— Не самая важная черта в характере хокарэма, — заметила Карми.
— Пара капель смирения полезна каждому, — философски заметил Смирол.
Когда смыли краску и волосы высохли, то Карми увидела в луже, что стала светлой шатенкой.
— Похожа на чучело? — спросила она.
— Я же не фрейлину из тебя делал, — возразил Смирол. — За моего двойника сойдешь.
Карми переодевалась, сожалея, что не может разглядеть себя в настоящем зеркале, — впрочем, если сравнивать со Смиролом, любоваться было нечем: сильно потрепанная и не очень чистая одежда, светлые рыжеватые волосы — какой-то ничтожный полукровка, хоть и в хокарэмском обличье, — ужасно!
Однако этому рыжему наглецу внешнего сходства было мало. Он приказал Карми пройтись перед ним и тут же начал лезть с поучениями.
— Держишься ты хорошо, — признал он. — Но вот… Оказывается, в хокарэмском поведении было множество нюансов. Карми старательно пыталась выполнять рекомендации Смирола, пока он не махнул рукой:
— Сойдет!
И вместо одного рыжего гэнкара на острове Ваунхо появились два. Они никогда не появлялись вместе, встречались редко и только ночью, когда их схожесть скрадывала темнота. Смирол пользовался этими встречами, чтобы давать дальнейшие распоряжения.
На материк Карми переправилась на пароме. Чиновник отметил имя Смирола в числе выбывших. Как с острова выбирался рыжий гэнкар, осталось неизвестным. Он объявился в условленном месте спустя три дня и выглядел при этом более потрепанным, чем обычно. От рассказов, однако, воздержался. Карми пришла к выводу, что он не так болтлив, как кажется с первого взгляда.
Прежде всего гэнкар накинулся на еду. Ел он много и жадно, при этом не забыл отметить, что пища ему не нравится.
— У нас была прекрасная кухарка, — парировала Карми, — я у нее училась.
— Плохо училась.
— А по-моему, еда как еда, — заметила Карми. — Не привередничай.
Гэнкар надолго замолчал.
— Когда я получу свои деньги? — спросил он.
— Я доберусь до Сургары и вышлю. Куда?
— В Ралло. Мне.
— Ладно, — вяло сказала Карми. — Теперь ты куда?
— В Гертвир. Я и так порядочно отстал от Ролнека. Карми проговорила, вычерчивая на земле прутиком подобие карты Майяра:
— Можно мне пока идти с тобой?.. Или я должна заплатить еще?
— Неплохо бы, — усмехнулся Смирол. — Но у меня есть капелька совести. Я так много на тебе заработал, что было бы просто бесстыдством взять у тебя еще хоть одну монетку… Пошли так.
Через два дня они догнали Ролнека и остальных. Карми рассчитывала дойти с ними до города Тиэртхо и там переправиться через Ланн. Однако Ролнек заявил, что Карми — его пленница и должна идти вместе с ними до замка Ралло. Смирол попробовал возразить — Ролнек возражений не слушал. Карми, понимая, что в этой ситуации ничего не сделаешь, презрительно молчала. Можно было, конечно, попробовать подбить Смирола на неподчинение, но она чувствовала, что это ей не по силам. Смирол, хоть и казался легкомысленным, все же всегда поступал так, как это было выгодней, — а какая выгода помогать беглой монашке удрать от Ролнека? Одно дело — монахи, другое — свой брат хокарэм. К тому же деньги свои он уже заработал.
Глава 2
Эрван, хокарэм принца Марутту, сидел на носу трехмачтового цангра. Цангр, который чаще называли плавучим дворцом, поднимался с приливной волной от моря к городу Тиэртхо, расположенному в одиннадцати лигах от морского побережья. Ланн, Золотая река, в этот час повернул вспять свое тихое течение, смешав воды с соленой водой, растекся по низинным болотам Тланнау. Низкорослые полузатопленные рощи служили приютом морским бродягам, пиратам и разбойникам самых разных рангов, от беглых рабов до чересчур предприимчивых солдат, но ни один из них не рискнул бы напасть на гордо проплывающий цангр принца Марутту, блистающий богатством убранства.
Высокий принц не вышел на палубу даже после того, как цангр остановился у выстланной коврами пристани.
Встречающие своего государя горожане полтора часа ожидали, когда он соизволит сойти на землю; ждали и семьи моряков, пришедшие встретить своих кормильцев, — ибо никто не смел покинуть корабль, пока на борту находится принц. Эрван все это время цепко рассматривал обстановку на пристани. Ничего угрожающего не было, зато, к своему удовольствию, Эрван заметил шестерку юных хокарэмов, с любопытством наблюдающих за маневрами великолепного цангра. Предстоящей встрече с ними Эрван искренне обрадовался — не так уж часто встречаются в Майяре хокарэмы. Разговор в любом случае обещал быть интересным, и вдобавок имелась возможность послать весточку в замок Ралло.
Старших мальчиков Эрван знал: Ролнек, тайная гордость старика Логри, и Смирол, считающийся слабаком, — у него из-за этого были проблемы с поиском места службы. Имени третьего паренька, такого же рыжего и такого же тонкокостного, Эрван припомнить не мог, но лицо показалось ему знакомым. Остальные же мальчишки слишком малы, чтобы Эрван что-то мог знать о них.
Когда принц наконец соизволил сойти с корабля на берег, Ролнек протолкался через толпу отбивающих поклоны горожан и мелкой знати. На его сдержанное приветствие принц ответил ласково, пригласил мальчишек-хокарэмов пообедать за его столом. Такое гостеприимство вовсе не в диковинку среди майярских аристократов: хокарэмы, несмотря на малочисленность, немалая сила в Майяре, и знать не упускала возможности показать им свое расположение.
Принц Марутту особо приказал Эрвану позаботиться о гэнкарах (впрочем, при ближайшем рассмотрении один из них — рыжий, похожий на Смирола — оказался девушкой).
По пути в свой замок Марутту расспросил Эрвана о трех старших, младшие его не интересовали: новый хокарэм нужен был Марутту в этом году.
Эрван предупредил, что Ролнека Логри не отдаст.
— Жаль, жаль, — пробормотал принц. — А девочка, что она?
Эрван признался, что об этой девочке ничего не помнит.
— Она хороша, — заметил принц. — Полукровка, конечно, но с изрядной примесью благородной крови. Эти рыжие волосы делают лицо каким-то диким… Хороша! — повторил Марутту.
— Не очень, — отозвался Эрван. — Она слаба. Не иначе как ее растили в щадящем режиме. Не представляю, как она дожила до этих лет. — Он подумал и добавил: — Похоже, у нее есть хозяин, а то почему с ней нянчатся?..
Марутту понял его мысль: очень вероятно, эта девушка из незаконных детей какого-нибудь знатного человека, тот отдал ее обучиться хокарэмским наукам, чтобы потом продать за хорошие деньги. Последнее время начал возрождаться в Майяре древний обычай — иметь наложниц-телохранительниц. В таком качестве, конечно, лучше настоящая хокарэми, подготовленная без скидок, но и такие, с неполной выучкой, тоже хороши. К тому же они много дешевле, и потом, зачем, собственно, они нужны — телохранительницы, если у каждого мало-мальски знатного человека и так есть надежная охрана.
— Все-таки разузнай, кому она принадлежит, — сказал Марутту. — Может быть, удастся купить. И… пожалуй, я сделаю ей подарок, — добавил он, ибо обычаем не запрещалось одаривать питомцев замка Ралло.
Подарок принесли, когда юные хокарэмы, расположившись в отведенном им покое, деловито приводили одежду в порядок, чтобы не стыдно было показаться в трапезном зале. Смиролу было не очень ловко: ему пришлось поделиться с девушкой одеждой, и ободранные штаны, в которых он выбирался с острова Ваунхо, его сильно смущали. Сейчас он, обернув бедра повязкой, сосредоточенно штопал свои многострадальные штаны, а девушка ему помогала, отчищая его куртку, густо замазанную глиной. Ролнек чинил Смироловы сапоги.
— А может, я буду ходить босиком? — риторически вопрошал Смирол.
— И в набедренной повязке, как рыбак, — ехидно добавлял Таву-аро.
— Любопытно, — продолжал Смирол, разглядывая штаны на просвет. — Даст ли нам Марутту денег? Не могу же я в драных штанах через весь Майяр топать.
— Эрван одолжит, — спокойно отозвался Ролнек, вырезая из своей куртки кусочек кожи для заплатки. — И вообще, хокарэм может быть совсем голым, главное — чтобы он был хокарэм.
— Неприлично, — смеялся Смирол, показывая мелкие белые зубы, ровные и безупречные. — С нами дама.
Ролнек, бросив взгляд на девушку, промолчал. Теперь уже не было необходимости выдавать ее за мальчишку. На даму она никак не тянула. Но поведение Карми ставило Ролнека в тупик: девушка явственно представлялась плодом хокарэмского воспитания и в то же время повадка ее была совершенно чужой.
Она казалась уверенной в себе, но эта уверенность тоже была чужой, не хокарэмской, она не опиралась ни на силу, ни на хитрость или умение. Ролнек не представлял, какое ее качество могло придать ей бесстрашное спокойствие. Она не боялась их — хокарэмов, позволяла себе сказать порой что-нибудь презрительное, но неизменно оставалась послушной, не желая испытывать на себе хокарэмское принуждение. Ролнека порой подмывало сделать и ее язык таким же покорным, но ему припоминались слова Логри: «Раздражение от бранных слов — признак слабости», и Ролнек гнал от себя эту слабость.
Мужской костюм был ей, похоже, не в диковину, она его носила легко и уверенно. Осанка у нее не хокарэмская, но Ролнек не стал бы утверждать, что она хуже. И Ролнек был уверен, что на посторонний, неопытный, взгляд эта беглая монашка кажется хокарэми.
И еще одно обстоятельство, совсем уже не лезущее ни в какие ворота: иголку в руках она держала неуклюже, как будто это был непривычный ей инструмент. Скажите-ка, в каком из майярских сословий могла вырасти девица, не обученная шитью? Даже очень знатные дамы, даже королевские дочери почти все свое время посвящают шитью или вышиванию.
— Я не прошу золота! — взорвался вдруг Смирол, уколовшись иголкой. — Я прошу лишь новые штаны!
Будто в ответ на его просьбу, вошли слуги Марутту, несущие на подносе сверток. И Смирол выжидающе выпрямился: а вдруг, чем черт не шутит, это действительно штаны для него. Но слуга обратился к девушке: