– Рассчитываешь, что Зельда его убьёт?
– Идеальным раскладом было бы, чтобы его убил Арон – после того, как Лиар убьёт Зельду. Рассчитывать на это глупо, но так я в любом случае увеличу шансы на подобный исход. А если Зельда убьёт его… нет, вряд ли. – Таша нехотя качнула головой. – Арон же говорил, что Лиар – сильнейший из них.
– Да. Говорил. – Чуть помедлив, Алексас встал. – Ложись. Завтра будет не легче, чем вчера.
Таша следила, как он уходит, слушая шаги, приглушённые кровавым ворсом ковра.
– Спасибо, что ты со мной, – зачем-то повторила она то, что уже говорила два дня назад.
Алексас оглянулся, ненадолго застыв на пороге – с улыбкой, бледным солнцем осветившей его лицо. Ничего не сказав, вышел, оставив Ташу всматриваться в запертую дверь.
…конечно, на деле она прекрасно знала, зачем повторяет это ему. Потому что где-то в этом же доме сейчас был человек, кардинально отличавшийся от него. Человек, подтвердивший худшие опасения маленькой Таши: что никто и никогда не будет любить её, зная всю правду о ней.
Пришло время взглянуть правде в глаза. Маленькая Таша – жившая в Прадмунте, безвестная, боявшаяся открыть свои тайны кому-либо, – сгорела летом в заброшенном доме. И всем её страхам, равно как и привязанностям, лучше остаться на том пепелище.
– Готова?
Лив отважно кивнула, пытаясь устроиться на стуле поудобнее.
Арон подвинул табурет, сев напротив – под пристальным наблюдением госпожи Лиден, для успокоения взявшей в руки вязание.
– Ты же говорил, твоя магия на Лиара не действует, – заметила она, орудуя крючком так ожесточённо, словно вместо шерстяных петелек тот прошивал тело врага.
– Это не магия. Узы, что связывают нас, – нечто большее. Их не разорвать просто так. Я пошлю Лиару ментальный зов, на который он, думаю, откликнется.
Арон подался вперёд; зеленоватые глаза всматривались в детское лицо так внимательно, словно надеялись отыскать что-то на дне зрачков.
Под шелест вьюги, искавшей лазейки, чтобы пробраться в дом, Лив согнулась пополам, схватилась за голову, – а когда выпрямилась, лицо её снова кривила чужая улыбка.
– А, так ты ещё не разучился Зову. Надо же. – Лиар закинул ногу на ногу, вольготно устраиваясь на стуле. – Рад, что былое величие не вконец в тебе угасло.
– Где Таша?
– Ни приветствия, ни вопроса, как дела у любимого брата. – Детский смешок в исполнении амадэя звучал холоднее, чем свист зимнего ветра, темнее, чем зимняя ночь. – Успокойся. Я же сказал: я не допущу, чтобы с ней что-то случилось.
– Где она?
– И что ты будешь делать, если узнаешь?
– Это тебя не касается.
– Ты не в том положении, чтобы ставить условия. Ты излагаешь мне свой план. Я в зависимости от услышанного решаю, сообщать тебе что-либо или нет.
Арон смотрел на лицо Лив так, точно оно могло подсказать ему, что задумал тот, кто сейчас за ним прячется.
– Я отправлюсь за ней.
Детские ладони сомкнулись в ленивых аплодисментах:
– Ушам не-своим не верю. Мышонок решил высунуться из норки?
– Твоя очередь.
– Она в штаб-квартире Венца, – ответил Лиар без малейшего промедления, протягивая руку за чашкой с чаем, стоявшей на столе. – Это в Адаманте. Особняк Шелианов. Точный адрес тебе не нужен: где он находится, знают многие. – Поднося чашку к губам, он кинул на брата насмешливый взгляд поверх глиняной кромки. – Значит, прихватишь с собой магистра в добровольном изгнании и отправишься взламывать завесу вечной тьмы? Учти, Таша находится под защитой не самых слабых колдунов, волшебников и альвов. Не говоря уже обо мне.
– Последнее и заставляет меня ехать за ней.
– Но я достану её, где бы она ни была, куда бы ты её ни спрятал. Ты знаешь это. Ты не можешь этому помешать.
– Я не позволю тебе творить с ней то, что летом творило с ней твоё зеркало.
– Зеркало подтолкнуло её к нужному пути. Пробудило то, что и так в ней дремало. Шаги по этому пути она делала сама… и продолжает делать, должен заметить. – Лиар наконец сделал глоток, пригубив чай, точно выдержанное вино. – Малина? М… Ваши кулинарные способности, госпожа Лиден, достойны похвалы из уст куда лучше моих. Или тех, что в данный момент являются моими.
Раздался треск: это пальцы летописицы слишком сильно сжали крючок, давно уже застывший на одном месте.
– Она не твоя кукла, чтобы лепить из неё то, что ты хочешь, – голос Арона звучал почти спокойно.
– Но и не твоя, чтобы до конца жизни запирать её в детской с куклами, – голос Лиара звучал почти устало. – Забавно, что светлая половина нашего с тобой союза чаще другой забывала о праве любого на свободу воли и выбора.
– А ты, значит, не ограничиваешь её выбор?
– У меня нет твоих средств, чтобы его ограничивать. Есть лишь возможность увезти её от тебя, чтобы выборы могла делать она. – Лиар аккуратно отставил пустую чашку. – Свобода привязывает крепче любых уз. Из закрытой клетки бежать тянет куда сильнее, чем из той, где дверца всегда открыта. Тебе следовало бы чаще об этом вспоминать… но вечность, как вижу, ничему тебя не научила. – Амадэй взглянул на госпожу Лиден – и, коротко склонив голову в знак не то прощания, не то благодарности за угощение, вновь посмотрел на Арона. – До встречи, брат. И в другой раз дождись, пока я сам к тебе приду. Снова тешить твоё самолюбие и мчаться на Зов я не собираюсь.
Миг спустя Арон подхватил бесчувственную Лив, падающую лицом вперёд.
Госпожа Лиден с громким стуком опустила шкатулку с вязанием на столешницу – так, что чашка с недопитым малиновым чаем дрогнула и опрокинулась.
– Езжай, Арон, – побелевшими от ярости губами прошептала летописица, пока чайная лужа растекалась по дереву и роняла с края капли, тёмными слезами расплывавшиеся на ковре. – Богини ради, возьми Гирена и вытащи Ташу из рук… этого.
– Поеду. – Арон встал, бережно прижимая к себе спящую девочку. – А знаешь, что самое страшное?
– Он ждал, что ты сделаешь это?
– Да. – Амадэй шагнул к лестнице, чтобы понести Лив наверх. – И, думаю, скоро нам предстоит узнать, что он спланировал для меня.
– Может, всё же расскажешь оставшуюся часть истории?
Сидящий в кресле Арон захлопывает книгу и оглядывается: Таша и Джеми, отпросившиеся у госпожи Лиден попить вечерний чай в комнате приёмного отца, ждут рядом с чашками в руках.
– Я не очень люблю вспоминать эту часть.
– Ты же знаешь, что это важно для нас. Для меня. – Таша ставит чашку на подоконник. Потом решительно вспрыгивает на него сама, устраиваясь на старом рассохшемся дереве, демонстрируя, что в ближайшее время никуда не уйдёт. – Я хочу знать, что произошло между вами с Лиаром.
– Ты уже знаешь. В общих чертах.
– Общие черты не объясняют всего.
– А ты жаждешь страшных подробностей, которые позволят понять, почему Лиар так меня ненавидит?
Таша без колебаний кивает.
Арон отводит взгляд – он соскальзывает с девичьего лица за окно, где сгущаются холодные и дождливые сумерки поздней осени.
– Это случилось незадолго до того, как амадэев свергли, – произносит Арон безо всякого вступления, будто с предыдущей части его рассказа не минуло уже больше месяца. – И хорошо. Не знаю, что было бы, разорви мы отношения раньше.
– А как вы жили целых пятьсот лет? – интересуется Джеми, осторожно присаживаясь на узкую кровать; комната дэя, в которой некогда была кладовка, больше напоминает келью. – Всё было в порядке?
– Более чем. Поколения сменялись. Магия совершенствовалась – нами в первую очередь. Изобретения… изобретались. Строились города, ведь людей становилось всё больше. Преступления были редкостью, ибо люди знали – за каждым преступлением обязательно последует возмездие и бежать бесполезно: Воины и маги, учившиеся у них, могли найти любого. Конечно, амадэев боялись, но мы были готовы к этому… Такова была наша участь – не знать от подданных любви, и мы принимали её.
– А отношения между вами? Между амадэями? Всё-таки вечность друг с другом…
– Обычные человеческие взаимоотношения. Ссорились, мирились. Год или вечность – не так уж важно: счёт дням теряешь уже в конце первого века. Даже вам известно это ощущение… когда в детстве время тянется ужасно долго, а потом стрелки часов словно сдвигаются, и каждый следующий год пролетает всё быстрее, пока день не начинает казаться часом… К тому же правление лишало нас возможности скучать.
– И с Лиаром вы всё так же дружили? – уточняет Таша. – Все эти пятьсот лет?
– Да. И помимо дружбы, связавшей нас в детстве, нас объединяло ещё одно знание… простое, грустное и страшное знание: у нас нет никого, кроме друг друга. – На губах Арона мелькает призрачная улыбка, от которой даже сейчас почему-то щемит сердце. – Свои мысли и чувства я мог обсудить только с ним. Он – только со мной. Помимо выбора мы были связаны данностью и предпочитали, чтобы данность не вытесняла выбора. Потому до того случая всегда мирились, как бы серьёзно ни повздорили.
– Так вы всё же ругались.
– Это было неизбежно. И обычно Лиар ругал меня. Хоть мы и были амадэями, простых людских радостей нам тоже хотелось. В свободное время мы часто бродили по городу… замаскировавшись, конечно. На несколько часов притворялись обычными людьми. Но если Лиар никогда не забывал о контроле, мне порой ужасно хотелось снова почувствовать себя человеком. И я… немного увлекался.
– Чем?
– В основном выпивкой. Это помогало забыться… хотя для этого нам требуется выпить намного больше, чем простым смертным. А ещё Лиар не раз вытаскивал меня из какой-нибудь сомнительной компании, где делали какие-нибудь сомнительные вещи и присутствовали какие-нибудь сомнительные женщины. Или даже не сомнительные, что дела, впрочем, не меняло. Потом распекал меня на чём свет стоит. – Арон снова улыбается: так печально, как может улыбаться только очень старый человек, вспоминая о глупых ошибках далёкой юности. – А я ещё обижался.