рёхконечную звезду Времени, сияющую ярче тысячи солнц, на всём континенте Даор имели право носить лишь двое. Два Хранителя. Два Столпа, вторым из которых был ни больше ни меньше, как сам император Дженитори.
Замок, сухо щёлкнув, поддался. И Кэйто осторожно потянул на себя скрипнувшую несмазанными петлями дверь.
Внутри, в окружении бумаг бумаг и рваного тряпья, пропитанного маслом, на боку, поджав колени, лежала связанная Тори. Руки обмотаны за спиной прочным шнуром, золотые волосы спутаны, на виске запеклась кровь, а во рту торчал кляп. Грудь ночной пташки едва заметно вздымалась, свидетельствуя о том, что женщина ещё жива. Рядом с ней, на расстоянии ладони, на полу стояла широкая, наполненная до краёв чаша, издающая резкий запах.
Орнут! Жидкость, которая при соприкосновении с бумагой и деревом мгновенно вспыхивает, и которую нельзя потушить водой!
Тори, почувствовав дуновение свежего воздуха из открытой двери, зашевелилась, приходя в себя. Двинула ногой, задев чашу. Та покачнулась, угрожающе накренившись.
Кэйто кестрелем бросился вперёд, подхватывая чашу. Ни одной капли не упало на кипы бумаг, покрывающих весь пол подсобки. Женщина, не открывая глаз, глухо простонала сквозь кляп и попыталась перевернуться, не ведая, что только что чуть не вспыхнула как факел.
Дознаватель сделал пару шагов назад, всё так же осторожно держа чашу, поставил её у стены на каменный пол подальше от двери и стеллажей с книгами. И замер, краем глаза заметив золотое сияние. Звезда Хранителя в ухе Аруны бледнела, выцветая и становясь невидимой.
Кэйто внезапно охрипшим голосом уточнил:
— Получается, я всё-таки мог не успеть?
— Мог. Но ты успел. Вмешательство во временной поток осталось в пределах допустимого, линия вероятности не искажена.
— Но неужели эта женщина так важна?
— Она лишь капля в море случайностей. Но из капель и состоит море. Если разбрасываться ими, вода в чаше мира может иссякнуть. Как иссякла некогда полноводная Ора, оставив за собой лишь непроходимые ловушки песков времени.
Стрелки на часах очелья Аруны дрогнули, отмечая прохождение ещё одной ключевой развилки. Допустимая форма вмешательства лишь самым краешком коснулась нити хаоса, чуть не опрокинув весы. Но чуть — не считается.
Кэйто, оставив Аруну позади, вернулся к пленнице, которая уже успела открыть глаза и теперь отчаянно извивалась на полу, пытаясь освободиться. Вставленный в рот кляп держался надёжно, и вместо слов получалось неразборчивое мычание.
Без лишних церемоний дознаватель вздёрнул женщину вверх, вытаскивая из каморки. Выхватил из рукава складной нож, взмахнул, приводя в рабочее состояние. Одним движением перерезал ленту, удерживавшую во рту женщины скомканный клочк ткани. И поморщился от потока брани, полившегося из нежных уст.
На щеке ночной пташки алела едва заметная царапина, оставшаяся от лезвия ножа, но не это так возмущало Тори.
— Мерзкая подлая крыса! Слизняк! Тряпка, которой место на свалке! Рутрова отрыжка!
Далее пошли ругательства гораздо выше рангом и Кэйто прервал их, снова засунув в рот женщины кляп.
— Заткнись и слушай. Твою шкуру спасли не для того, чтобы пополнить запас нецензурщины. И моё время стоит слишком дорого, чтобы тратить его на пустые слова.
Он тряхнул Тори за шиворот, как котёнка, удерживая одной рукой. Затем толкнул к стеллажу, прижав к боковой стенке так, что женщина сползла вниз и осталась сидеть со связанными руками, прислонившись спиной к дереву. Подхватил один из клочков бумаги, усеивающих пол кладовки, окунул кончик ножа в чашу с орнутом и сбросил оставшуюся на лезвии каплю на лист, который тут же отпустил.
Пламя вспыхнуло мгновенно, отразившись в расширенных от ужаса зрачках ночной плашки. Оно сразу же охватило весь лист, который спланировал в сторону пленницы и коснулся кончика платья. Лишь самым краешком, но этого хватило, чтобы подол одеяния полыхнул не хуже бумаги. Женщина попыталась завизжать и отползти, но Кэйто тут же пресёк эту попытку, наступив на подол и затушив язычок пламени. А кляп надёжно заглушил визг, превратив его в сдавленный стон.
— Всегда считал, что лучше один раз показать наглядно, чем три часа уговаривать. Если поняла и будешь молчать без тряпочки, пока тебя не спросят, то кивни.
Чистейший аридитский господина имперского кестреля пригодился в очередной раз. Пленница затихла, перестав дёргаться, и молча кивнула.
Освобождённая от кляпа и верёвок, она сначала сидела, растирая онемевшие запястья. А затем тихо спросила:
— Получается, он хотел меня не просто запереть на какое-то время, так?
Кэйто протянул женщине руку, поднимая её на ноги.
— Вопрос, ответ на который очевиден. Рано или поздно ты бы дёрнулась. И в утренних газетах появилась бы заметка о том, что некий Леон Ирм сгорел в результате случайного пожара в библиотеке. Бумаги уничтожены, свидетелей нет. Цель достигнута. Кстати напомни, какая?
— Он хотел разбогатеть. Говорил, что станет совсем другим человеком. Лучше, сильнее. Могущественнее, — начала было говорить Тори, но осеклась. Поздно. И она тут же осознала это сама.
— Я всё расскажу. Всё до мельчайших подробностей. Только пообещайте, что не станете меня убивать. И, — тут глаза ночной пташки сузились от ненависти, — отомстите за меня этому ублюдку!
Кэйто промолчал, не собираясь давать пустых обещаний. Убивать женщину без необходимости он и без того не собирался. Но и чужая месть его не интересовала.
Он неопределённо то ли кивнул, то ли мотнул головой, но Тори этого хватило. Она покорно прошла вслед за дознавателем в читательский зал и заняла указанное место. Сам Кэйто устроился напротив и приготовился внимательно слушать.
Аруна остался в подсобке, собирать рассыпанные бумаги, и кестрель в очредной раз подивился, как у того получалось ускользнуть от лишнего внимания: женщина даже не заметила Хранителя, полностью поглощённая своими мыслями и разговором со следователем. Похоже, господина Аруну могли видеть только те люди, которым он это сам разрешил.
Тори, собираясь с мыслями, поёрзала на стуле, затем положила руки на стол, как прилежная ученица. И принялась рассказывать.
С Леоном Ирмом, служащим в городской библиотеке, она познакомилась год назад. Парень влюбился с первого взгляда, очарованный золотыми волосами и небесно-голубыми глазами прелестницы. А нежный голос девушки заставлял его краснеть и смущаться. Тогда, в первый раз, она сама ради шутки предложила ему подняться наверх, зная, что у парня попросту не хватит денег. Но у того хватило.
Пропав на месяца два и не появляясь в общем зале, хотя до этого захаживал почти каждый вечер, он вернулся и сразу же, с порога, выставил на стойке мешочек серебряных рууров. Получил вожделенную бирку, прошёл вместе с Тори в её опочивальню. И… ничего не произошло. Он всю ночь читал стихи, рассказывал, какие прекрасные у неё руки, похожие на стебли лотоса, кожа, подобная сиянию луны и волосы, затмевающие солнечные лучи. А в глазах цвета весеннего неба можно утонуть, как в бездонном горном озере. Тори сначала мысленно хихикала, стараясь не подавать вида. Ну какие там стебли лотоса, какие озёра! Это же всё так глупо. Мир не состоит из цветов и сказок, у него совсем другие законы, куда проще и приземлённее. Но потом Леон начал нараспев читать поэмы на древнеаридитском, который Тори понимала через слово, и девушка поплыла. Само звучание фраз на знакомом и одновременно чужом языке завораживало настолько, что меняло время и пространство и превращало открытое окно в дверь к неведомым мирам. Тори была волшебной лунной феей, идущей по тропе грёз, и чувствовала себя важнее всех знатных дам королевства.
Наутро Леон попрощался и сказал, что потратил всё, что у него было, и больше не сможет приходить к своей фее. Но попросил её хотя бы раз в неделю появляться внизу, чтобы он смог её увидеть, когда придёт выпить чашечку чая или ароматной кавы.
Вот тогда-то Тори и пришла в голову безумная идея. Она будет сама доплачивать в казну "Затейницы Джеймисин" за визиты библиотекаря. А тот будет учить её грамоте. Уж он-то знает гораздо больше языков, чем предательница Иннуар, да и счётному делу наверняка обучен.
Поначалу всё шло хорошо. Паренёк оказался прекрасным учителем, и Тори уже предвкушала, как утрёт нос сопернице, но допустила ошибку. Не выдержав искушения ещё больше привязать юношу к себе, она всё-таки соблазнила Леона, не ожидая, что и сама увлечётся процессом. Так отличались его робкие касания от грубых и бесцеремонных объятий других клиентов, что девушка начала задумываться о том, чтобы оставить своё ремесло. Но практичная жилка подсказывала, что счастье без денег продлится недолго. Даже у самой Тори не хватило бы запасов серебра на выкуп у госпожи, не говоря уж о скромном библиотекаре.
Они начали вдвоём обсуждать и строить планы, как сделать Тори владелицей заведения. Но, несмотря на успехи в учёбе, до уровня Иннуар той было ещё далеко. А терпеть оба уже больше не могли.
Но в один прекрасный день, точнее, вечер, Леон пришёл крайне возбуждённым. Он едва дождался уединения, и тут же рассказал, что получил от неизвестного крупный заказ на исследование старинных ритуалов империи Индоррат. Денег, полученных в уплату, хватило бы аж на половину выкупа, а там, глядишь, ещё что подвернётся. Заказчика особенно интересовало всё, что связано с древними монетами. Леон даже притащил рисунок образца, в котором Тори мгновенно опознала имперский золотой, один из тех, что она видела в тайнике своей госпожи. Сначала юноша не поверил, полагая, что она спутала старые и новые монеты. В королевстве частенько попадались похожие кругляшки с пятилучевыми звёздами, но с шестью не было не одной, все тотчас же выкупались империей.
Тори возмутилась — она же не дурочка, не способная отличить одну монету от другой! И втихаря прокралась в кабинет госпожи, чтобы позаимствовать на время одну монету из тайника. Леон пришёл в крайнее возбуждение. Он вертел монету в руках, тёр её, подкидывал, прикладывал к щекам и ко лбу. Даже едва не попробовал на зуб, но девушка, испуганная тем, что на поверхности останутся следы, его вовремя остановила. Отнесла монету на место и попросила никому об этом не говорить. Леон согласился. А потом все четыре монеты пропали. Ключ она и впрямь в руки возлюбленного не давала, и даже не показывала, но за неделю до того, как случилась кража, при их очередной встрече юноша вёл себя странно. Нервничал, потирал руки, предложил выпить вина, хотя до этого Тори всегда самой приходилось его уговаривать расслабиться. Она тогда проснулась с головной болью, а завязки на мешочке с ключом, который она не снимала, оказались затянуты немного