В-шестых, существует ночной патрульный катер, присматривающий за общим порядком, и в особенности за всяким судном, проявляющим признаки подозрительной деятельности, или имеющим интенсивное лодочное сообщение с берегом или с находящимися в бухте малыми судами.
– Довольно интересная в интеллектуальном плане задача, – отметил я. – Но не думаю, чтобы решение ее могло оказаться слишком сложным… Можно сделать учетчику презент в размере сотни фунтов стерлингов, если партия велика, а можно и просто не регистрировать контрабандный товар.
Но старый мистер Джеллойни только покачал головой.
– Ничего не получится, капитан! – проговорил он. – Никто не станет рисковать своим местом ради такого дела. Так или иначе оказываешься в зависимости от другого человека, которому может прийти в голову желание поговорить.
– Я представляю себе работу мастера иначе, – возразил я. – Если бы я взялся за такое дело, мистер Джеллойни, то постарался бы выполнить его в какой-нибудь исключительной и хитроумной манере. Например, печати на люках легко обойти, проделав отверстие в трюм в стене лазарета под кают-компанией. Товар нетрудно вынести через него, даже не прикасаясь к печатям на люках. Так можно преодолеть одну из перечисленных вами крупных трудностей.
– Но что будем делать с отсутствием этих ящиков при сравнении регистрационной книги и судового манифеста? – спросил он.
– Бесспорно сложный момент, – признал я, – однако его можно просто проигнорировать; к тому моменту, когда отсутствие ящиков будет обнаружено, сами они окажутся уже далеко на берегу. Далее, я, опять же, не стал бы рисковать и предпринимать подобную операцию в порту, где нетрудно наткнуться на патрульный катер, и для этого корабль нетрудно передвинуть ближе к северному побережью. Там много уединенных и тихих пляжей, и легко сгонять ночью туда и обратно на шлюпке, убедившись предварительно в том, что патрульный катер находится на другой стороне залива.
Тут мистер Джеллойни ухмыльнулся с доброй стариковской ехидцей.
– Ваша идея может сработать, – согласился он. – Предложенный вами план прост и ясен. Возможно и хорошо, что вы не являетесь контрабандистом, капитан!
Не являюсь? Боже мой!.. Мне хотелось кричать: «Да, мне надо доставить на берег винтовок на две тысячи фунтов!» Однако, как вы понимаете, я постарался промолчать.
– Как вы только что заметили, мистер Джеллойни, – проговорил я, возвращаясь к теме разговора, – дело это весьма рискованное. A капитан на море подобен закону: он должен быть вне подозрений.
– Именно! Именно так, капитан. Вы совершенно правы, – со всей любезностью произнес он, и я не стал развивать тему дальше.
17 мая
С момента прибытия сюда мы стояли на одном якоре, однако сегодня ночью задул сильный юго-восточный бриз, который протащил нас почти на милю. Я не стал останавливать судно: пусть дрейфует, места много; кроме того, направление перемещения вполне устраивало меня. Наконец, я спустил второй якорь, и это заставило корабль остановиться.
– А вас, кэптен, ночью утащило в сторону, – проговорил старый мистер Джеллойни, появившись утром на палубе. – Из этого вот угла сегодня крепко задувало. Я даже не думал, что сегодня море окажется настолько спокойным, что можно будет работать с лихтерами, и потому пообещал себе день отдыха. Но нет покоя нечестивцам[31].
– Да, – согласился я, – приятный был ветерок. Я собираюсь перейти на северную сторону залива. Там чуть дальше, но дно крепче держит.
Когда явился буксир со второй цепочкой лихтеров, я договорился с его капитаном, чтобы он зашел вперед нас, пока мы поднимаем якорь, а затем отбуксировал корабль ближе к северному берегу, где, как я говорил мистеру Джеллойни, лучше зацепка за грунт…
Впрочем, сам-то я прекрасно знал, что нас оттащило просто потому, что мы плохо поставили якорь, однако не стал распространяться по этому поводу. Все-таки я уже пару недель ждал, когда задует этот ветер, учитывая, что как раз в таком случае якорь может подвести нас.
Таким вот образом я сумел подвести свой корабль ближе к северному берегу, не вызвав при этом никаких нежелательных подозрений.
Тот же день, ночью
То, что говорил мне о патрульном катере старый мистер Джеллойни, клерк-ревизор, оказалось совершенно верным. Сегодня ночью, в темноте, катер какое-то время провел возле моего корабля, примерно в четырех-пяти сотнях ярдах от нас; я заметил его через свой ночной бинокль. Очевидно дежурный офицер хотел убедиться в том, что за перемещением моего корабля в данное место не кроется никакого умысла. Естественно я просто наблюдал за ним, и, ничего не сказав, ухмыльнулся под нос.
22 мая
Сегодняшняя ночь – та самая ночь. Я предоставил патрульным время привыкнуть к тому, что мой корабль находится здесь.
Они продержали свой катер рядом с нами большую часть ночи 17-го числа и потом 18-го, однако я понимал, что занятие это утомляет их! Но я-то по-прежнему тихо развлекался и отдыхал, наблюдая за ними через ночной бинокль.
Должно быть, они самым глупым образом не понимали, что прекрасно видны мне на воде!
Однако все три последние ночи они как бы укреплялись в той мысли, что нет особой необходимости наблюдать за моим кораблем всю ночь. И поэтому сегодня ночью находящаяся на берегу фирма собралась забрать свой товар, а я намеревался извлечь свою выгоду из торговли винтовками. И если все сойдет благополучно, я упрячу за пазуху тысячу фунтов добрых денег, полученных из источника, не менее приемлемого, чем любой другой для человека с моим тонким вкусом. А я недавно как раз перенапряг собственные финансы приобретением итальянской картины, мимо которой не сумел пройти.
Утром я сошел на берег и вступил в окончательное соприкосновение с заказчиками. Я предпринял все и всяческие предосторожности, чтобы обеспечить ту самую степень секретности, которая необходима моему сердцу, и теперь уверен в том, что никакая опасная для меня информация не способна попасть в ненужное место.
Мы договорились о том, что, решив производить выгрузку, я спущу флаг пароходства, задержу внизу и подниму снова, словно бы фалы были испачканы и нуждались в чистке. Потом флаг будет спущен обычным образом.
Знак этот должен указывать, что я приведу на берег шлюпку с некими ящиками после одиннадцати часов вечера, ибо точное время установить невозможно, поскольку патрульный катер может в любое время выйти на нашу сторону залива.
Прежде чем я покину корабль, мне нужно будет дать условный сигнал фонарем: две длинных вспышки и две коротких.
В качестве дополнительной гарантии успеха моего небольшого предприятия выступала лодка, которую я велел покрасить в мертвенно серый цвет, что должно было сделать ее почти невидимой ночью, а также обшить кожей весла, чтобы не скрипели в уключинах. Свидание было назначено на небольшом клочке пляжа напротив корабля.
23 мая
Начиная с заката и до одиннадцати вечера я следил за патрульным катером. Он подошел к нам со стороны залива примерно в 22:45, однако задержался лишь на несколько минут, и как только удалился на достаточное расстояние к южному берегу, я приказал поднять шлюпку, лежавшую за кормой и погрузить в нее четыре больших ящика, разумно укрытые от посторонних взглядов в лазарете.
Ночь выдалась темная и очень тихая, и уже перед тем, как мне следовало дать сигналы фонарем, я как будто бы услышал доносящийся издалека негромкий и глухой стук мотора бензинового катера.
Я велел своим людям подняться на палубу и покурить с полчаса, а потом поднялся на мостик с ночным биноклем, направил его на юго-восток, однако, насколько я мог видеть, поверхность воды не возмущало своим движением ни одно судно.
Я прождал полный час, вслушиваясь и наблюдая за морем, однако оснований для беспокойства не было, и я, наконец, велел своим людям снова спускаться в шлюпку.
Дав фонарем оговоренный сигнал, я спустился в лодку, и мы отчалили от борта корабля, держа курс на разрыв между утесами, обозначавший пляж.
– Аккуратно, парни, аккуратно! Не спешить! – приказал я своим матросам.
Все то время, пока мы бесшумно шли к берегу, я внимательно озирался и вслушивался, но так и не смог увидеть ничего такого, что могло бы встревожить меня; и тем не менее ощущал непонятное волнение, как нетрудно предположить, заставлявшее меня держаться несколько напряженно.
– Тихо. Суши весла! – скомандовал я, как только мы оказались в тени скал. – Свенсон, встань на носу с багром, и приготовься. – Хотя говорил я негромко, отзвуки моего голоса, отразившись от невысоких камней, породили негромкое эхо.
– Непонятный звук, сэр, – проговорил третий помощник, сидевший рядом со мной.
– Это всего только эхо, – сказал я ему, и тут лодка зашелестела днищем по мягкому песку, и матросы в одно мгновение попрыгали в воду, чтобы вытащить ее на берег.
– Выгружайте товар, парни, – сказал я, выпрыгивая следом.
Когда последний из четырех больших ящиков оказался на песке, третий помощник тронул меня за руку.
– Прислушайтесь-ка, сэр, – торопливо проговорил он. – Что это?.. И смотрите, сэр, там-то что такое, чуть дальше по берегу?
Я пригнулся и посмотрел, и, едва сделал это, из окутывавшей нас тьмы донесся резкий приказ:
– Руки вверх, не то будем стрелять!
– Ей-богу, «бляхи»! – воскликнул третий помощник, инстинктивно поворачиваясь к шлюпке.
– Прекрати это дело, мистер! – посоветовал я. – Или ты хочешь, чтобы всех нас нашпиговали свинцом? Полиция в этой стране сперва стреляет, а потом спрашивает, в чем дело. Так что руки вверх парни… все. Говорить с ними буду я.
Договорив эти слова, я услышал ровное «пои-пом-пом» бензинового движка и понял, что это патрульный катер мчится во весь опор по заливу, перекрывая нам путь к отступлению.
А затем повыше нас, уже на берегу, разом вспыхнули полицейские прожектора, и пока лучи света кружили вокруг и останавливались, упираясь в наши фигуры, я понял, какое нелепое зрелище мы представляем: группа мужчин, искренне обращающих свои руки к черному небу!