– Колыбельную? Сказочку? – услужливо предложил Алексас, наблюдая, как девушка заползает под одеяло прямо в платье.
– Нет, спасибо. Укладывать меня спать – прерогатива Арона-а… ах. Тебе такая роль не идёт.
– Удивишься, но я рад это слышать. – Алексас с улыбкой следил, как Таша зевает, прикрыв рот ладонью. – Свет пока выключать не буду, не беспокойся.
– А ты почему не ложишься?
– Нужно допить вино.
Не в силах больше думать о чём-либо, Таша позволила векам сомкнуться, и комнату затопила тьма.
До неё донеслось тихое, на грани слышимого шуршание глины о дерево, когда Алексас поднял со стола свою кружку.
– Что мы будем делать завтра? – сонно пробормотала Таша. – Ждать, пока Герланд с нами свяжется?
– Да. Просто ждать.
– И надо следить за Гастом…
– Проследим.
– И ещё эта статья… меня ведь теперь…
Мысль потерялась в забытьи, на миг утащившем её туда, где не было ни Гаста, ни эйрдалей, ни других забот. Осознав это, Таша рывком открыла глаза. Алексас был рядом, глядя на неё сверху вниз: мальчик, шутки ради разыгрывавший её рыцаря. Или нет?.. Ах да, это же ложная память, фокусы Арона – о том, что рыцарство лишь игра…
– Спи, – без улыбки сказал Алексас. – Завтра всё решим. Обещаю.
Сон окутывал её мягким ленивым облаком.
– Спасибо, что ты со мной, – прошептала Таша заплетающимся от усталости языком.
Она не знала, действительно ли она видела, как Алексас в ответ улыбается лёгкой и нежной улыбкой и кончиками пальцев касается её щеки, а потом медленно и бережно проводит по коже тыльной стороной ладони: от скулы до подбородка, скупой, сдержанной лаской. Потом поднимает своё вино на уровень глаз – за секунду до того, как в комнате гаснет свет, и во мраке, которого спросонья она ни капельки не боится, слышится шёпот: «За тебя, моя королева».
Быть может, это уже приснилось ей. И если так, то было далеко не худшее из того, что могло ей присниться.
Глава пятая. Нежданные вести, незваные гости
Госпожа Лиден дремала в кресле, когда в дверь башни звездочёта постучали.
Старушка открыла раскрасневшиеся глаза: она отключилась всего с час назад, хотя ей казалось, что этой ночью она не сможет заснуть. За окном было ещё темно.
– Это я, – послышался с улицы тоненький голосок.
Вскочив с прытью, совершенно неожиданной для женщины её возраста, госпожа Лиден опрометью метнулась к двери.
– Лив Кармайкл, ну я тебе задам, юная лэн! – рявкнула она, отпирая запор. – Удумала мне тут из дома сбегать! Таша бы тебя за такое…
Морщинистая рука, протянувшаяся схватить Лив за шиворот, замерла в воздухе.
Госпожа Лиден была женщиной, немало пожившей на свете. Впрочем, она и в молодости была женщиной неглупой и чуткой. А потому взгляд тёмных глаз девочки, в котором абсолютно отсутствовали страх или чувство вины, не мог её не насторожить.
Нет, страха во взгляде Лив не было ни капли. Одно лишь внимание – так коллекционер смотрит на редкую бабочку, прежде чем пронзить её булавкой.
– Лив? – вымолвила летописица голосом, самовольно сбившимся в шёпот.
– Вы же сами знаете ответ, госпожа Лиден. – Тот, кто стоял у порога в теле ребёнка, посмотрел на что-то за её спиной, и детские губы скривила чужеродная, пугающая улыбка. – А, вот и ты. Конечно, сегодня ты задержался дома.
Отстранив госпожу Лиден, Арон встал напротив незваного гостя:
– Что тебе нужно, Лиар?
Палач, не сводя с его лица взгляда, пугавшего до дрожи абсолютно недетским выражением в детских глазах, склонил голову Лив набок.
– Может, предложишь брату войти? Это тельце подвержено болезням, как и всякое смертное тело, а малютка Лив не заслужила слечь с лихорадкой.
Зрящий молча отступил в сторону, одной рукой удерживая дёрнувшуюся госпожу Лиден: та явно не собиралась просто стоять и смотреть, как в её дом входит зло в человеческом облике. Особенно в таком облике.
– Уютно у вас тут, – одобрительно заметил тёмный амадэй, устраиваясь на ближайшем стуле. Снег, отвалившийся с подошв детских сапожек, оставил на ковре цепочку тающих мёрзлых следов. – Неплохое место, чтобы вить семейное гнёздышко.
Саркастичный голос никак не вязался с телом, не достававшим до пола худенькими ножками.
– Я спросил, что тебе нужно, – повторил Арон ровно.
– Поговорить, представь себе. Я же мог соскучиться по любимому брату?
– Как ты захватил это тело?
– Милый ребёнок захотел лично заглянуть в зеркало в конторе колдуньи, дабы увидеть, как его живая и здоровая сестра идёт по Броселиану. Собственно, тут и появился я. – Амадэй скрестил детские руки на груди. – Она сопротивлялась, конечно, но даже не понимала чему. Моя благодарность, брат: облегчил мне работу… обмануть её было очень легко. Не волнуйся, долго не задержусь. Даже мне не под силу вламываться в чужое тело дольше, чем на несколько часов. – Он оглядел маленькую кухню. – А ты становишься умнее. Эти убранные зеркала… Правда, ты забыл главное: если я чего-то не добился, значит, я этого не хотел.
– Ты не можешь…
– Всё ещё думаешь, что я чего-то не могу? Опять падаешь в моих глазах… Только вскарабкался повыше – и снова в пропасть.
– Что. Тебе. Нужно? Ты так и не ответил на этот простой вопрос.
– Просто ты не хочешь принимать мой ответ. Поговорить с тобой, только и всего. А заодно сделать доброе дело и привести блудную дочь домой. Думаешь, Лив так просто поехала бы обратно в Фар-Лойл?
– Поговорить о чём?
– Кажется, у нас давно не было общих тем для разговора. А с минувшего лета появилась одна… она одна и есть, собственно. – В голосе амадэя прозвучала почти ностальгия. – Так что выбор небольшой.
– Что ты сделал с Ташей?
– Удивишься, но ничего. Пока больше наблюдаю, чем действую. Мне и делать особо ничего не нужно: каждый шаг, что она делает, вписывается в мои планы. Жаль, тебя нет рядом, дабы помочь ей добрым словом и мудрым советом.
– В позицию простого наблюдателя не вписывается эпидемия в Фар-Лойле.
– Очень даже вписывается. В отличие от твоего присутствия в Броселиане.
– А как насчёт покушения? Оно зачем тебе понадобилось? Решил развязать себе руки?
Лиар склонил голову – уже без улыбки, и в ответе его прорезалась неподдельная печаль:
– Если ты не забыл, я не единственный злой гений в нашем королевстве.
В глазах Арона отразилось удивление. Следом – сумрачное понимание.
– Зачем ты пришёл? – Когда Зрящий заговорил вновь, голос его звучал резче.
– Таша пока в Броселиане, но ненадолго. Завтра, в крайнем случае, послезавтра она отправится дальше. Куда, тебе знать не дано. Что касается Фар-Лойла, жители деревни окажутся вне опасности через три дня. До этого времени тебе придётся ещё не раз делить свои живительные силы с умирающими. Весь вопрос в том, что ты выберешь… догнать Ташу, пока это возможно, или остаться здесь и спасти десяток-другой невинных жизней. – Из тона Палача исчезла всякая издевка – он стал любезным, почти сочувствующим. – Непросто, должен признать. Могу облегчить выбор лишь одним: я не допущу, чтобы с Ташей что-то случилось. Ты и сам это знаешь, впрочем.
Арон смотрел на брата, сжимая сухими пальцами плечо госпожи Лиден. Сжимая так, словно оно могло послужить ему опорой в мире, стремительно катящемся в Бездну.
– Вердикт, – мягко напомнил Лиар. – Я и так его узнаю, но хотелось бы услышать от тебя.
– Я не играю по твоим правилам.
– Играешь. Даже если сам не понимаешь этого.
– Уходи.
– Как пожелаешь. – Тёмные глаза не-Лив остались невозмутимыми. – Теперь у меня есть открытая дверь в этот дом. Однажды заняв чьё-то тело, в другой раз я обойдусь без разрешений и зеркал. Я вернусь позже, только и всего. И советую держать девочку поближе к себе: мало ли когда я захочу тебя навестить.
Закрыв глаза, Лив обмякла в кресле.
Вырвавшись из ослабевшей хватки Зрящего, госпожа Лиден кинулась к ней.
– Лив! – Она похлопала девочку по щекам, судорожно и осторожно, точно отряхивая хрустальную вазу. – Лив, милая, очнись!
– Она не очнётся, – сказал Арон обесцвеченным голосом, прежде чем направиться к лестнице. – Не сейчас.
– Куда ты?! Если ты решил…
– Иду одеваться. Обходить деревню, как обычно. Люди ждут.
Слова упали через плечо: тихие, глухие, равнодушные. Будто мелкие камешки просыпались на пол.
Арон поднимался по ступенькам – и не обернулся, даже когда оторопелый взгляд госпожи Лиден полоснул его спину.
– Долг превыше всего, – едва слышно добавил он, прежде чем исчезнуть за поворотом винтовой лестницы. – И Лиар действительно не допустит, чтобы с Ташей что-то случилось.
Кончик смычка падает в миниатюрном пике, чтобы снова взмыть вверх – волшебной палочкой, плетущей колдовскую сеть звуков.
Таша любит смотреть, как Алексас занимается на корде, пусть даже во время занятий лицо его часто кривит яростная гримаса, с губ срывается досадливое рычание, а смычок клинком разрубает воздух. Фальшивые ноты проскакивали в новых пьесах с частотой блох на бродячем псе. Особо трудные места отрабатывались десятками повторов, приедаясь назойливым мотивом. Но Таша всё равно время от времени приходит, чтобы тихо сесть и слушать в уголке.
Впрочем, она не решается надоедать своему рыцарю слишком часто. Зато часто просит в конце занятий спуститься к ней в комнату и сыграть им с Лив что-нибудь. И теперь она смотрит, как творят чудо руки, на эти моменты обратившиеся руками волшебника; как светится вдохновенной печалью его лицо, как дрожат ресницы на его полуприкрытых веках; слушает, как поёт корда, увлекая туда, где забыты слёзы и горести, где всегда солнечно, где нет смерти, где вечна любовь…
Последние трели тают под мальчишескими пальцами. Канифоль со смычка осыпается, точно пыльца с крыльев бабочки.
Опустив корду, Алексас открывает глаза, и Таша с Лив, не сговариваясь, аплодируют.