– Все в сборе, – молвил Герланд, когда приёмный сын занял место рядом с ним. – Чудно.
Таша коснулась янтарной подвески на шее, словно пытаясь нащупать серебристый ключ, застывший в солнечном камне. Привычка, привитая с детства, когда в поисках успокоения она трогала мамину подвеску с корвольфом… хотя подарок Советника едва ли мог подарить ей успокоение.
С другой стороны, если амулет действительно вытащит её из лап Зельды, что бы ни произошло, – и если Советник всё же не тот, кем Таша его считала…
– Когда отправление? – спросил Алексас.
– Словно о междугородней карете говоришь, – слабо улыбнулся Найдж.
– Рад, что кто-то понимает мой тонкий юмор.
Герланд никак не прокомментировал замечание: просто стоял, не сводя глаз с водной глади. Сегодня все слова Алексаса проходили сквозь уши альва, игнорируясь сознанием.
После того, что случилось вчера, немудрено.
«Он просто вошёл и выкрикнул заклятие, и Герланда с Лароном отшвырнуло к дальней стенке, как котят! – восторженно рассказывал Таше Найдж, когда утром девушка осторожно поинтересовалась у колдуна, чем завершилась неудавшаяся процедура по изменению её памяти. – Конечно, они не были готовы, но это какая же силища нужна!..»
«И откуда такие силы у Алексаса?» – вымолвила Таша со смесью недоумения и гордости за своего рыцаря.
«Я не много знаю о Двоедушии, – губы Найджа дрогнули, точно он внезапно ощутил на языке горечь собственных слов, – но… Если ему передались колдовские силы Джеми, то, скорее всего, передался и его резерв ментальных сил. Однако и собственные у него никуда не делись… Они есть у каждого человека, вне зависимости от того, колдун он или нет».
«То есть в итоге его резерв удвоился?..»
«Выходит, что так. – Колдун побарабанил пальцами по подоконнику; они с Ташей стояли у окна гостиной и смотрели на город, в снежном мерцании казавшийся ещё белее. – К тому же в определённых случаях даже у самых заурядных магов часто происходят всплески силы, которых от них никто не ждёт».
«Каких случаях?»
Когда Найдж вновь обратил взгляд на неё, в глазах его странным образом мешались лукавство и печаль.
«Если всё так, как я думаю, однажды ты догадаешься сама».
…что он имел в виду, Таша не поняла. Но поддерживать разговор, учитывая болезненную тему, не стала.
– Сейчас, – молвил Герланд.
Ещё не утихло свистящее шипение последней «с», а края таза уже вспыхнули колдовским светом. Пронзительно-синим: точно таким горели очертания проруби, пару дней назад переместившей Ташу в штаб-квартиру Венца.
– Счастливого пути. – Альв с издевательским поклоном отступил в сторону.
– Удачи, – с улыбкой добавил Ларон.
Таша опустила глаза, чтобы не встретиться взглядом с волшебником, и уставилась на нижнюю часть его лица, полускрытого маской. Не только потому, что воспоминания о вчерашней пытке было не стереть ни извинениями, ни улыбками.
…Ларон. Похоже на «Арона» так сильно, что кажется насмешкой. А добавить всего одну букву – и будет Лиарон…
Прошлым летом она уже думала, что враг может иметь отношение к Венцу. Но если всё это время он просто прятался не в «Тёмном венце», а в «Багряном»?..
– Я первый. Как прибуду, пошлю сигнал, что всё в порядке. – Найдж выразительно коснулся янтарного перстня, поселившегося на его указательном пальце. – А если промолчу… В общем, будем надеяться, что не промолчу.
Колдун шагнул вперёд, провалившись в прозрачную воду, чуть прикрывавшую серебряное дно, словно в омут.
– Если они захотят дождаться всех троих, сигнал не поможет, – заметил Алексас.
– Что поделаешь, издержки у плана есть. – Ларон повертел на пальце точную копию перстня Найджа. – Но, если по прибытии вы будете молчать слишком долго, мы тут же вытащим вас обратно.
Таша всматривалась в синеву портала: отражая колдовской свет, неестественно ровное водное зеркало и вправду казалось омутом. Она пыталась сообразить, может ли голос волшебника при должном искажении звучать так же, как тот, что являлся ей во снах.
…он или нет? Опять она играет в эту дурацкую игру!.. Ей надо бы бояться тех, к кому она направляется, и думать, что позади – надёжный тыл, но как избавиться от мыслей, что доверять нельзя никому, даже Найджу по-хорошему? В её безумном мире только Алексас оставался безусловной константой; он, Лив и Арон, но они сейчас далеко…
– Найдж на месте, – сказал Ларон, и Алексас, в свою очередь, исчез в синеве чистой магии, заключённой в водное серебро.
Секунды ожидания тянулись с вязкостью тянучки.
…он или…
– Ваш черёд, Ваше Величество. – Ларон воззрился на Ташу доброжелательно и сочувствующе. – И не будьте так напуганы, прошу. Не думайте ни об эйрдалях, ни об амадэе… как ни просто это звучит и как ни сложно это сделать. В конце концов, у вас своих амадэев – двое в рукавах.
…или…
Таша закрыла глаза – и шагнула вперёд, проваливаясь в пустоту.
– И что, мне правда не будет больно? – нервно спросила Лив, глядя на кинжал с тонким и очень острым лезвием.
– Даже если бы было, пришлось бы терпеть, – коротко молвила Странница, доставая из воздуха стеклянную мензурку.
Очнувшись, Лив обнаружила себя в круглой зале с золотым лиственным потолком и белым деревом, росшим в центре. Очень похожим на золотое дерево, увиденное ею с Драконьей скалы посреди черепичной крыши Школы. Сквозь густую шёлковую траву тёк звонкий ручеёк, обложенный камушками; на той же траве расстелили огромную карту Долины, по которой, как ей объяснили, Мастера собирались искать Ташу.
К счастью, из Мастеров рядом остались Странница и Иллюзионист. Они смущали Лив меньше других. Иллюзионист, если подумать, так и вовсе не смущал.
– Поскольку определить местонахождение твоей сестры другими способами не представляется возможным, придётся использовать магию крови. – Иллюзионист покосился на амадэя: Арон и Гирен следили за процедурой, заняв кресла под деревом. – Кое-кто умеет хранить свои вещи, как я посмотрю?
– И очень не любит, когда их пытаются у него отнять, – бесстрастно подтвердил Арон.
– Не волнуйся. Ты действительно не ощутишь боли. – Иллюзионист коснулся плеча Лив, недружелюбно смотревшей на кинжал в руке Странницы. – А рану я заживлю.
Девочка глотнула губами воздух.
Вспомнив, что драконьим всадникам не пристало бояться каких-то жалких порезов, безропотно протянула руку.
Двое Мастеров и амадэй смотрели, как капли крови с кончика детского пальца заполняют мензурку, пока полностью не закроется дно. Последняя капля запятнала багровой кляксой карту Долины, – и под аметистовым взглядом Странницы поползла куда-то по плотной жёлтой бумаге, не оставляя следов.
– Точное местонахождение установить невозможно? – спросил Арон, следя за алым пятном.
– Оно будет в меру точным. Этого хватит, – сказал Иллюзионист. – Если в ближайшие дни Таша не переместится в другое место, всё получится.
Кровавое пятно наконец застыло.
Никто из присутствующих не выразил удивления, – даже несмотря на то, что местность эта была всем им хорошо знакома.
– Что ж, – резюмировал Иллюзионист, – если подумать, для эйрдалей местечко – самое то.
– Дымчатый Пик, – бесстрастно объявила Странница.
– Подгорное королевство, – кивнул Арон.
– Цверги, – прошептала Лив.
Книга вторая. Добро пожаловать на маскарад
Человек меньше всего похож на себя, когда говорит от своего имени. Но дайте ему маску, и он расскажет всю правду.
Она бродит в бледном мире зеркальных теней: призрак, пойманный в изменчивую ловушку безвременья, один из многих призраков, заточённых здесь.
Стеклянные деревья звенят в такт её мыслям, когда она проходит мимо. Прозрачные, обесцвеченные дома, фрагменты комнат и старых залов выплывают из серебристого тумана то тут, то там. В Зазеркалье невозможно начертить карты – всё равно что бросить горсть пшена в речной поток и надеяться, что зёрна покорно застынут на месте, позволяя зарисовать своё расположение. Но ей не нужны карты, даже не нужно помнить дорогу.
Куда бы она ни пошла, Зазеркалье в конечном счёте всё равно приводит её к отзвукам мест, где когда-то она жила.
«Ты никогда не задумывался об иллюзорности людской реальности?» – спросила она однажды единственного гостя, который регулярно её навещал.
«И об этом меня спрашивает тень, живущая в эфемерном мире, сотканном из осколков нашего», – посмеялся тот, кого люди привыкли называть Палачом.
«Но ведь только мы – и только отсюда – видим всё таким, какое оно есть. Всю ткань бытия, весь гобелен, сотканный тем, что вы зовёте прошлым, будущим и настоящим. Люди видят крохи сквозь узкую щель и делают выводы, исходя из них, а ты – один из немногих, кто знает, как ошибочны их догадки об устройстве мироздания. Это так… смехотворно».
«Не более смехотворно, чем твоё существование. Назвал бы его бессмертием, но может ли умереть тот, кто никогда по-настоящему не жил? А раз понятие “смерть” – не про тебя, то и “бессмертие” – тоже».
Их разговоры почти всегда – танец на осколках, ранящий обоих. И всё равно он раз за разом находит её, а она раз за разом этого ждёт.
Очень похоже на их отношения в мире живых, если подумать.
Она выходит из леса, и из тумана выплывают очертания бальной залы арпагенского дворца: колонны, кусок стрельчатого окна, зеркало на стене в массивной резной раме по моде того времени. Следом неизбежно приходят воспоминания – столь отчётливые, что на миг она проваливается в них целиком, снова чувствуя тепло воздуха на коже, ароматы духов и цветов, бархатное прикосновение мужских перчаток к её рукам.
– …мы с вами не встречались прежде? – спрашивает она, пока мужчина в чёрном, чьего имени она ещё не знает, в танце ведёт её за собой.