– А Лиар что, не пил? – спрашивает Джеми.
– А Лиар что, не заглядывался на женщин? – спрашивает Таша.
– Пил, но не много. Он не искал забытья, лишь расслабления и удовольствия. И на женщин заглядывался… Мы же остались по природе своей простыми смертными. Но ему не нравилось, что он не может предложить женщинам взамен ничего, кроме удовольствия в постели. В конечном счёте мы всегда выбирали именно этот вариант… тело, но не душа. Так было безопаснее: случайная ночь без обязательств и риска привязаться. Далеко не все были готовы к сделке на таких условиях, а общество… падших женщин не вызывало у Лиара восторга. Не то чтобы он брезговал ими – скорее жалел, а жалость убивала желание. Я, впрочем, придерживался иного мнения, и телесным слабостям поддавался чаще Лиара… Мне слишком хотелось тепла, пусть даже фальшивого. И в целом нас устраивало подобное положение вещей… пока не появилась Лори.
Он смолкает, и Таша с Джеми тоже сидят тихо: любое слово прозвучит лишним. Только слышно становится, как бьются хрусталинки дождя за окном; бьются о мокрые камни и черепицу башни, голые ветви вишен и чёрные сжатые поля, укутанные вечерней мглой.
– Её встретил Лиар, – наконец произносит Арон. – Они провели вместе приятную ночь и расстались, не спросив имён друг друга. А потом он вдруг увидел её снова – в нашем судилище. Один человек обвинял Лори в том, что та наложила на него проклятие. Она была волшебницей, ученицей самого Ликбера… ей было тогда двадцать три. Я постановил, что она ни при чём, мы нашли истинного виновника-колдуна и отпустили Лори с миром. Но тем же вечером Лиар отправился прогуляться по городу – и встретил её в третий раз. Караулившую его у дверей нашего дома.
– А где вы жили? – спрашивает дотошный Джеми, не обращая внимания на осуждающий взгляд Таши: она и дышать-то громко боится, чтобы не спугнуть откровенность амадэя. – Не во дворце?
– Нет. Жилые помещения располагались прямо над нашим судилищем, но потом на этом месте построили королевский дворец. – Арон смотрит сквозь них, как будто до сих пор может видеть где-то за горизонтом место, служившее ему домом пять сотен лет. – Лори узнала Лиара на суде, даже невзирая на маскировку. Узнала по манерам, по словам. Он сказал ей, что они не могут быть вместе. Она ответила, что хочет стать его другом… милое невинное создание. Ответила, что ей не нужна постель, что она хочет просто быть рядом, скрасить его одиночество на отмеренный ей срок, и для этого необязательно становиться любовниками. А Лиар согласился. И потом, наверное, проклял себя за это сотни раз… что всего однажды позволил себе забыть доводы разума, твердившие, что он обязан сказать «нет».
Какое-то время тишину вновь нарушает лишь шелест дождя за окном, в которое амадэй глядит так неотрывно, точно на стекле мелькают картинки, напоминающие ему о давних событиях.
– Он рассказал тебе всё это? – тихо спрашивает Таша потом.
– У нас не было друг от друга секретов. И, наверное, единственный раз в жизни я стал играть роль его голоса разума, а не он – моего. – Амадэй говорит медленно, будто слова даются ему с трудом. – У Воинов есть одно свойство, общее с эйрдалями… или оборотнями. Они умеют очаровывать. Порой – сами того не желая. Такова магия, текущая в их крови. Я говорил Лиару, что Лори подпала под влияние его магии и не более, что эти отношения станут пыткой как для него, так и для самой девушки… но он не слушал. А я умолкал и продолжал наблюдать.
Лиар не стремился к уединению с ней, и мы проводили много времени втроём. Лори стала частой гостьей в нашем судилище, и вышло так, что в итоге она скрашивала дни не только Лиару, но и мне. Чуточку рассеивала окружающий мрак, воцарившийся уже тогда… не буду вдаваться в подробности, это отдельная история. Поначалу общение с ней просто меня забавляло: она ведь была всё равно что ребёнком для нас. Но потом…
Он не решается произнести окончание фразы – и Таша заканчивает за него:
– Вы с ней полюбили друг друга?
Арон долго молчит.
– Я полюбил её. А она полюбила меня, – тихо говорит он. – Она прекратила встречи с Лиаром. Тот внешне принял это на удивление спокойно… даже когда узнал, что Лори продолжает встречаться со мной. Но долго эти встречи не продлились.
Пауза вновь наполняет комнату тишиной, тягучей и тяжёлой, словно водная толща.
– Что…
– Она покончила с собой. Спрыгнула с крыши башни, в которой жила.
Голос амадэя звучит ровно, невыразительно. Будто он сообщил ничего не значащий факт.
Должно быть, с такой же невыразительностью Лиар когда-то отвечал Лори на известие о том, что больше они не увидятся.
– Как? – вырывается у Таши – даже несмотря на понимание, что она обрекает Арона на пытку, заставляя переживать это вновь. – Почему?..
– Потому что магия амадэя вступила в конфликт с тем, что Лори чувствовала на самом деле. Она любила одного, а магия твердила ей, что другого. Какая-то часть её постоянно твердила, что любовь ко мне – ложь, что это неправильно, что это ненастоящее чувство. Это противоречие свело её с ума. И она убила себя.
Тишина, не отступившая далеко, вновь возвращается, окутывая Ташу липкой паутиной.
…очарование, которому ты не можешь противостоять. Магия, заставляющая людей ощущать себя мотыльками, летящими на пламя свечи; магия, текущая и в её крови…
Таша никогда не задумывалась, что это может привести к подобному исходу.
Теперь понимание пугает её не меньше, чем всё услышанное.
– Но почему… почему он мстит тебе?
– Потому что я встал у них на пути. Потому что моё существование привело к тому, что Лори ушла из его жизни раньше, чем он бы хотел. – Арон встаёт, и вечерние тени маской ложатся на его лицо. – Потому что любовь ко мне, заместившая чувство к нему, убила её.
Таша смотрит, как он идёт к выходу из комнаты. Понимает, что разговор окончен.
Понимает, что легче после услышанного ей не стало – ни капли.
– Это… чудовищно. Какое право он имеет так мучить тебя за это?
Арон замирает у самого порога, но не оглядывается. Ни на неё, ни на Джеми, тоже глядящего ему вслед с негодованием и гневом. Гневом на того, кого в этой комнате нет и, если Богиня хоть сколько-нибудь милосердна, никогда не будет.
– Прости, – тихо говорит амадэй, прежде чем уйти.
Таша не знает, куда он направляется сейчас. Лишь отчётливо осознаёт: она не всегда и не везде может последовать за ним.
И это – как раз такой случай.
Лив открыла глаза, когда они уже приехали в Нордвуд, – и, потирая веки ладошками в варежках, с широким зевком села на дне телеги, присыпанном сеном.
Дорога, тем более ночная, наверняка показалась бы ей скучной, не проспи она большую её часть. Ехать до Адаманта своим ходом было слишком долго, поэтому решили воспользоваться услугами ближайшей крупной зерконторы, располагавшейся в столице Озёрной. Сейчас город как раз пробуждался ото сна: крыши сверкали жестью в свете зимнего солнца, по выбеленной снегом брусчатке спешили куда-то прохожие. В тряскую телегу запрягли Принца, крайне этим недовольного (ещё чего придумали, сделать из благородного льфэльского скакуна рабочую лошадку!); Арон устроился на месте возницы, а Лив усадили в телегу и укутали в десяток одеял, да так, что она едва могла нос из них высунуть. По соседству хохлился господин Гирен, периодически ворчавший, какая это плохая идея, и вздыхала о чём-то госпожа Лиден.
Зато Таша наверняка бы сочла дорогу весьма интересной. И, конечно, восторгалась бы видами: как красиво серебрятся заснеженные равнины в лунном свете, как мосты через многочисленные реки и речушки кажутся засахаренными, а деревья – выточенными изо льда…
– Приехали. – Арон осадил Принца у двухэтажного кирпичного здания, где на двери красовалась вывеска «Зеркального волшебства мастер В. Гэрлори». – Проводишь нас, Лиден?
– Мхм! Обойдёмся без слёзных прощаний, – отказался звездочёт, выпутываясь из своих одеял. В шапке-ушанке и облезлой шубе старик выглядел весьма колоритно. – Лид, не запускай обсерваторию, я тебя очень прошу.
– Хорошо.
– Если вернусь и найду в ней порядок, я, мхм, очень огорчусь.
– И не думала соваться в твой поразительно организованный хаос. – Сжав лицо мужа в ладонях, госпожа Лиден поцеловала его в губы – нежно и долго, заставив Лив фыркнуть и закатить глаза. – Будь осторожен.
– Я сама осторожность, – вылезая из телеги, серьёзно сказал волшебник.
Старушка перебралась на облучок, велела «н-но», – и Принц зацокал дальше по широкой нордвудской улице.
Опираясь на трость, господин Гирен бодрой, пусть и немного шаркающей походкой приблизился к крыльцу. Лив проскочила в зерконтору первой, едва Арон толкнул ведущую туда дверь: шмыгнула прямо под рукой амадэя, очутившись в небольшой приёмной, отделанной деревом и гранитом. Зеркал нигде не было, что Лив разочаровало, – но потом она подумала, что те наверняка прячутся за массивной дверью, темневшей рядом с конторкой.
– Доброе утро, – заулыбалась «зеркального волшебства мастер», сидевшая за той же конторкой: полная немолодая женщина с седыми буклями, в светлой мантии выпускницы Адамантской Школы. – Чем могу быть полезна?
– Нам нужно в Адамант, – сказал Арон.
– О, конечно. Тогда будьте добры ответить на несколько вопросов. – Не переставая улыбаться, женщина выложила на столешницу правдометр и чудометр. – Бэр!
Широкоплечий молодчик, примостившийся на кресле в углу, неохотно опустил новостной листок. Встав, с каменным лицом взял правдометр за одну из ручек, протянув Арону другую; сама госпожа Гэрлори раскрыла учётную книгу, поставив чудометр прямо перед собой.
– Имя? – осведомился работник зерконторы, когда амадэй сжал в пальцах деревянную рукоять.