Нью-Дели
Город накрыла амнезия – потрепанное покрывало беспамятства.
Четыре недели назад я оставила в гостиничном номере урну с прахом своей матери. Оставила на выложенном плиткой полу свои волосы. Оставила отца в городе, обезумевшем от ненависти, которую не хотели замечать власти страны. Ее граждане убивали друг друга настолько организованно, что было очевидно: резня спланирована много месяцев назад.
Что изменилось в городе четыре недели спустя? Стало меньше людей в тюрбанах? Но кто на это обращает внимание?
Кому здесь какое дело, что творилось недавно на улицах Нью– Дели? Кто вообще помнит об этом?
Я вглядываюсь во встречные лица. Ты участвовал во всем этом? Отбирал у человека жизнь? Дыхание? Мечты? Или просто стоял рядом и не вмешивался?
Стыд
Не понимаю, Сандип. Почему никому не стыдно за то, что было? Почему весь город не стоит на коленях? Почему толпы не молят о прощении? Не ползут на четвереньках в храмы с приношениями в зубах?
Майя, мы народ с длинной историей и короткой памятью. Мы народ, который привык к боли.
Коннот-Сёркл
Кто-нибудь видел этого человека? – кричит Сандип прохожим. – Кто-нибудь видел? Он размахивает паспортом моего отца.
Толпа обтекает его, как река – камень.
Мы ищем Амара Сингха!
Женщины молитвенно складывают ладони. Мужчины пожимают плечами, но не все. Некоторые смотрят на Сандипа так, словно говорят: Кто ты такой, чтобы задавать вопросы? Ворошить прошлое? Мы уже обо всем забыли, не надо нам ни о чем напоминать. Что было, то прошло. Забудь. Как забыли мы.
Пропал Амар Сингх! Его разыскивает дочь!
Вот оно! Что-то промелькнуло. У человека забегали глаза. Он нервно потирает руки.
Вы его знаете? – спрашиваю я.
Человек ныряет в проулок.
Ничего я не знаю! Никто не знает! Отстаньте от меня!
Привлеченный его криком, сквозь толпу протискивается полицейский.
Вы кого-то потеряли? – спрашивает он. – Ну и что? Думаете, вы одни такие? Покажите-ка паспорт. Этот ваш Амар Сингх – иностранный гражданин, поэтому обращайтесь в консульство. Или поспрашивайте в лагерях беженцев, он может быть там. Но сейчас уходите, не провоцируйте людей.
Благодарю, – злобно говорит ему Сандип. Он хватает меня за рукy и тащит за собой. – И огромное вам спасибо от имени всех убитых сикхов!
Ах ты маленький бхенчод[32]!
Но мы уже далеко.
План
Сандип держит меня за руки. И успокаивает.
Тш-ш-ш. Перестань так дрожать.
Но я не могу. Не могу. Мне слишком страшно.
Майя, послушай, что я скажу. Давай придумаем план. И будем действовать по нему. Напишем список. С ним будет проще искать.
Ладно. Сандип составил список.
Гостиница «Рама»
Киран Шарма
Канадское консульство
Лагерь беженцев
Больницы
Чандигарх
Нет! Только не Чандигарх! Туда ни за что!
Все в порядке, Майя. Все в порядке. – Поцелуй. – Я буду дышать за нас обоих. – Поцелуй. – Хорошо?
Да, так лучше.
Гостиница «Рама»
Когда? – спрашивает портье.
Первого ноября, – говорит ему Сандип.
Когда-когда?
Первого ноября.
Мы были закрыты на ремонт.
Нет, вы работали. Это был второй день после убийства премьер-министра. В гостиницу ворвалась вооруженная толпа.
Нет, нет! Вы ошибаетесь. К нам никто не врывался. Вы путаете с соседней гостиницей. Ее да, головорезы чуть дотла не сожгли. Но в «Раме» ничего такого не было. Персонал этого бы не допустил.
Вы лживая змея. Может быть, это вы и сообщили погромщикам, что у вас поселились сикхи?
Мальчик, не смей обвинять меня в таких ужасных вещах! И убирайся отсюда! Немедленно убирайся!
Я уберусь только после того, как вы ответите на несколько вопросов. Что сделалось с вещами, которые остались в номере двенадцать?
Ни в одном из номеров вещей не оставалось.
В двенадцатом номере была урна.
Что?
Урна с прахом.
Нет, нет! Ни про какие урны ничего не знаем!
За ней мог прийти мужчина. Несколько дней спустя.
Что вы! Никакого мужчины. Никакой урны.
Где тут у вас управляющий?
Его сейчас нет. И сегодня не будет.
В таком случае позвоните ему по телефону и объясните: если мне не скажут, куда делась урна из двенадцатого номера, я расскажу всем вашим постояльцам, что вы украли прах женщины. И что по гостинице теперь бродит ее призрак.
Призрак? Нет, нет, нет. Только призраков нам не хватало!
Тогда скажите, кто пришел за урной.
Хорошо, хорошо. За ней пришел мужчина.
Что за мужчина?
Не знаю.
Сикх?
По виду индус, но я у него не уточнял.
Имя свое он назвал?
Нет.
И что, вы отдали урну непонятно кому?
О нет, я ничего не отдавал. Я бы к урне с прахом даже ни прикоснулся. Мы велели уборщику ему ее выдать.
Но тот мужчина знал про урну?
Да, да. Он же про нее спросил, значит, она была его и он про нее знал.
Этот мужчина?
По этой фотографии трудно сказать. Тот, который приходил, был без бороды и с короткими волосами.
Он говорил, что у вас останавливался? Про девочку спрашивал?
Спрашивал. Но я сказал, что никакой девочки не видел, а значит, она и не приходила.
Он не оставил адреса, телефона?
Нет.
Откуда мне знать, что вы не врете? Может, вам просто лень вспомнить?
Это она на фотографии?
Да. Та самая девочка. Если окажется, что вы что-то знаете и не говорите, она не даст вам покоя ни в этой жизни, ни во всех следующих.
Клянусь душой моей собственной дочки, больше я ничего не знаю.
Урна
Кто-то за тобой пришел, мата. Ты сейчас не одна.
Киран Шарма
В телефонной книге Дели семьдесят страниц занимают люди по фамилии Шарма и с именем, начинающимся на «К». Около сотни из них оказываются Киранами.
Начнем обзванивать, – говорит Сандип.
– Здравствуйте. Мне нужен Киран Шарма.
– Здесь таких нет.
– Но в телефонной книге…
– Это ошибка.
– Откуда там взяться ошибке?
– Понятия не имею. Но это так.
Щелк.
– Здравствуйте. Я хотел бы поговорить с Кираном Шармой.
– Вы неправильно набрали номер.
– Но…
– Никаких «но». Вы меня слышали? Номер неправильный.
Щелк.
– Здравствуйте. Вы Киран Шарма?
– Киран Шарма? Может быть. А может, и нет. Кто его спрашивает?
– Я разыскиваю Амара Сингха. Он пропал во время беспорядков.
– Каких еще беспорядков?
– Ну, беспорядков. После убийства Индиры Ганди.
– Не понимаю, о каких беспорядках вы говорите.
– Вы не знаете, как убивали сикхов, которых обвинили в ее смерти?
– Это слухи. Только слухи. Ничего подобного не было. А теперь положите трубку. И прекратите распространять глупые выдумки.
Щелк.
Да, непросто, – говорит Сандип. – Индийцы не любят
разговаривать с человеком, не видя его лица.
Зачем тогда они помещают свой номер в телефонную книгу?
Иметь телефон – это повод для гордости. Но вот разговаривать
по нему… Когда не видишь собеседника, как узнать, кто звонит?
Может, это из банка, хотят, чтобы вы вернули кредит? Или
из полиции? Или родственник, которому нужны деньги? Нет,
большинство индийцев телефон не любят. Потому что не верят
тому, чего им не видно.
Мы делаем больше двухсот звонков. Только несколько человек
уверенно называют свое имя. Имени моего отца не знает никто.
Чандигарх
Остался еще один телефонный номер – записанный на крыле бумажной бабочки.
(Просто на всякий случай, Джива, – сказал бапу. – Вдруг понадобится.)
0142–3745900
Дж. Сингх в Чандигархе.
Но бапу понимал, что к этим людям я обращусь в последнюю очередь. К родне, которая меня ждет не дождется, чтобы поскорее выдать замуж.
Ты всё, Майя? – спрашивает Сандип.
Я показываю ему бумажку с номером.
Хочешь по нему позвонить?
Нет. Они могут соврать, сказать, что он у них.
О, смотрю, ты совсем уже освоилась в Индии, Майя.
Почему ты так решил?
Ты никому не доверяешь.
Неправда, Сандип. Я доверяю тебе.
Сердце
На ходу я держу его за руку. Кладу голову ему на плечо. Здесь моя
маскировка не вызывает подозрений. Большому городу просто
нет дела до каждого маленького человека, который скрывает
преступление или ложь. Как и мы.
Я чувствую, как мне передается его сила.
Стоит мне заплакать, огорчиться, опустить руки, отчаявшись
отыскать отца, – он всегда находит способ укрепить мое сердце.
Человек стоит на голове в маленьком зеленом сквере.
Цветочный прилавок завален гирляндами жасмина. Корова
с теленком спят посреди оживленной улицы. Новорожденные
щенята копошатся под газетой. Витрина ювелирного магазина
увешана золотыми цепями.
Можно ли надеяться, что в памяти останется все это?
А не костры в поле. Не тошнотворный запах сжигаемой
плоти. Не тюрбаны, не ножницы и не обрезанные волосы. Что
я запомню улыбку этого мальчика и забуду все остальное?
Представительство высокого комиссара Канады[33]
Закрыто. Сейчас час дня, пятница. Откроется только в понедельник, в 10.00.
Надо было с него начать! Теперь надо три дня ждать!
Красивый флаг. Что это означает?
Ты про что?
Красный цветок.
Какой еще цветок?
Вон. На флаге.
Это не цветок, а лист. Кленовый.
А что, в Канаде везде растут клены?
Не везде.
Они хотя бы красные?
Только осенью.
А широкие красные полосы что значат?
Не знаю. Ничего.
На флагах, Майя, всё что-то значит.
А на этом дурацком не значит! У нас и клены не везде растут. И полосы должны быть синими, потому что у нас с двух сторон океан.
Майя, я понимаю, ты расстроилась. Ничего страшного, придем в понедельник.
Да.
А красный, по-моему, выглядит эффектно.
Сандип?
Что?
Ты ведь стараешься мне помочь?
Конечно.
И знаешь, как много это для меня значит?
Знаю.
Тогда давай больше не будем говорить про этот флаг?
Ладно. Извини. Три дня всего подождать.
Он улыбается, но я вижу, как по его лицу пробегает тень. От птицы, полетевшей над головой? Или это уныние? Еще три дня. И что дальше? Что будет потом? С нами?
По-моему, это самый красивый флаг на свете.
Сандип прав. Но мне нельзя больше смотреть на этот флаг, чтобы не расплакаться.
Вечер
После заката Дели еще беспросветнее.
Повсюду располагаются на ночь бездомные. Собаки стаями
роются в кучах гниющих отходов, на их облезлые спины
мочатся пьяные. Животные и люди воют на безлунное небо.
В дверных проемах без дверей копошатся дети. У них как будто
нет костей, и сами они слеплены из замазки.
Впереди ночь – черный сгусток отчаяния.
Так и ждешь, что ночью разверзнется уличный асфальт
и пропахший страданием город поглотит всех, кто потерялся
в нем.
Не смотри, Майя, – говорит Сандип.
Я буду смотреть.
Я вглядываюсь в мрак. И краду из него все, что получается
рассмотреть. Черные глаза. Всклокоченные волосы. Это такой
нервный тик? Когда то и дело чешут пальцем лоб?
Я умыкаю все голоса. Заливистый смех. Слово, которое
может оказаться моим именем. Я прочесываю свою память.
Выискиваю в ней частички бапу.
Номер
Нам нужно переночевать, – говорит Сандип. – Где-нибудь в безопасном месте.
Мы пересчитываем деньги. Те, что успела сунуть нам в поезде Парвати, мы потратили на телефонные звонки. В Бармере мы продали Мумаль, но очень задешево. После перехода через пустыню она выглядела совсем истощенной и буквально плакала от усталости. Или не от усталости, а потому, что мы не берем ее с собой?
На два номера не хватит. Придется снять один. Ты не против, Майя?
Одной мне все равно не уснуть.
Мы повернули обратно в сторону железнодорожного вокзала – туда, где много дешевых гостиниц, то и дело содрогающихся от проходящих поездов.
Очень дешевая гостинца
Номер для нас с младшим братом.
Братом?
Да. Моим братом.
Что-то младший братец у тебя какой-то длинный.
Вам какое дело?
И молчаливый. Не умеет говорить?
Он немой.
Почему?
Что почему?
Почему он немой?
Потому что кто-то задает слишком много вопросов!
Тридцать рупий. За номер для вас с маленьким братом.
Что? Это чистый грабеж! Пять рупий и ни пайсы больше!
Вам комнату с туалетом? Тридцать рупий. Или проваливайте и приходите позже. Тогда номер будет стоить сорок рупий.
Похоже, мать родила вас в сточной канаве.
И что из этого?
Десять рупий.
Нет. Двадцать пять. Не хочешь – не бери.
Договорились. Десять рупий. За три ночи.
Ты что, глухой? Ползи отсюда, таракан. Я с тобой только время теряю.
Десять рупий за три ночи плюс молитва за вашу душу в храме Кришны.
Еще не хватало, чтобы за меня молились насекомые.
Молиться буду не я, а брат. В нашем мире он немой, зато умеет напрямую обращаться к богам. Он попросит их за вас. У вас же наверняка что-нибудь болит. Только скажите, что? Глаза? Сердце?
Голова у меня болит от твоей болтовни!
Тридцать рупий за три ночи. Мы будем тише воды. И голова у вас пройдет.
Тридцать и молитва?
Решайте быстрее, а то вашей голове не поздоровится.
Ладно, маленькие мерзавцы. Тридцать рупий. Давайте деньги, берите ключ и топайте в номер. И чтобы я от тебя больше ни слова не слышал!
Намасте, добрый господин. Вы не пожалеете, что нас пустили.
Уже пожалел.
Номер с одной кроватью
Он спит, как ребенок, не замечая треска моторикш и грохота грузовиков под окном.
(Мы не притрагиваемся друг к другу.)
А я не смыкаю глаз от стука и трепета сердца в клетке из тонких ребер.
(Мы не притрагиваемся друг к другу.)
Он вздыхает, погруженный в сон. Я вздыхаю, охваченная
томлением. Шелестят простыни – это я, встрепенувшись,
поворачиваюсь на другой бок. Наше с ним дыхание наполняет
пространство номера с одной кроватью.
Я могу спать на полу, Майя. Это ничего. Я индиец. Я могу спать где угодно.
А я не могу. Мое тело тянет к его.
(Мы не притрагиваемся друг к другу.)
Лагерь беженцев
Ты индус? – спрашивает охранник. – Приключений на свою голову ищешь?
Нет, сэр, не ищу, – отвечает Сандип. – Как сказал поэт Сурдас, не узнав веревки, принимаешь ее за змею[34]. Я ищу дядю, отца моего брата. Вот человек, который нам нужен.
На фотографию бапу в паспорте охранник едва посмотрел.
Проходите. Но особо не надейтесь. За месяц многие разъехались. Это сначала тут тридцать тысяч человек было.
Тридцать тысяч сикхов? – Недолго же я держала данное Сандипу слово молчать при посторонних. – Которым было некуда деться?
Куда они разъехались? – перебивает меня Сандип.
Откуда мне знать? Многие, наверно, в этот ваш Пенджаб подались.
Намекаете, что и нам туда дорога? – спрашиваю я.
А вам самим разве в те края не хочется?
Сандип сердитым взглядом велит мне молчать.
Я говорю, когда мы отходим достаточно далеко от охранника:
По-моему, это и приводит к геноциду. Когда считают, что иноверцев надо или изолировать, или уничтожить. И чего это ты вдруг цитируешь Нанака?
Он был очень мудрым проповедником мира. И по рождению индусом. А теперь, Майя, постарайся, пожалуйста, успокоиться. Мы ищем твоего отца.
Лица
Тюрбан обнажает душу, говорит бапу. Он придает лицу силу и открытость. Заставляет расправить плечи и выше держать голову. Делает мужчину выше ростом, а его сердце – сердцем воина.
Но здесь все мужчины невысоки, с клочковато выстриженными головами. Пережитый ужас рассек им поджилки, согнул тело и волю.
Мы с Сандипом проходим мимо сооруженных на скорую руку хижин. Показываем отцовский паспорт, раскрытый на странице с фотографией. Из тени на свет высовываются головы, чтобы взглянуть на нее. На лицах – пустота, даже на детских. Обычно дети лучше взрослых справляются со страхом, но у этих в глазах пересохли последние капли надежды.
Люди что-то видят сквозь мою кожу. Мое сикхское сердце? Индусскую кровь? То, что я не из этой страны? Что осталась одна? Взгляды прожигают меня насквозь.
Никто в лагере не слышал об Амаре Сингхе. А вне лагеря никто не слышал о его обитателях.
Сколько мужей, отцов, братьев и сыновей остались без достойного погребения? Никто не смешал их прах с землей и водой. Не обернул тело пеленами. Не напутствовал песнопениями душу, отлетавшую в край вечной тишины. Их провожал только запах бензина – жгучее напоминание о человечности.
Его здесь нет
Рано сдаваться, Майя. Давай искать.
Его здесь нет.
Может, он в одной из палаток. Может быть, спит.
Или утонул в выгребной яме! Или достался на ужин крысам!
Может, он где-то кого-то утешает.
Нет, Сандип. Его здесь нет. Он не стал одним из здешних полутрупов. И неужели это все, что государство смогло дать этим людям? Не сумело защитить, а теперь так помогает! Где же справедливость?
Майя…
Это ад, Сандип! А не место, где находят прибежище!
Ладно, сейчас пойдем. Дай мне еще несколько минут…
Я бегу по лабиринту из лачуг. Выбегаю в ворота мимо спящего охранника. И натыкаюсь на голого садху, вымазанного с ног до головы пастой из куркумы.
Кто мы? Сновидение Бога? – вопрошает он, обращаясь к небесам. – Порождение божественной любви к сотворенной жизни? Или самый страшный из его кошмаров?
Мы – его преступление! – кричу я.
Видя сны, почему мы думаем, что живем? Почему проводим дни нашей жизни во сне?
Потому что не в силах выносить страдание!
Спроси, из чего создано наше тело. Из костей? Из плоти? Нет! Из засохшей глины людской ненависти!
Мы звери.
Ответ Сандипа
Я слышу, как он спорит с садху.
Мы созданы из любви. Любви! Ты слышишь меня, старик? Мы созданы из любви, которая к нам приходит. Из любви, которой мы занимаемся с любимыми. И даже из той любви, которую нам суждено потерять!
Ответ садху
Ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха
Ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха
Ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха