14 апреля
Все еще ищут.
15 апреля
Все еще ищут.
16 апреля
Мистер Блэк сегодня утром послал ко мне на борт посыльного из гостиницы, чтобы узнать, когда ему ожидать «ее» прибытия.
Я выругался; ибо, попади эта записка не в те руки, все было бы кончено. Я посоветовал клиенту даже не показываться рядом с кораблем и не пытаться каким-либо образом связаться со мной, обещав, что исполню свое обещание, как только позволит ситуация. А потом решил заставить его поволноваться, чтобы научить терпению.
– Вот что, – сказал я гостиничному посыльному, снимая с переборки картонку, на которой нарисовал копию «Моны» и передавая ее ему. – Отнеси этот рисунок на берег. Сходи в художественный салон, распорядись, чтобы вставили в дешевую раму, a потом передай в отель «Мэдисон Сквер» A. Блэку, эсквайру, проживающему в номере восемьдесят шесть, с уважением от капитана Голта. И пусть в салоне рисунок завернут хорошенько, как дорогую вещь. Вот тебе доллар за труды, сынок. Скажи им, что он оплатит расходы! А когда увидишь мистер Блэка, скажи, что она к нему приехала – обязательно произнеси это слово «она»! Вот так!
Когда он ушел, я уселся и закатился хохотом, попытавшись представить себе физиономию Блэка, когда он увидит, что это за «она». И понял, что могу забыть о нем до тех пор, пока не приготовлюсь к встрече.
16 апреля, ночь
Этим вечером я посетил мистера Блэка. Таможенники, как обычно, перехватили меня на пути и подвергли такому обыску, после которого мне не удалось бы пронести незамеченной даже почтовую марку. Однако не стоило бы им так утруждать себя – не стану же я вывозить «Мону Лизу» на берег в это средоточие шума и гама!
Когда я увидел мистера Блэка впервые после того, как он оставил корабль, он сразу рванулся ко мне.
– Где же она? – вопросил он с болезненным выражением на лице.
– Дорогой мой, – ответил я, – «Мону» под мышкой на берег не пронесешь. Быть может, вам нужна именно она, – и я указал на копию в дешевой раме, стоявшую наверху книжного шкафа.
– Прекратите шутить! – рявкнул он едва ли не грубо, но я только расхохотался. После чего достал носовой платок и бутылочку растворителя, снял картину со шкафа, положив на стол, смочил платок растворителем и осторожно, но решительно протер изображение.
Брови сошли моментально, как одно из двух других мест, в которых я положил краску особенно густо.
– Вот ваша «Мона», мистер Блэк, – проговорил я. – И, как мне кажется, вы должны мне двадцать пять тысяч долларов.
Он посмотрел, а потом завопил; да, воистину завопил. Сперва от восторга, а потом перешел к вопросам. Выдержав первый, я ответил на второй.
– Вы видели, как я рисовал картину, так ведь? – спросил я.
– Конечно! – ответил он.
– Ну, это было в Англии, где я рисовал себе памятку, – пояснил я. – После этого я взял «Мону», отмочил ее от фанерки, к которой вы ее приклеили, и перенес на картон. Потом пририсовал ей брови нейтральной краской, которой коснулся картины еще в паре мест, так что вы с мисс Ланни провели большую часть нашего путешествия, критикуя бессмертного Леонардо. Мисс Ланни ругала его еще крепче меня. Она сказала, если я не ошибаюсь, что моя картина подобна пивной бутылке рядом с изысканной венецианской вазой! Кажется, я ответил ей, что, на мой взгляд, он не слишком большой художник, вы же молчали, однако по лицу было видно, что вы согласны с леди. Словом, старина да Винчи наслушался в тот день неприятных для него слов. И все это время его шедевр, украшенный парой бровей и поправленный в паре других мест, взирал на нас с переборки. Я даже предложил таможеннику купить этот портрет за пятьдесят долларов, однако перспектива его не заинтересовала. Да, мистер Блэк, в этом рейсе я порадовал себя самого. Что значит стиль в собственном деле! Спасибо; да, мы договаривались на двадцати пяти тысячах. И, как мне кажется, нам следует отпраздновать это событие… под каким именем, кстати?
Сделка с врагом
Танкерный пароход «Ганимед», 5 ноября
Сегодня неприятности сами находили меня. Утром в ресторане я встретил человека, который знал слишком много.
Таков уж прискорбный результат чересчур тесного общения с таможенниками! Вечно невесть откуда вылазит человечишко, знающий предостаточно для того, чтобы ты перестал чувствовать себя спокойно. Можете не сомневаться, обычно таких мало, однако, должен признаться в том, что этому попрошайке известны кое-какие нюансы, за которые таможня Соединенного Королевства охотно заплатит, и он вполне недвусмысленно заявил, что держит доказательства в надежном месте и охотно извлечет их на свет божий в удобный для себя момент.
– Хорошо, мистер, – сказал я, – чего ты от меня хочешь? Ждешь, чтобы я заткнул тебе рот деньгами, предоставил тебе место стюарда на своем корабле, или чего-то еще?
– Мне не нужно от тебя, кэптен, ни того, ни другого, – ответил он. – Не стану отбирать у тебя деньги, но и не рискну выйти в море на твоем корабле.
– Хорошо, – проговорил я. – Выкладывай, что тебе нужно!
– Кэптен, – продолжил он, – я не ошибусь, если предположу, что ты не относишь себя к числу искренних патриотов?
– Не отношу, – согласился я. – У меня нет времени пускать фейерверки. Мне нужно заработать на существование, a это дело нелегкое!
– Завтра вечером ты отплываешь в своей нефтеналивной посудине в Голландию, – ответил он, сразу перейдя к делу. – Как насчет того, чтобы по пути заработать еще тысячу фунтов, а заодно получить эти письма, чтобы мне более нечем было беспокоить тебя, кэптен?
Я пристально посмотрел на него.
– А если я не соглашусь? Что тогда?
– В таком случае, кэптен, можешь не сомневаться в том, что сегодня же с вечерней почтой эти письма отправятся в таможню Соединенного Королевства. Ну а ты заодно лишишься тысчонки желтых цыпляток, a нашу… то есть мою маленькую работенку выполнит кто-то другой, пока ты будешь пачкать благородные пальчики на своей старой калоше. Нравится ли тебе такой вариант, кэптен?
– Не нравится, – ответил я, – только учти, ты не найдешь во мне простака, готового взяться за любую работу. Тем не менее, давай выслушаем твое предложение. Тысяча фунтов в наши дни – неплохой заработок.
– Садись-ка поближе, – распорядился он, после чего я пододвинул стул ближе к столу и чуть наклонился вперед, чтобы ему не пришлось кричать о своем деле на всю харчевню.
– Итак, завтра вечером ты выводишь в море своего дряхлого «Ганимеда», – уже второй раз поведал он мне. – Словом, кэптен, если тебе нужны эти письма и тысяча фунтов, хочу, чтобы ты устроил свои дела так, чтобы оказаться возле маяка на острове Тессел[43] с полуночи до четырех утра в ночь на восьмое число. Конечно, тебе придется оставаться за пределами трехмильной зоны, a также договориться со своим старшим инженером о том, чтобы вы шлепали туда как можно медленнее, чтобы не оказаться там раньше времени.
– Жарь дальше, – посоветовал я. – Как говорится, разворачивай парус. Можно сказать, что ты еще не начинал!
– Именно так, кэптен, – ответил он с улыбкой. – И когда ты будешь болтаться возле Тессела, я хочу, чтобы по каждому твоему борту светились три иллюминатора, и чтобы средний из них был прикрыт листом синего целлулоида, которым я тебя снабжу.
Возможно, что в течение тех четырех часов, которые ты, по моему разумению, должен будешь провести возле острова, тебя посетят три-четыре небольших суденышка, которым нужно будет купить бензин и смазочное масло. Ну и если таковые найдутся, тогда… тогда мне хотелось бы, чтобы ты продал им этот самый бензин и масло в том количестве, какое им потребуется…
– То есть продал германским субмаринам! – перебил его я.
– Не могу поручиться в этом, однако, как знать, – ответил он ухмыляясь. – Впрочем, своего счастья заранее не узнаешь. И во всяком случае, просто к сведенью: их там по меньшей мере четыре, и они ждут вас. Словом, если ты попытаешься обойти их, капитан, готов утверждать, что тебе придется взлететь на небо вместе со всем своим бензином. В жарком таком облаке!
– Оставь угрозы! – посоветовал я ему. – Меня ими не проймешь. Как насчет писем и денег? Я получу их сейчас или потом?
Он прикоснулся пальцем к переносице.
– Кэптен, – сказал он, – ты получишь деньги и письма от тех, кому будешь продавать бензин и масло. Но чтобы доказать, что я говорю дело, я выплачу тебе здесь и сейчас двести пятьдесят фунтов при условии, что ты вовремя окажешься на месте, и по каждому борту твоего корабля, как я уже сказал, будут светиться три иллюминатора.
Я пожал плечами:
– Предложение достаточно двусмысленное на мой взгляд. Откуда мне знать, что они не зажмут остальные деньги и все письма?
– Кэптен, – начал он, – даю тебе честное слово…
– Нет уж! – возразил я. – У нас деловой разговор!
На мгновение мой собеседник скривился, однако потом ухмыльнулся.
– Ладно, я гарантирую тебе честный расчет, кэптен, – проговорил он. – Пусть слово мое несколько поизносилось, но ты вправе или положиться на него, или уйти. Этим делом занимаюсь я лично, однако кое-какие надежные люди гарантировали мне, что тебе не будет обмана, если ты поступишь так, как я тебе сказал. Так что будь на месте от полуночи до четырех утра восьмого числа и не забудь про иллюминаторы. И потом, кэптен, помни о том, что, если ты не согласишься на наши условия, то на ту сторону моря в целости и сохранности тебе не попасть. И я – надеюсь, ты понимаешь – знаю, что говорю. Они будут ждать тебя, так что не дури, ступай за своей тысячей и письмами… в конце концов, можешь назвать нашу сделку искуплением за собственные грехи. И ни одна вонючая крыса тебя ни в чем не заподозрит, если ты будешь умным парнем, каким все тебя и считают.
– А прибавь-ка еще к двумстам пятидесяти! – проговорил я наконец. – Все-таки это не убийство.
– Какие могут быть речи об убийстве, кэптен, – проговорил он. – Небольшое дельце, совершенное по дороге на тот берег, и если ты поделишься сотней со своим инженером, он никогда и не подумает разевать свою пасть, a ты положишь на свой банковский счет девять сотенных. Вот деньги, кэптен!