– Положим, – негромко выдохнул Кес.
– И если человек, которому вы принесли клятву, прикажет вам умереть, вы умрёте.
– Положим.
В драконьем мурчании снова прорезалось шипение.
– Жаль, что на драконов не действует никакая магия… чтение в том числе. Мне любопытно, какую именно клятву ты принёс тому, кто пообещал излечить твои крылья. Клятву верности людям – или клятву верности одному человеку? – В глазах Арона желтели отблески драконьего золота. – Конечно, при вступлении в должность Мастера тоже приносят клятву, обязывающую их верно служить короне. Вне зависимости от личных симпатий к Его Величеству. Однако клятва не мешает им скрывать решения, о которых королю знать необязательно. И было бы очень печально, если б Его Величеству Шейлиреару всё же было ведомо, о чём говорится на советах Шестерых… коль уж драконы слышат далеко.
Некоторое время скала куталась в шелестящую тишину.
– Наши клятвы – это наше дело. И мы не посвящаем в них даже амадэев. – Громадная драконья лапа шевельнулась, осторожно подталкивая Лив встать. – Тебе порра, маленькая волшебница. Шестерро ждут. Возврращайся завтрра… Я никогда не мечтал прринадлежать кому-то, но нужно уметь прринимать свою судьбу.
По тропе, серпантином обвивающей крутой каменный склон, спускались в безмолвии.
– Куда мы? – спросила Лив, когда Арон за руку повёл её по липовой аллее прочь от Школы.
– Мы ненадолго выйдем в город. Так нужно. Потом вернёмся и заночуем здесь.
Покладисто приняв информацию к сведению, Лив позволила приёмному отцу дальше вести себя сквозь отрезки ночи: пряный осенний, жаркий летний, а за калиткой – колючий зимний, разливавшийся по всему Адаманту.
– Вот и вы, – сказал Иллюзионист, ждавший снаружи. Протянул девочке бежевый плащ: такие она сегодня видела на иных учениках. – Надень-ка. Твою верхнюю одежду решили оставить в Школе, вам всё равно скоро в неё возвращаться. – Не дождавшись реакции, Мастер сам накинул плащ ей на плечи, прямо поверх свитера. Нагнувшись, застегнул серебряную пряжку на шее; лёгкая шерсть по уму не должна была защищать от царившего на улице мороза, но Лив мигом перестало быть зябко. Снова волшебство?.. – Идти недалеко, но плащ не помешает.
– Это же плащ ученика Школы, – тихонько заметила девочка. – А я ещё не учусь.
– И поэтому Заклинатель успел десять раз отчитать меня за нарушение устава и превышение служебных полномочий, но… когда меня это останавливало?
Лив весело фыркнула в ответ и, спрятав руки под плащ, посеменила за взрослыми по улицам, пестревшим цветными фонарями. Прохожие не обращали на них никакого внимания: то ли привыкли видеть Мастеров, то ли Иллюзионист воспользовался какой-то магией для отвода глаз.
– Куда мы? И где господин Гирен?
– Уже ждёт на месте. Мы бы охотно дали его старым косточкам отдохнуть, но, увы, сейчас он нам нужен… для полноты картины. – В голосе Иллюзиониста скользнули подозрительные сочувствующие нотки. – Мы идём в «Солнечную пичугу». Туда, где вы остановились.
– И зачем?
– Видишь ли, вам со святым отцом нужно кое-что сделать. Чтобы Мастера могли принять окончательное решение.
– И что же?
– Тебе это не понравится.
Лив поймала его участливый взгляд – и нервно сглотнула.
Кажется, она знала, что именно Мастерам нужно от неё.
В гостинице – ажурное белое здание, невысокое и сказочно красивое, как всё в Адаманте, – Арон кивнул хозяину и беспрепятственно провёл своих спутников наверх. Лив это показалось странным: пожилого мужчину за стойкой отнюдь не удивило, что третий постоялец тридцать четвёртой комнаты, с утра бывший стариком, вернулся юношей… и уже на лестнице она вспомнила, что с ними всё-таки Мастер Иллюзионист.
В небольшой комнате, отделанной деревом и освещённой магическими лампами, их ждали двое, стоявшие в очерченном мелом кругу у дальней стены, и третий, кутавшийся в плед на кровати.
– Наконец-то, – нахмурился Заклинатель. – Между прочим, я закончил все приготовления ещё восемнадцать моментов назад.
– Скоро только монстры родятся, – ответил Иллюзионист, переступая меловую черту, на миг засветившуюся синим.
Господин Гирен лишь неодобрительно буркнул что-то на постели, плотнее заворачиваясь в плед. Кажется, «вечно этот твой юмор», но Лив не была уверена. Арон и вовсе ничего не сказал: дождался, пока Мастер займёт место в круге подле Странницы и Заклинателя, и указал Лив на стул посреди комнаты.
– Мы опять будем вызывать его? – шёпотом спросила она, шествуя к своему эшафоту, уже зная ответ.
– Прости, Лив. – Подходя к ней, Арон выглядел опечаленным. – В последний раз.
Судорожно сжав кулаки, девочка всё же села.
– Вы хотите узнать, где Таша?
– Нет. Мастера желают… посмотреть. Увидеть, с кем им придётся сражаться. Кому подобна Зельда, с которой им предстоит встретиться первой.
Арон неотрывно смотрел на девочку, не шевелившуюся, затаившую дыхание.
Момент спустя та скрючилась, словно от боли, и бросила на амадэя недетский, оценивающий взгляд из-под длинных волос, упавших на лицо.
– Я предупреждал, что звать меня не стоит, – сказал Лиар, выпрямившись.
– Тогда зачем пришёл?
– Посмотреть, что заставило тебя забыть о моём предупреждении. Ты вроде уже имел возможность убедиться, что забывать о них не стоит.
– Где Таша?
– И ты позвал меня только затем, чтобы задать вопрос, на который я всё равно не отвечу?
– Я не буду её искать. Я просто хочу знать, где она. Что с ней.
Тёмный амадэй наклонил голову, и волосы Лив соскользнули с хрупкого детского плеча.
– Мне её не найти. Ты об этом позаботился. Чем больше я буду к этому рваться, тем надёжнее оправдаю твои ожидания. – Арон стоял, глядя на брата сверху вниз. – Можешь считать, что победил, если хочешь.
– Даже если победивший имеет право делать с призом, что хочет?
– Делай, – ответу предшествовало секундное молчание. – Ты не зайдёшь слишком далеко. Не с ней.
Палач мельком оглядел комнату. Скользнул равнодушным взглядом сквозь Мастеров в круге, невидимых для того, кому они не желали показываться.
– Добрый вечер, господин Гирен, – радушно произнёс тёмный амадэй. – А вы как относитесь к выходке приёмного сына?
Старик только яростно мял край пледа шишковатыми пальцами.
– Смотрю, без особого одобрения. – Палач вновь повернулся к брату. – Ну а если я пожелаю удовлетворить иные из людских потребностей, от которых мы так и не избавились, к сожалению?.. Хотя, может, и к счастью. Без некоторых вещей коротать вечность было бы совсем тоскливо.
Лицо Арона выражало собой полную противоположность каких-либо чувств.
– Смотря какие потребности.
– Предположи.
– Главная из них – рушить чужие жизни.
– Эту я уже почти удовлетворил, можешь не беспокоиться. Если тебя устроит другая, только скажи.
– У твоих игр другие правила.
– Ох, Арон, Арон. Что ты знаешь о моих играх… Людей, да и нелюдей так легко обмануть. В особенности тех, что сами хотят обманываться. Заверь таких, что на дне лежащей впереди пропасти их ждёт спасение от всех бед, и они сами рванут к краю наперегонки. – Детские глаза пугали недетской усталостью. – Чем больше ты уверяешься, что контролируешь ситуацию, тем меньше управляешь ею на самом деле. Чем больше пытаешься поразить противника неожиданными решениями, тем более предсказуемым становишься. А на этом этапе ты сделал неверно первый же ход… когда решил, удивив меня, отпустить её. – Тело Лив рассеянно качнуло стул на резных тонких ножках. – Тьма хитра, Арон. Тьма мудра. Тьма терпелива. И с ней не стоит мериться силами. Её надо избегать.
– Чего ты хочешь от меня? Я сдался. Я сказал тебе об этом.
– Думаешь, я хоть на миг в это поверил? Когда научишься лгать столь же талантливо, как научился недоговаривать, и столь умело, чтобы обмануть меня, зови. У меня есть дела поважнее.
– Скажи мне, где она! Просто скажи!
Голос Зрящего сорвался на крик, – и это заставило Палача, уже закрывшего глаза, лениво приподнять веки.
– Ого. Сколько экспрессии, – слова сочились ядовитой иронией, почти концентрировавшейся в воздухе и капавшей на деревянный пол. – Что, треснула броня? Ложь вообще ненадёжный щит… особенно для тех, кто лжи предпочитает недоговорки.
Арон молчал. Глаза его были выше, но со стороны могло показаться, что это Палач смотрит на Зрящего сверху вниз; смотрит, как взрослые глядят на завравшегося ребёнка, безуспешно пытающегося скрыть собственную ложь. И, завидев в глазах брата мольбу, Лиар сощурился, чтобы в детских радужках под тёмными ресницами эхом мелькнуло странное выражение.
– Считай, что она уже у Зельды. И можешь за неё не волноваться, – молвил Палач с мягкостью, так ему несвойственной. – Только я имею право причинять ей боль.
Мольба исчезла из глаз Арона в тот же миг, как девочка, лишившись сознания, начала сползать со стула. Метнувшись вперёд, амадэй успел подхватить Лив прежде, чем та упала, и, удобнее устроив её на руках, сдержанно произнёс:
– Надеюсь, вы увидели достаточно.
Иллюзионист шагнул за границу круга, скрывавшего Мастеров от вражеских глаз. Посмотрел на беззащитное лицо Лив, утратившее всякое сходство с тем, кто совсем недавно вещал устами ребёнка.
– Весьма, – изрёк он. – Представление оказалось зрелищным, могу вас поздравить… и, что бы вы ни говорили, это было необходимо.
Арон обвёл взглядом его коллег. Посмотрел на Иллюзиониста, ожидая окончания фразы, задавая немой вопрос.
Конечно же, амадэй уже знал ответ. Но волшебник всё равно произнёс его вслух.
– Пока не увидишь это своими глазами, – сказал Мастер Вермиллион, когда-то Морли, – скорее для себя, чем для кого бы то ни было ещё, – у тебя не возникает такого желания это уничтожить.
Когда Алексас широким шагом вошёл в гостиную, Таша смотрела на серебряный таз с водой, который Ларон водрузил прямо посреди комнаты. Рядом ждали двое Основателей – и двое из тех троих, кому сейчас предстояло отправиться в логово Зельды.