ваться, вернулись ли к несчастной покинутой любовнице ее косынка и ее неверный.
Несмотря на свою бедность и на какое-то отвращение, которое они внушают, цыгане все же пользуются известным уважением у необразованных людей и весьма этим гордятся. Они чувствуют свое умственное превосходство и искренне презирают народ, оказывающий им гостеприимство. «Язычники так глупы, — говорила мне одна вогезская цыганка, — что нет никакой заслуги в том, чтобы их надуть. Давеча» на улице меня подзывает крестьянка, я вхожу к ней. У нее дымит печь, и она просит меня поворожить, чтобы была тяга. Я велю подать себе сперва большой кусок сала. Потом начинаю бормотать на роммани. «Ты дура, говорю, дурой родилась, дурой и умрешь…» Отойдя к двери, я ей сказала по-немецки: «Верное средство, чтобы печь у тебя не дымила, — это ее не топить». И пустилась наутек».
История цыган все еще представляет загадку. Известно, правда, что первые их толпы, весьма немногочисленные, появились в Восточной Европе в начале XV столетия; но неизвестно, ни откуда они пришли, ни почему перекочевали в Европу; и, что еще удивительнее, никто не знает, каким образом они за короткое время так невероятно размножились в ряде весьма отдаленных друг от друга стран. У самих цыган не сохранилось никаких преданий об их происхождении, и если большинство из них называет своей первоначальной родиной Египет, то это потому, что они переняли ходивший о них в давние времена вымысел.
Большинство востоковедов, изучавших язык цыган, полагает, что это выходцы из Индии[80]. И действительно, многие корни и грамматические формы роммани, по-видимому, встречаются в наречиях, происшедших от санскрита. Естественно, что в своих долгих скитаниях цыгане усвоили много иностранных слов. Во всех диалектах роммани мы находим немало слов греческих. Например: cocal — кость, от kokkalon; petalli — подкова, от petalon; cafi — гвоздь, от karfi, и т.п. В настоящее время у цыган почти столько же различных диалектов, сколько существует отдельных орд их племени. На языке тех стран, где они живут, они изъясняются с большей легкостью, нежели на своем собственном, которым пользуются лишь для того, чтобы свободно разговаривать друг с другом при посторонних. Сравнивая диалекты немецких и испанских цыган, разобщенных на протяжении нескольких веков, мы обнаружим очень большое число общих слов; но первоначальный язык повсюду, хоть и в неодинаковой степени, видоизменился от соприкосновения с более культурными языками, которыми эти кочевники вынуждены были пользоваться. Немецкий, с одной стороны, испанский — с другой, настолько исказили основу роммани, что шварцвальдский цыган не мог бы беседовать со своим андалусским собратом, хотя им достаточно было бы обменяться несколькими фразами, чтобы увидеть, что каждый из них говорит на наречии, происходящем от одного и того же языка. Несколько наиболее употребительных слов общи, мне кажется, всем диалектам; так, во всех словарях, какие мне приходилось видеть, pani значит «вода», manro — «хлеб», mas — «мясо», lon — «соль».
Числительные повсеместно почти одни и те же. Немецкий диалект представляется мне гораздо более чистым, нежели испанский, ибо он сохранил много первоначальных грамматических форм, тогда как испанские цыгане усвоили формы кастильского наречия. Однако некоторые слова составляют исключение, свидетельствуя о древней общности языка. В немецком диалекте прошедшее время образуется присоединением «ium» к повелительному наклонению, всегда являющемуся основой глагола. В испанском роммани все глаголы спрягаются по образцу кастильских глаголов первого спряжения. От неопределенного наклонения jamar — «есть» следовало бы, по общему правилу, образовать jame — «я ел», от lillar — «брать» — lille — «я взял». Однако некоторые старые цыгане говорят в виде исключения: jayon, lillon. Я не знаю других глаголов, которые сохранили бы эту древнюю форму.
Щеголяя здесь своими скудными познаниями в языке роммани, я должен привести несколько, слов из французского арго, заимствованных нашими ворами у цыган. Из «Парижских тайн»[81] порядочное общество узнало, что chourin означает «нож». Это чистый роммани: chouri является одним из тех слов, которые общи всем диалектам. Г-н Видок[82] называет лошадь gres; это опять-таки цыганское gras, gre, graste, gris. Добавьте еще слово romanichel, что на парижском арго означает «цыгане». Это искажение rommani tchave — «цыганские парни». Но чем я горжусь, так это словопроизводством frimousse — «лицо, личико» — слово, которое в ходу у всех школяров или, во всяком случае, было в ходу в мое время. Прежде всего заметьте, что Уден[83] в своем любопытном словаре писал в 1640 году — firlimousse. А firia, fila на роммани, значит «лицо»; mui имеет то же значение, оно вполне соответствует латинскому os. Цыган-пурист сразу понял сочетание firllamui, и я считаю, что оно в духе его языка.
Всего этого, думается мне, достаточно, чтобы дать читателям «Кармен» выгодное представление о моих исследованиях в области роммани. Я закончу пословицей, которая будет здесь кстати: En retudi panda nasti abela macha — «В рот, закрытый глухо, не залетит муха».