянно переводя дыхание. Я сидел. Мы были снова в комнате дона Хенаро, где мы были раньше.
Ла Горда, казалось, не могла сдержать дыхание. Она промокла от пота.
– Мы должны убираться отсюда, – невнятно сказала она.
Затем была короткая поездка к дому сестричек. Ни одной из них поблизости не было. Ла Горда засветила лампу и повела меня прямо в открытую кухню в задней части дома. Там она разделась и попросила меня искупать ее, как лошадь, поливая воду на ее тело. Я взял небольшой ушат, наполнил его водой и начал лить ее понемногу на нее, но она захотела, чтобы я облил ее.
Она объяснила, что контакт с олли, подобный тому, который мы имели, вызвал очень вредную испарину, которую надо было немедленно смыть. Она заставила меня сбросить одежду и затем облила водой, холодной, как лед. Затем она вручила мне чистый кусок материи и мы насухо вытерлись, вернулись в дом. Она села на большую постель в передней комнате, повесив над ней лампу на стену. Ее колени были опущены и я мог видеть каждую часть ее тела. Я сжал ее в объятии и тогда я понял, что имела ввиду донья Соледад, когда сказала, что ла Горда – женщина Нагваля. Она была бесформенной, подобно дону Хуану. Я, наверное, не смог бы думать о ней, как о женщине.
Я стал одевать свою одежду. Она забрала ее у меня. Она сказала, что прежде, чем я смогу одеть ее снова, я должен высушить ее на солнце. Она дала мне одеяло, чтобы набросить на плечи, и взяла себе другое одеяло.
– Эта атака олли была действительно жуткой, – сказала она, – когда мы сели на постель. – нам, фактически, повезло, что мы смогли вырваться из их хватки. Я не имела понятия, почему Нагваль велел мне идти с тобой к Хенаро. Теперь я знаю. Этот дом является местом, где олли сильнее всего. Мы чудом вырвались от них. Нам повезло, что я знала, как выйти.
– Как ты сделала это, Горда?
– Я действительно не знаю, – сказала она. – я просто сделала это. Я полагаю, мое тело знало, как, но когда я хотела продумать, как я сделала это, я не смогла.
Это было большое испытание для нас обоих. Вплоть до сегодняшнего вечера я не знала, что я могу открывать глаз, но посмотри, что я сделала. Я действительно открыла глаз, как Нагваль и говорил, что я могу. Я никогда не могла сделать этого до твоего прихода. Я пыталась, но он никогда не срабатывал. На этот раз страх перед теми олли заставил меня схватить глаз точно так, как говорил мне Нагваль: встряхнув его четыре раза в четырех направлениях. Он сказал мне, что я должна встряхнуть его, как постельную простыню, а затем я должна открыть его, как дверь, держа его прямо за середину. Остальное было очень легко. Когда дверь была открыта, я ощутила сильный ветер, тянущий меня, вместо того, чтобы унести меня. Трудность, как сказал Нагваль, состоит в том, чтобы вернуться. Нужно быть очень сильным, чтобы сделать это. Нагваль, Хенаро и Элихио могли входить и выходить из этого глаза запросто. Для них глаз не был даже глазом, они сказали, что он был оранжевым светом, подобно солнцу. И поэтому Нагваль и Хенаро были оранжевым светом, когда они летали. Я все еще стою на низкой ступени. Нагваль сказал, что когда я выполняю свой полет, я растягиваюсь и выгляжу, как куча коровьего помета в небе. У меня нет света, именно поэтому возвращение так страшно для меня. Сегодня вечером ты помог мне дважды и вытащил меня назад. Причина, по которой я показала тебе свой полет сегодня вечером, – это приказ Нагваля позволить тебе увидеть это, невзирая на то, как бы это ни было трудно и опасно. Предполагалось, что я помогу тебе своим полетом точно так же, как ты, предположительно, должен был помочь мне, когда показал мне своего дубля. Я видела весь твой маневр из двери. Ты был так поглощен чувством жалости к Жозефине, что твое тело не заметило моего присутствия. Я видела, как твой дубль вышел из верхушки твоей головы. Он выполз, как червь. Я видела дрожь, которая показалась в твоих ногах и прошла по всему твоему телу, и тогда твой дубль вышел. Он был похож на тебя, но очень сияющий. Он был похож на самого Нагваля. Именно поэтому сестры оцепенели. Я знала, что они думали, что это был сам Нагваль. Однако я не могла увидеть всего. Я пропустила звук, потому что я не обращала на него внимания.
– Прости, не понял.
– Дубль требует огромного внимания. Нагваль дал это внимание тебе, но не мне. Он сказал мне, что он истощил бы меня.
Она сказала что-то еще об определенном роде внимания, но я был очень уставшим. Я заснул так внезапно, что не успел даже отложить в сторону свои заметки.
4. Хенарос
Я проснулся около 8 часов следующего утра и обнаружил, что ла горда высушила на солнце мою одежду и приготовила завтрак. Мы ели на кухне, на обеденной площадке. Когда мы закончили, я спросил ее о Лидии, Розе и Жозефине. Они, казалось, исчезли из дому.
– Они помогают Соледад, – сказала она. – она готовится к отъезду.
– Куда она собирается уезжать?
– Куда-нибудь из этого места. У нее больше нет причин оставаться. Она ждала тебя, а ты уже приехал.
Сестрички собираются вместе с ней?
– Нет. Они просто не хотят сегодня быть здесь. Похоже на то, что сегодня им здесь находится уже не стоит.
– Почему не стоит?
– Сегодня приходят хенарос, чтобы увидеть тебя, а девочки не ладят с ними. Если все они соберутся здесь вместе, между ними произойдет самая ужасная борьба. В последний раз, когда это случилось, они чуть не поубивали друг друга.
– Они борются физически?
– Будь уверен, что да. Все они сильные, и никто из них не хочет занимать второе место. Нагваль говорил, что это случится, но я бессильна остановить их; более того, я вынуждена принимать чью-либо сторону, так что получается страшная кутерьма.
– Откуда ты знаешь, что хенарос придут сегодня?
– Я не разговаривала с ними. Я просто знаю, что они будут сегодня здесь, вот и все.
– Ты знаешь это, потому что ты видишь, Горда?
– Совершенно верно. Я вижу их идущими. И один из них идет прямо к тебе, потому что ты тянешь его.
Я заверил ее, что я никого в особенности не тяну. Я сказал, что не открывал никому цели своей поездки, но что эта поездка имела отношение к чему-то такому, что я хотел спросить у Паблито и Нестора.
Она сдержанно улыбнулась и сказала, что судьба спарила меня с Паблито, что мы очень похожи и что, несомненно, он прежде всего рассчитывает увидеть меня. Она добавила, что все, случающееся с воином, можно интерпретировать, как знак, следовательно, мое столкновение с Соледад было знаком того, что мне предстоит выполнить в течение моего визита. Я попросил ее объяснить суть ее заявления.
– Мужчины дадут тебе очень мало в данное время, – сказала она. – это женщины разорвут тебя на клочки, как сделала Соледад. Вот то, что я хотела тебе сказать, если я правильно прочитала знак. Ты ожидаешь Хенарос, но они мужчины, подобно тебе. И обрати внимание на другой знак: они чуть-чуть позади. Я сказала бы, на пару дней позади. Это твоя, а также их судьба, как мужчин – быть всегда на пару дней позади.
– Позади чего, Горда?
– Позади всего. Позади нас, женщин, например.
Она засмеялась и погладила меня по голове.
– Неважно, что ты неподатлив, – продолжала она, – ты должен признать, что я права. Жди и наблюдай.
– Это Нагваль сказал тебе, что мужчины позади женщин? – спросил я.
– Разумеется, он, – ответила она. – все, что ты должен делать, это смотреть вокруг.
– Я делаю это, Горда. Но я не вижу ничего такого. Женщины всегда позади. Они зависят от мужчин.
Она засмеялась. Ее смех не был пренебрежительным или язвительным: он был скорее выражением чистого веселья.
– Ты знаешь мир людей лучше, чем я, – сказала она с силой, но вот сейчас я уже бесформенная, а ты нет. Я говорю тебе – женщины как маги лучше, потому что перед нашими глазами есть трещина, а перед вашими ее нет.
Она не казалась сердитой, но я почувствовал себя обязанным объяснить, что я задавал вопросы и делал замечания не потому, что я нападал или защищал какой-либо данный пункт, а потому что я хотел, чтобы она говорила.