– Ну конечно, – выдохнул Орек как будто с облегчением. – Кто как не Мастер сможет провести досмотр памяти без боли.
Волшебница за столом – худая беловолосая девушка с россыпью родинок, складывавших сложную фигуру на её строгом лице, и странными завораживавшими глазами цвета аметиста – отстранённо взирала на новоприбывших.
– Садись, Орек. Это будет не быстро, – велел Иллюзионист. – А вы не жмитесь у стены, Кармайкл-лэн. Прилягте.
– Благодарю за беспокойство, но я и постоять могу, – пробормотала Таша, которую слова про боль не слишком воодушевили. Впрочем, к кушетке всё же прошествовала.
Кое-как устроив голову на подушке, она следила, как Иллюзионист поправляет её волосы, разметавшиеся по кожаной обивке: так бережно, точно к нему пожаловала дорогая и долгожданная гостья.
– Удобно?
Таша нервно кивнула, пытаясь не выпускать из виду Советника, следившего за подготовкой к допросу с какой-то пакостной улыбкой. Мысли и чувства безостановочно перескакивали с одного на другое, не в силах определиться, чему удивляться и чего бояться больше.
Он или нет?..
В следующий миг что-то змеёй скользнуло по талии, запястьям, лодыжкам – и Таша поняла, что её приковывают к кушетке кожаные ремни.
– Это ещё зачем? – воскликнул Орек.
– Так положено, – бросила Странница; в голосе её шелестел прохладный горный ветер. – Не дёргайтесь, Кармайкл-лэн. Чем больше будете дёргаться, тем туже затянутся ремни.
Ещё разок рванув руки в тщетной попытке освободиться, но лишь убедившись в правдивости этих слов, Таша затихла.
– Не беспокойтесь. Просто неприятная формальность, – доверительно шепнул Иллюзионист. Прямо из воздуха достал тетрадь и зачарованное перо. – Закройте глаза. Мы будем осторожны. Вы ничего не почувствуете.
Лицо Странницы вдруг нависло прямо над её собственным – и, отчаянно зажмурившись, Таша не то услышала, не то почувствовала взмах невидимой руки над её лбом.
Кто-то тихо и спокойно велел:
– Спи.
– Попала!
– А вот и нет, а вот и нет!
– А язык-то у кое-кого фиолетовый, – комментирует Джеми, пролетая над вишнёвыми кронами.
– Лив, ты всё-таки своровала начинку для пирожков? – возмущается Таша, пока сестра подбирает лоскутный мяч.
– Подумаешь! Там ещё во-от столько было!
– Невыносимая девчонка! Черники в этом году не так много запасли! Нельзя было дотерпеть, пока пирожки сделают?!
– Мне хотелось прямо сейчас!
– Бойся своих желаний, – философски возражает Джеми. Умудрённый жизнью голос мало вяжется с тем, что мальчишка лихорадочно размахивает руками, пытаясь удержать равновесие и поровнее усесться в воздухе. – Дамнары, заклятие невесомости – такая муторная штука, оказывается…
– Курицы лучше тебя летают, – фыркает Лив. – И вообще… ааа!
– Попалась, которая объедалась! – Подкравшись к сестре со спины, Таша валит Лив в кучу листьев; мяч, выпавший у девочки из рук, катится по траве. – Будешь ещё старших не слушаться?
– Прекрати… ай-ай-ай… меня… щекотать!
До сей поры сёстры бегали по саду и играли в вышибалы, а Джеми практиковался в искусстве колдовского полёта. Солнце сонно скатывается за горизонт; вишни шушукаются о чём-то с вечерним ветром. Опавшая листва, которую Джеми сгребал в кучи пару часов назад, окутывает основания стволов пёстрыми шалями – наступивший листопадник[3]облил деревья медью и позолотой. Вишен, листья которых осенью желтели, Таша никогда раньше не видела, но каких только сортов не было в саду господ Лормари.
…в прежнем Ташином доме тоже был сад. Яблоневый. Она привыкла засыпать под лиственный шелест, и ей не пришлось отвыкать от своей колыбельной.
Переход в новый дом прошёл так безболезненно, как это только возможно, учитывая обстоятельства.
– Капитулируете, Ваше Вреднючество?
– Да, да, только переста-ань!
Отфыркавшись от волос, лезущих в лицо, Таша раскидывает руки и падает наземь – в большую кучу листьев по соседству с сестрой. Смотрит прямо перед собой, туда, где расцветает закатными красками бездна осеннего неба.
– Мне хотелось бы уметь летать, – вдруг говорит Лив.
Таша поворачивает голову.
Заметив движение, сестра торопливо отводит взгляд от Джеми и широко открытыми глазами уставляется на облака.
– Как-нибудь обеспечу тебе полёт, – тихо-тихо, чтобы не спугнуть наконец обретённое равновесие, бормочет мальчишка, паря над травой в паре манов от них. – Как только буду уверен в своих силах.
– Правда?
– Я когда-нибудь тебе врал?
Глядя на сияющую Лив, Таша треплет сестру по темноволосой макушке. Та из вредности дёргается, но, подумав, всё же подкатывается ближе.
– Это так сложно? – спрашивает Таша, обнимая девочку за плечи. – Летать?
– А ты… ай, ну вот опять!.. А ты как думаешь, если у меня не получается?
– Думаю, что колдун из тебя липовый, – говорит Таша добродушно.
– Я тоже тебя люблю, – бурчит Джеми и, потеряв всякую надежду усидеть в воздухе, пускается в неторопливый полёт по саду.
– Ну вот от чего зависит успех парения?
– Концентрация, магическая сила, уверенность… ловкость. Координация. У Алексаса наверняка вышло бы лучше. – Пролетая мимо, Джеми подхватывает с земли мяч, валяющийся под вишней чуть поодаль. – Летать проще, как ни странно, зато просто сесть или замереть… В целом это как плавать, только в воде не нужно постоянно думать: «Всё хорошо, я умею летать, для меня это вполне естественно, я совсем не должен упааамм…»
– Лучше не думай, – вздыхает Таша, наблюдая, как её рыцарь пропахивает носом траву.
– А некоторым приходится думать: «Всё хорошо, я умею плавать, я совсем не должен утонуть», – вставляет Лив.
– Тебе, к примеру?
Сестра только хихикает.
Отплевавшись от листьев, Джеми вскидывает голову – и смущённо вскакивает:
– Добрый вечер, святой отец! А я тут… У меня получалось летать, просто сейчас…
– Я видел, – успокаивает его Арон, размеренно вышагивая по тропинке среди вишен. – И ещё более уверился в мысли, что передо мной будущий магистр. То, что не всё получается сразу, совершенно естественно: и великие ошибались в начале своего пути. Уверен, через год-другой ты дашь фору всем своим сверстникам в Школах.
– Правда? – уточняет Джеми ликующе.
…когда Таша впервые увидела дэя не в фортэнье, а в простых штанах и рубашке, она долго думала, как к этому относиться. На уже сложившийся в сознании образ Арона вдруг наложился абсолютно другой. Смешно, но до той поры Таша не задумывалась, что дэй не родился в фортэнье, и помимо Арона, к которому уже успела привыкнуть – могущественного, надёжного, героического, – есть Арон другой: человеческий, обычный, по-домашнему уютный.
Впрочем, поскольку надёжности и могущества в Ароне-домашнем не убывало, Таша довольно быстро совместила двух Аронов в одного, и сейчас вид их почти-святого отца в мирской одежде её нисколько не удивляет.
– Вечерний чай, – объявляет Арон.
– И кое-кому ещё уроки делать, – добавляет Таша, поднимаясь с земли и помогая встать Лив. – Иди, стрекоза. Я игрушки соберу – и за вами.
Та не возражает: охотно ухватывается за протянутую руку Джеми и бок о бок с ним устремляется к башне звездочёта, белеющей над вишнёвыми кронами.
– Не хочешь пройтись до озера? – спрашивает Арон.
– Хочу, – умилённо наблюдая за удаляющейся парочкой, отвечает Таша, не задумываясь. – Но с госпожой Лиден сам потом будешь объясняться.
– Она поймёт. Хочу послушать, как прошёл твой день.
Пока они идут до озера, Таша рассказывает, что было сегодня в школе. А ещё думает, что когда-то душу продала бы за отца, которому интересно, как прошёл её день, и за мирные вечерние прогулки с ним.
Теперь они есть, и душу ей продавать не пришлось – но какую цену она уплатила взамен…
– Давно ты заметила, что Лив неравнодушна к Джеми? – произносит вдруг Арон, когда они спускаются к воде по узкой тропке, вьющейся по холму, и садятся на прибрежную гальку. Впереди – озеро Лариэт: зеркало перламутровых вод в ложбине предгорных холмов, оправленное в пёстрые луга и лес, пылающий осенними красками. Если повернуть голову, можно разглядеть заснеженные пики далёких горных вершин, отгородившихся от королевства горами пониже.
– Не говори так. – Таша, не глядя, зачерпывает рукой горсть светлых камешков. – Это же… детское.
– Потому я и сказал «неравнодушна», а не «влюблена».
Выбрав самый симпатичный камушек, Таша без замаха кидает его в воду.
– Не так давно. Она же с ним всегда вредничала даже больше, чем с остальными. А потом я обратила внимание, как она на него смотрит… когда никто не видит, конечно.
– И как ты к этому относишься?
Следующий камень пару раз лягушкой скачет по зеркальной глади, прежде чем скрыться под водой.
– Я не могу относиться к этому серьёзно. Полагаю, ты тоже.
– Сказать честно?
– Нет, соврать.
– Я огорчён тем, что на её месте не ты.
Очередной камень, вылетев из дрогнувшей руки, укоризненно булькает у самых Ташиных ног.
– Ты это серьёзно… честно?
– Серьёзнее и честнее некуда. – Арон отстранённо смотрит вдаль. – Многие в твоём возрасте уже замужем.
Она вдруг ощущает странную, неясную, болезненную обиду: сама не понимая почему, но отчего-то не желая слышать подобного из его уст.
– Так не терпится сбыть меня с рук?
– Нет. Просто я бы предпочёл видеть на этом месте Джеми, нежели кого-то другого.