Только не пропустить арку…
Вначале Таша заметила обрыв тропы. Потом – знакомые берёзу и рябину, переплетшие ветви. Направив к ним свой полёт, ланден наконец позволила себе заложить петлю, чтобы посмотреть на преследователей. Совы были уже совсем близко, – и, устремляясь к арке, Таша физически ощущала, как расстояние между ними неумолимо сокращается. Семь манов, пять…
Два…
…за миг до того, как чужие когти смогли бы впиться ей в перья, Таша взмыла вверх в безумном вираже, почти задев крыльями древесную арку.
Совы – не знавшие, что ланден всё же устают не настолько быстро, – этого сделать не успели.
Развернувшись, Таша спикировала вниз. Приземлившись на снег, пушистым холодом обжегший ей грудку и лапки, посмотрела на эйрдалей: вернув себе человеческий облик, те растерянно оглядывались по ту сторону арки.
– Где она? – спросил тот, что помладше, кутаясь в плащ. И как они перекидываются в одежде? Всё же есть неоспоримые преимущества в магических превращениях…
– Лучше спроси, где мы, – в голосе старшего слышалась паника. – Что стряслось с этим дамнаровым лесом? Почему он чёрный?! Почему на снегу кровь?
– Не знаю. – Младший растерянно тронул рукой ствол ближайшей берёзы: белой, стройной, посеребренной льдом. Снег под их ногами был девственно чист. – Обугленный… Здесь что, пожар был?..
– Надо возвращаться!
– А если она где-то там?
– К Мирк девчонку, мне здесь не нравится!
Эйрдаль оглянулся.
Не оглядывайся, как бы страшно тебе ни было, – говорил ей Алексас.
– Погоди, – растерянно вымолвил младший, последовав его примеру, – там же только что нормальные берёзы были, а теперь тоже обгорелые стволы…
Старший не ответил. Он смотрел прямо на Ташу, заставив её подобраться, махнуть крыльями, готовясь взлететь… и снова замереть, когда эйрдаль рухнул на колени и зажал руками уши.
– Нет! – В мигом охрипшем голосе прорезалась паника. – Заткнитесь! Заткнитесь все!
– Что с тобой?! – Младший подался вперёд, но не решился подходить к напарнику вплотную, застыв в шаге от него.
– Убирайтесь! Вас нет!
– Кто?! Кого ты слышишь?
– Они! – Эйрдаль, задыхаясь, невидяще смотрел прямо перед собой. – Они все говорят, в один голос говорят… здесь, вот здесь, в голове…
Пальцы его скрючились. Скулы свело спазмом.
– Все, кого я… убил…
Эйрдаль рухнул наземь, корчась в агонии, и больше уже не говорил. Плакал, рычал, визжал, размахивая руками, точно отбиваясь от кого-то невидимого. Второй тоже не произнёс ни слова: развернулся и рванул к арке, пробежав мимо неё и Таши, мгновенно исчезнув во мраке. Оставшийся бился в судорогах, плевался, стонал… пока не затих – за миг до того, как откуда-то из Леса послышался дикий, быстро стихший вопль.
Таша посмотрела на мёртвого эйрдаля, лежащего у порога Зачарованного леса.
Взмахнув крыльями, взмыла в небо над Броселианом.
Когда ланден влетела в комнату, Алексас стоял у окна, сжимая пальцами подоконник.
– Кажется, я говорил тебе оставаться здесь, – сказал он, не оборачиваясь.
Стены озарило перламутровое сияние. Следом донёсся неясный шорох.
Выждав немного, Алексас всё-таки обернулся: Таша, так и не одевшись, сидела на кровати, закутавшись в одеяло и обняв руками колени. Подвеска на её шее мерцала янтарными отблесками – зачарованная лента не могла соскользнуть ни с девичьей шеи, ни с птичьей.
– Что случилось? – Алексас подошёл ближе. – Почему ты сломала защиту?
– Эйрдали приходили. – Таша смотрела мимо него; лицо её казалось белее и холоднее снега за окном. – Я решила выманить их из гостиницы. Чтобы никто не пострадал.
– Кроме тебя, конечно же. – Присев на край кровати, Алексас коснулся девичьих ладоней, стиснувших одеяло так, словно только оно мешало Таше провалиться в незримую пропасть. – Где они?
– Мертвы. Я заманила их в Лес. Они умерли на моих глазах. Один из них, по крайней мере, – голос её звучал глухо, будто сквозь ткань. – И знаешь, что самое забавное? Мне хотелось смотреть, как он умирает. Мне не было жаль их. Ни капли. – Глаза её казались выточенными из серого стекла, почти как у эйрдалей. – Я помнила, что Ложные земли беспощадны к нечисти. Нечисти вроде них, по крайней мере. Помнила, что случилось летом с теми эйрдалями, которых мы с Ароном встретили в Криволесье. Я заманила их в Лес, зная, что они умрут. Надеясь, что они умрут. И вот они мертвы, а я не чувствую ни сожаления, ни раскаяния, только довольство. Потому что я оказалась умнее. Потому что теперь у нас двумя врагами меньше. Потому что больше они никогда и никому не причинят вреда. – Она издала тихий, совершенно невесёлый смешок. – Я всю жизнь сомневалась в том, хороший ли я человек. Летом Арон заставил меня поверить в это. Он говорил, что я хороший человек, что я светлый человек, но разве хорошего светлого человека может радовать чужая боль? Даже боль таких выродков, как они?
Алексас провёл рукой по её волосам; в жесте читалось какое-то болезненное сочувствие.
– Только дети делят мир на хорошее и плохое. Но ты не ребёнок. Даже если Арон считает иначе. – Печаль смягчила выражение его лица, ещё недавно бывшее жёстким и острым, как стилас в его сапоге. – В каждом из нас есть свет и тьма, доброта и жестокость, чистота и грязь, умение прощать и умение ненавидеть. Ты живая, и потому всё это есть в тебе. А помимо всего этого – достаточно света, чтобы ты смогла побывать на всех Ложных землях и покинуть их живой. Это под силу немногим.
– Пока. Пока достаточно.
Он только улыбнулся.
– Будем надеяться, что, когда его станет недостаточно, тебе не придётся бывать на Ложных землях уже никогда.
Чуть повернув голову, Таша всё же посмотрела на него – пытливым, мучительно вопрошающим взглядом. Вымаливающим слова оправдания, на которое она не имела права: по крайней мере, по мнению той Таши, что не так давно не могла простить себе простую ложь сестре, отцу и другу.
Той Таши, которая ещё носила светлые волосы и платья, купленные ей живой мамой.
– И тебе будет всё равно? Достаточно во мне света или нет?
Чуть наклонив длинный стан, Алексас коснулся губами её макушки.
– Абсолютно. Во мне его всегда будет меньше. И я не бабочка, чтобы меня привлекал только свет. – Он говорил тихо, не успокаивая, не иронизируя, не прибедняясь, лишь констатируя факты. – Защиту я возобновил. Гаста нельзя оставлять без присмотра, так что завтра забираем его и отправляемся в штаб-квартиру Венца. Там мы будем в безопасности. На время, по крайней мере.
– Мы могли бы вернуться в Арпаген, – произнесла Таша отстранённо. – Подождать там Арона, как собирались.
– Арона в Арпагене может и не быть. Всё ещё. Без его защиты нам придётся трудно. Эйрдали легко найдут нас в городе, чего не скажешь о штаб-квартире Венца, окружённой всеми возможными чарами сокрытия. А следующей встречи с представителями Рассвета кто-то из нас троих может не пережить, и позволь мне цинично поставить не на нас с тобой.
Уголки Ташиных губ раздвинулись в кривой улыбке… за миг до того, как она уткнулась Алексасу в плечо, и на рубашке его расплылись мокрые пятна от её слёз.
Она плакала долго. Плакала от осознания, что из-за неё умерли, умирают и умрут многие. Плакала потому, что на пути, по которому она шла, смерть поджидала на каждом шагу, а сойти с него живой она не могла. Плакала потому, что ей приходилось и придётся идти по головам, как бы сильно ни хотелось иного. Плакала по той девочке, которая когда-то читала сестре и другу сказки в яблоневом саду; по той себе, которой она уже никогда не будет.
Зато Алексас был рядом – и держал её всё время, что она плакала. Как всегда.
И то, что есть в этом мире человек, принимавший Ташу такой, какой она стала теперь, было дороже и золота, и власти, и всего, что вчера предлагали ей всемогущие жители Ложных земель.
Глава шестая. Багряный венец
– Дядя Арон, а скоро будет готово?
Джеми насмешливо треплет Лив по макушке:
– От твоих бесконечных вопросов быстрее не приготовится.
– Полагаю, ещё моментов пять, – говорит Арон, глядя на мерцающую горку углей, под которыми запекаются клубни эрсы.
Стоит вечер краснолистника, ясный, солнечный и тёплый. Они готовят в саду, на сложенной из камней жаровне; вернувшись из школы, Таша и Джеми услышали предложение поужинать печёной эрсой на улице – и приняли его с радостью.
– Скучно, – жалуется Лив, наматывая круги вокруг жаровни.
– Помоги мне, сразу развеселишься, – советует Таша, расставляя тарелки на столе, который Джеми магией выволок из кухни.
– Дядя Арон, а расскажите дальше про своё детство! – Лив ожидаемо игнорирует предложение сестры. – Вы тогда не закончили, а мы у вас не спрашивали, а вы обещали всё рассказать!
Стоя над углями с кочергой в руках, Арон искоса смотрит на девочку. Переводит взгляд на Ташу с Джеми, старательно делающих вид, что они точно не рвались просить его о том же.
– Ладно. – Амадэй откладывает кочергу. – Немного времени до ужина у нас есть. На чём мы остановились?..
– Вас забрали в монастырь, – живо отвечает Лив.
– На самом деле не на этом, но ты заснула, – тихо уточняет Джеми – так тихо, что та не слышит.
– Ах да. Что ж, дальше мы учились – все дети, которые жили там. Впрочем, формальная учёба занимала не так много времени. В основном мы просто… жили. Учились не письменности и чтению, а жизни. Дружбе. Справедливости. Гуляли, играли, разговаривали. Разговаривали, пожалуй, больше всего: друг с другом, с Кристалью – все вместе или один на один. Она со всеми детьми время от времени прогуливалась по саду… Часто отлучалась, но потом возвращалась. Старшие из ребят, с которыми я познакомился, когда меня привезли в монастырь, вырастали и покидали его уже с Даром: каждый получал его в разном возрасте, когда Кристаль считала воспитанника готовым, но не раньше пятнадцати. На место ушедших приходили малыши. Пару раз эйрдали и оборотни пытались пробраться в монастырь, добраться до нас и Кристали… Несколько ребят погибло от их рук. Но, в общем и целом, мы жили в своём счастливом маленьком мирке.