Ветер
Подкрадывается с запада призраком.
Раздувает пыльную занавесь
шириной во весь горизонт.
Затмевает солнце, его свет и жар.
Высасывает воздух.
Его дыхание кружит вокруг меня.
Находит углы номера
шелестит белой простыней
дергает ее за угол
обнажив плечо
сонная рука
слепо тянется
нащупывая ткань
но вместо этого
отряхивает кожу
ветра.
Его имя
Проталкивается вверх по горлу.
Цепляясь.
Царапаясь.
Требуя воздуха.
Я с силой сглатываю,
чтобы освободить ему путь.
Сандип, – шепчу я.
Ветер уносит его имя прочь.
Рот мне забивает песок.
Тш-ш-ш. Ты моя.
Сандип.
Тш-ш-ш.
Пустыня хочет, чтобы я умолкла.
Тш-ш-ш.
Проглатывает мою жизнь.
Сандип!
Оранжевая вспышка
пульсирует у горизонта,
пробивает песчаную занавесь.
Сандип. Я иду.
На свет.
Вспоминание
Я просыпаюсь оттого, что он нависает надо мной. Сидит, подперев голову.
Сандип, ты здесь.
А где еще мне быть?
Ты мог уйти. Я же источник неприятностей. Так все говорят.
Красивый источник. Тебе снился плохой сон? Ты звала меня.
Я вспоминала, как все было. Как я шла к тебе. Сквозь бурю. На свет.
Напрасно ты убежала, Майя.
В пустыне?
В пустыне тоже, конечно, не стоило. Но я сейчас про лагерь беженцев. Ты подвернула ногу, лодыжка у тебя теперь в два раза толще, чем была.
И жутко болит.
Дай еще раз взгляну.
Ой!
Дурная это все-таки привычка – убегать.
Не просто же так я убегаю.
Понимаю. А в этот раз, скорее всего, был виноват садху. Он специально подставил ногу, других доводов у него не оставалось.
Зря ты все валишь на человека, которого я чуть не покалечила.
Он и без тебя был калекой.
Спасибо, утешил.
Я дал ему две рупии.
Всего?
Больше мы не можем себе позволить.
Извини, Сандип. Я же источник неприятностей.
Все в порядке, Майя. Оказаться у такого источника я только рад.
Не следует находиться вдвоем
Ты куда?
Обратно на пол.
Зачем?
Ты сама знаешь.
На кровати удобнее.
Разумеется, удобнее. Но спать я все равно буду на полу.
Я хочу, чтобы ты остался здесь. Рядом со мной.
Нет.
Почему?
Нам не следует вдвоем в этом номере находиться, не то что на одной кровати. Потому что это неправильно.
Неправильно? Если не любовь, то что тогда вообще правильно? А миру лучше бы думать о предотвращении зверств, чем о том, как ведут себя двое подростков в Дели!
То есть так это принято у девушек в Северной Америке? Посидели рядышком на кровати, а потом – раз! – и уже под одеялом?
Ничего подобного. И я сейчас о другом. Просто вокруг я вижу одну только ненависть.
Майя, ты плохо смотришь.
Ну, покажи мне что-нибудь другое.
Не могу.
Как так? У тебя же, например, были другие девушки.
Даже если были, то ты – не другая девушка, Майя. И больше давай не будем об этом.
Ты даже разговаривать ни о чем не хочешь. Почему, Сандип?
Что же ты такая упрямая?
А ты?
Хорошо, Майя! Но то, что я сейчас скажу, тебе не понравится.
Мне много что вокруг не нравится. Я привыкла.
Тогда слушай. В отличие от брата, я не собираюсь пользоваться случаем.
Ты о чем?
Может, не стоит?
Говори!
Я видел, что он при любой возможности касается тебя. Видел его расцарапанное лицо. Твои распухшие губы. А когда ты осталась в одной нижней юбке!
Что? Где это было, Сандип? Когда?
Я точно не помню! И какая разница? Главное, я видел, как ты стоишь голая, а у Акбара в руке – твое сари!
Ох.
Вот видишь? Даже ты в лице переменилась. А я так вообще с ума схожу!
Знаешь, Сандип?
Что?
Я этого не помню.
Конечно, так удобней.
Удобней? А вдруг это было на самом деле?
Немота
Сандип вышагивает у изножья кровати.
Три шага. Поворот кругом. Три шага. Кругом. Три шага. Стоп.
Он смотрит на меня. Открывает рот. Но ничего не говорит.
Я слышу биение его сердца. Оно похоже на топот антилопы. Разбитое сердце ищет спасения.
Он прав. Я была без сари. Но я не помню, что происходило потом. И перед тем тоже.
Открывается и закрывается дверь. Щелкает язычок замка. Когда-то раньше я уже слышала этот звук. Люди выходят в дверь и больше не возвращаются.
Память
Я помню, как Акбар хватает меня обеими руками и не выпускает. Я пытаюсь вырваться, но он слишком крепко держит.
Он говорит, что мне надо кое-что для него сделать. Хорошо, Майя? – говорит он прямо мне в ухо. И я его понимаю.
У меня колотится сердце, как попавшаяся в силки птица. Но я не могу отказать. Голос у него певучий. И настойчивый. Отказать я не могу.
Майя! Нет! Не надо!
Я бросаюсь навстречу тому, другому голосу, но руки держат меня за талию. Я открываю рот. Из него рвется слово, имя – и застревает в горле.
Акбар берется за конец моего сари и тянет на себя.
Сердце
Сердце отсчитывает время в пустоте.
Один. Два.
Восемь. Девять.
Семнадцать.
Щелк.
Вот, Майя, я вернулся. Прости меня.
Двадцать один.
Не знаю, что тебе сказать.
Двадцать четыре.
Прямо сам не свой.
Двадцать семь.
Нет. На самом деле, знаю. Я люблю тебя.
Тридцать один.
Я люблю тебя, Майя.
Тридцать два.
И я не уверен, видел я что-то или нет.
Тридцать шесть.
Может, вы просто мне приснились. Ты и Акбар. Но на кровать я все равно не лягу.
Сорок три.
Потому что, когда мы найдем твоего отца, а мы его обязательно найдем, я захочу посмотреть ему в глаза и увидеть, что он знает, что я до тебя не дотронулся. И, поверь, он будет знать правду. Мне нужно, чтобы твой отец меня уважал.
Пятьдесят пять.
И чтобы я сам себя уважал.
Пятьдесят девять.
И чтобы ты тоже.
Невозможно до бесконечности сдерживать дыхание. Иногда приходится делать вдох.
Иногда
Приходится. Не дотрагиваться.
Тело
Моей коже больно. Она растягивается на все пространство, разделяющее наши тела.
Нам нельзя быть так далеко друг от друга.
Мое тело уносится вслед за ним. В дебри города, где он разыскивает моего отца.
Сандип думает, что надо поискать в сикхских храмах. В храме Ракаб-Гандж у ночного рынка. В Маджну-Ка-Тила на берегах Джамны. В Бангла-Сахиб.
В святых гурдварах тебе не будут рады, Сандип.
Но я ведь принесу добрую весть. О тебе, Майя.
Ты принесешь трагедию. Напомнишь о тех, кого так и не нашли.
Нет, не трагедию, а надежду. На то, что все поправимо. Они сразу увидят это.
Они сразу увидят, что ты индус.
Уплата долга
Я спорила с ним.
Это мой отец, а не твой.
У тебя нога, как воздушный шар, Майя.
Я могу опереться на тебя.
Ты еле ходишь.
Мы пойдем медленно.
А если придется побежать? Нет, Майя, ты остаешься.
Я не для того позвала тебя с собой в Дели, чтобы сидеть в номере, пока ты разыгрываешь из себя героя!
Я не собираюсь разыгрывать героя, Майя. Я хочу уплатить долг.
Какой еще долг? Ты же ничего плохого не сделал. Человек же не виноват, что у него одна вера, а не другая.
Кто знает, может, если бы я жил в Дели, то тоже размахивал бы палкой? Угораздило бы меня родиться здесь, участвовал бы в безумии вместе со всеми?
Разве от географии и религии зависит, будет человек убивать или нет? Может, скорее, от его характера?
Но мой же характер никто не испытывал! Я не знаю, хватило бы мне смелости и благоразумия.
Скажи мне, Сандип, это из-за твоей сестры? Из-за твоих родителей? Это перед ними ты думаешь, что виноват? Но ведь не из-за тебя же Акбар стал таким!
Сандип качает головой. Непонятно, соглашается он со мной или нет.
Прошу тебя, Майя. Дай мне это сделать. Не из чувства вины, а из сочувствия.
Ладно, Сандип. Но запомни: если ты не вернешься, у меня в этой стране не останется больше никого.
O счастливых финалах
Он притягивает меня к себе. Его рука скользит снизу вверх до моего затылка. Потом спускается обратно вниз. Большой палец ныряет под край сари. Он целует меня, пока не проходит страх. Но печаль все равно остается.
Ты веришь мне, Майя?
Да.
Тогда ты должна поверить, что я вернусь.
Ты понимаешь, что эти слова я уже однажды слышала?
Все закончится хорошо. Вот увидишь.
Счастливых финалов не бывает, Сандип. Когда что-то заканчивается, это значит, что-то навсегда ушло.
Майя, я вернусь. Еще до зари.
Что предстоит
Он уходит, у него с собой паспорт бапу. В конце коридора останавливается, в последний раз смотрит на меня. Я запоминаю оба лица: черно-белое паспортное фото, растерянную улыбку Сандипа.
Как уберечь человека от того, что ему суждено?
Моя мама попыталась это сделать. Я никогда не войду в ваш храм, Амар. В эти, как ты говоришь, «врата, ведущие из тьмы невежества». Оставайся при своей вере, но не среди своих единоверцев. И тогда я выйду за тебя.
За семнадцать лет бапу ни разу не переступил порога гурдвары.
Я буду ждать тебя, – сказала я Сандипу. – Но только до утра.
Потому что мне предстоит побороться с собственной судьбой. Через восемнадцать часов я собираюсь дохромать до дверей канадского консульства. Если Сандипа со мной не будет, я упрошу отправить меня домой одну.
В пустынный простор прерий.
Что осталось
Я лежу на кровати и неглубоко дышу. Вдох. Выдох. Скрещиваю руки на плоской груди. Вдох. Выдох. От меня почти ничего не осталось.
(Поэтому Сандип сказал «нет»?)
В любом месте я могу обхватить свою руку двумя пальцами. Мой таз – как пустая миска. Его острые твердые кости выпирают под простыней, как два кулака перед дракой.
Узнает ли меня бапу?
Я лежу и жду, придавленная серым воздухом. Ночь усмиряет город. Укладывает его жителей голой кожей на мостовую. Сонных. Сломанных.
Я прислушиваюсь к его движениям. Как он удаляется по улицам Дели. Восходит по священным ступеням храмов.
(Забыла ему сказать, что в гурдвару положено входить с покрытой головой!)
Я воображаю, что отдала Сандипу свою полусикхскую кожу. Обернула его, как броней, которая защитит и спасет его.
И тут я вспоминаю, как все тогда было.
Сари
Майя, снимай.
При тебе – никогда, – хочу сказать я. Но слова застревают в горле, как кусок яблока.
Снимай сари. Майя, быстрее.
Он не кричит. Он не сердится. Но я чувствую, как его сердце бьется о мою спину.
Живее, – шепчет он. – Живее.
Я подчиняюсь. Голос Акбара звучит настойчиво. И я понимаю, что он прав. Он берется за конец сари, а я кручусь на месте, разматывая ткань, пока вся она не оказывается у него в руках.
Слушай внимательно. – Голос у него низкий. Спокойный. – Делай, что я тебе скажу. Я сейчас кину тебе Майино сари.
(Кинет мое сари?)
А ты крепко за него схватишься. Понятно?
(Нет.)
Сандип! Отвечай: тебе понятно?
И только теперь до меня доходит. Акбар обращается не ко мне.
Сандип тонет. В зыбучем песке. В панике размахивает руками.
Майя!
(Сандип, скажи, что понятно!)
Акбар разматывает свой тюрбан. Связывает его одним концом с сари.
Лови! – кричит он. – Намотай конец на руку!
(Пожалуйста, скажи, что понятно!)
Он снял с меня сари, чтобы бросить спасительную веревку брату.