все вокруг должны меня любить.
Весело живу я, ой-ой-ой,
ты со мною вместе песню пой:
буссе-биссе-бассе-бой.
КАРЛССОН — ПЕРВЫЙ УЧЕНИК
Мама и папа отправились в круиз вечером, когда проливной дождь барабанил по стеклам и шумел в водосточных трубах. За десять минут до их отъезда, ни на минуту раньше, в дверь ворвалась фрёкен Бокк, мокрая, как утонувшая кошка, и злая, как старая морская разбойница.
— Наконец-то, — сказала мама, — наконец-то!
Она ждала ее целый день и уже начала нервничать, но фрёкен Бокк этого не поняла и только угрюмо сказала:
— Я не могла прийти раньше, и все из-за Фриды.
Маме надо было столько всего рассказать фрёкен Бокк. Но времени не было; такси уже ждало на улице.
— Самое главное — наш маленький мальчик, — со слезами на глазах сказала мама, — о, с ним ничего не должно случиться, пока нас нет.
— Там, где я, — ничего не случается, — заверила ее фрёкен Бокк.
Папа сказал, что он это сразу понял и уверен, что все будет хорошо. А потом они — и папа, и мама обняли на прощание Малыша, быстро вышли из квартиры и сели в лифт, а Малыш остался с глазу на глаз с фрёкен Бокк.
Она сидела за кухонным столом, огромная, грузная, злая, и приглаживала мокрые волосы своими огромными, тяжелыми ручищами. Малыш робко поглядывал на нее, чуть улыбаясь, чтобы выказать свое дружеское расположение. Он вспомнил, как она впервые появилась у них в доме, как он тогда ее боялся и как она сначала ему не понравилась. Но теперь все было иначе, теперь казалось почти прекрасным, что она сидела у них на кухне. И даже если будет нелегко находиться в одном доме и с ней и с Карлссоном, все же Малыш был благодарен фрёкен Бокк за то, что она пришла. Ведь иначе мама никогда не позволила бы ему остаться дома и охранять Карлссона, это точно! Поэтому Малыш уже с самого начала хотел выказать дружелюбие фрёкен Бокк и вежливо спросил ее:
— А как поживает Фрида?
Фрёкен Бокк только фыркнула в ответ. Фрида была сестрой фрёкен Бокк. Малыш никогда не встречал ее, он только слышал о ней. Он очень много слышал о ней. От фрёкен Бокк. Фрёкен Бокк жила вместе с Фридой в квартире на улице Фрейгатан, но, казалось, веселья там особого не было. Малыш понимал, что фрёкен Бокк ревниво относилась к своей сестре-воображале, считая, что та немного не в себе, словом, чокнутая. Это началось с того, что Фриде удалось выступить в телевизионной программе, посвященной привидениям, что ужасно рассердило фрёкен Бокк. Разумеется, ей и самой удалось потом в другой телевизионной программе продемонстрировать всему шведскому народу, как она готовит «вкусную мешанину фрёкен Хильдур Бокк». Но этого было явно недостаточно, чтобы переплюнуть и унизить Фриду. Быть может, она по-прежнему была малость чокнутая и слишком воображала о себе, поскольку фрёкен Бокк только фыркнула, когда Малыш спросил:
— А как поживает Фрида?
— Да, спасибо, полагаю, она поживает хорошо, — сказала фрёкен Бокк, фыркнув в очередной раз. — Завела себе женишка, несчастная!
Малыш не знал, что ответить на ее слова, но что-то нужно было произнести, чтобы выказать вежливость.
— А у вас, фрёкен Бокк, нет женишка? — спросил он.
Этого ему явно не следовало говорить, потому что фрёкен Бокк порывисто поднялась и так энергично принялась за мытье посуды, что посуда задребезжала.
— Слава Богу, нет! — сказала она. — Да мне никого и не надо. Не все же такие взбалмошные, как Фрида.
Она с минуту молчала и с таким усердием продолжала мыть посуду, что брызги пены летели во все стороны. Но затем она явно о чем-то подумала и беспокойно обернулась к Малышу:
— Послушай-ка, а этот маленький противный толстый мальчишка, с которым ты раньше играл, он, надеюсь, больше сюда не ходит!
Фрёкен Бокк никогда не понимала, что Карлссон, который живет на крыше, — красивый, чертовски умный и в меру упитанный мужчина в цвете лет. Она-то считала, что он — один из ровесников Малыша, его школьный товарищ и совершенно обыкновенный сорванец. Она как-то не задумывалась над тем, что этот сорванец умеет летать. Она считала, что такой моторчик, как у него, можно купить в любом игрушечном магазине, если есть деньги, и возмущалась лишь тем, как нынче балуют детей дорогими игрушками. «Скоро, верно, они на Луну полетят еще до того, как пойдут в школу», — говорила она. А теперь обозвала Карлссона: «Этот маленький противный толстый мальчишка!..» Малышу показалось, что это было не слишком хорошо с ее стороны.
— Карлссон — вовсе не маленький против… — начал было он, но тут как раз кто-то позвонил в дверь.
— Ой, неужели дядя Юлиус приехал! — закричал Малыш и побежал открывать дверь.
Но это был не дядя Юлиус, это был Карлссон. Промокший до нитки Карлссон, стоявший на лестничной площадке в маленькой лужице дождевой воды. Он укоризненно смотрел на Малыша.
— Сколько можно летать под дождем и ругаться; а все потому, что ты не удосужился оставить свое окно открытым, — удивлялся он.
— Да, но ты ведь сказал, что идешь спать, — оправдывался Малыш, потому что Карлссон и в самом деле так говорил. — Я и не думал, что ты появишься уже сегодня вечером.
— Ты бы мог все же надеяться на это, — сказал Карлссон. — Ты бы мог подумать: «А может, он все же появится, мой маленький Карлссон! О, как нам будет весело, да, может, он прилетит, ведь он наверняка захочет встретиться с Домокозлючкой!» Мог бы, мог бы подумать об этом!
— А ты в самом деле этого хочешь? — встревоженно спросил Малыш.
— Ха-ха! — сверкая глазами, ответил Карлссон. — Ха-ха, а ты как думаешь?
Малыш, конечно, понимал, что ему не удастся до бесконечности удерживать Карлссона вдали от фрёкен Бокк, но он не был готов к тому, что это постигнет их в первый же вечер. Он понимал, что ему надо поговорить с Карлссоном, но Карлссон, быстрый, словно охотничий пес, уже мчался по дороге на кухню. Малыш кинулся следом и схватил его за руку.
— Послушай меня, Карлссон, — как можно убедительней сказал он, — она думает, что ты — один из моих школьных товарищей, и, по-моему, пусть так и дальше думает.
Карлссон остановился. И вдруг в нем что-то заклокотало, как всегда, когда он от чего-либо приходил в восторг.
— Она в самом деле думает, что я хожу в школу? — ликующе спросил он.
И еще быстрее помчался на кухню. Фрёкен Бокк услыхала топот его ног. Она-то ждала дядю Юлиуса и была удивлена тем, что старый человек может мчаться с такой быстротой. С нетерпеливым ожиданием смотрела она на дверь, желая поскорее увидеть этого скорохода, но когда дверь отворилась и в кухню ворвался Карлссон, она чуть не задохнулась, словно внезапно увидела змея. Змея, которого абсолютно не желала видеть у себя на кухне.
Хотя Карлссону совершенно непонятны были ее чувства. В несколько прыжков он оказался возле нее и внимательно уставился на ее недоброжелательное лицо.
— А как по-твоему, кто первый ученик в классе? — спросил он. — Отгадай, кто лучше всех считает, пишет и читает и во… во всем?..
— Когда входишь куда-нибудь, надо здороваться, — сказала фрёкен Бокк. — И меня совершенно не интересует, кто первый ученик в классе. Во всяком случае — не ты, это уж точно!
— Так представь себе, что я! — возмутился Карлссон, но потом немного стушевался и призадумался.
— По крайней мере, я лучше всех умею считать, — после глубокого раздумья мрачно сказал он. — А потом, пожав плечами, добавил: — Ну да ладно, это дело житейское!
И начал весело прыгать по всей кухне. Он кружил вокруг фрёкен Бокк и неожиданно вдруг запел веселую и хорошо известную песенку:
— Буду веселиться я с раннего утра…
— Нет, Карлссон, — быстро сказал Малыш, — нет и нет!
Но это не помогло.
— …Буссе-биссе-бассе-биссе-бум-фаллера, — пел Карлссон. — От моих проказ пойдет по дому шум…
И когда он добрался до слова «шум», внезапно грянул выстрел, а за ним — истошный крик. Выстрел прозвучал из револьверчика Карлссона, а крик — из горла фрёкен Бокк. Малыш сначала думал, что она упадет в обморок, потому что она в изнеможении опустилась на стул и молча сидела с закрытыми глазами. Но когда Карлссон снова продолжил свое «буссе-биссе-бассе-биссе-бум-фаллера», она открыла глаза и злобно сказала:
— Я тебе сейчас таких «буссе» и «бассе» надаю, негодный мальчишка, что ты на всю жизнь запомнишь. Попробуй выстрелить еще хоть раз!
Карлссон ни слова ей не ответил. Он только сунул свой пухлый указательный палец под подбородок фрёкен Бокк и показал на красивую брошь на ее платье.
— Красивая штуковина, — сказал он. — Где ты ее стибрила?
— Ты что, Карлссон, — испуганно сказал Малыш, потому что увидел, в какую ярость пришла фрёкен Бокк.
— Это… это… бессовестнее этого я ничего не видела, — запинаясь, сказала она, с трудом произнося нужные слова, а потом вдруг закричала: — Вон отсюда! Вон, кому говорю!
Карлссон удивленно посмотрел на нее.
— Успокойся! Не принимай все так близко к сердцу, — сказал он. — Я ведь просто так спрашиваю. А когда спрашивают вежливо, значит, следует получить и вежливый ответ. Так я считаю.
— Вон! — орала фрёкен Бокк.
— А вообще-то, — продолжал Карлссон, — я хотел бы услышать ответ еще на один вопрос. Не немеет ли у тебя хоть немножко все тело по утрам? И если это так, то в какое время тебе хотелось бы, чтоб я начал фигурить?
Фрёкен Бокк диким взглядом обшарила кухню в поисках какого-нибудь приспособления, которое помогло бы ей выставить Карлссона из кухни. А Карлссон услужливо подбежал к шкафу, где хранились все принадлежности для уборки, и вытащил оттуда выбивалку для ковров, которую тут же сунул ей в руку.
— Ха-ха! — закричал он. И бросился стремглав по всей кухне. — Ха-ха, опять все начинается сначала!
Тогда фрёкен Бокк швырнула выбивалку на пол. Она вспомнила, каково ей было в прошлый раз гоняться за Карлссоном с выбивалкой в руках, и ей не хотелось повторять это еще раз.