Четвёртая фигура так и не подала голос. Лишь вскинула руки, и с кончиков её пальцев полились потоки синих искр, колючими вспышками отразившиеся в аметистовых глазах.
– Я пойду последней, – молвила Мастер Странница, когда искры сформировали сияющую арку в человеческий рост.
Мечница шагнула вперёд, сжимая в ладони рукоять невидимого меча, ждавшего своего часа на поясе. Миг – и Мастер исчезла в синем сиянии. Выждав пару секунд, за ней последовал Заклинатель; затем – Арон, подчиняясь приглашающему жесту Иллюзиониста.
Искры мгновенно погасли.
– Для амадэя можно было обойтись и без зрелищных фокусов, – глядя на место, где только что сияла волшебная арка, молвил Вермиллион Морли, сменивший белое одеяние Мастера на обычный костюм зажиточного горожанина. – Не могла сразу сделать нормальный невидимый проход?
Странница лишь плечами пожала:
– Для гостей всё нужно делать красиво.
Мастер Иллюзионист засмеялся, и волшебник с волшебницей шагнули вперёд, исчезая в пустоте.
– Сыграй со мной в аустэйн! – требует Лив, повисая на шее у Джеми. Тот лишь бурчит что-то неразборчиво, скрипя пером по бумаге, не отрывая взгляда от страниц позаимствованного у господина Гирена талмуда «Пространственно-временные соотношения: теория и практика».
– Сыграй!
– Я занят, не видишь?
– Сыгра-ай!
– Ну вот что с тобой делать?! – досадливо восклицает Джеми, когда Лив бесцеремонно дёргает его за кудряшки.
– Оторвись от трудов научных и обрати внимание на ребёнка, – советует Таша, облизывая палец и перелистывая страницу: до сего момента она мирно читала, лёжа на кровати.
Хотя Джеми выделили свою комнату, так сложилось, что дневал он у Таши. На практические занятия они с Алексасом уходили в сад, но теорию колдуну-недоучке комфортнее было учить в присутствии своей королевы, равно как и отдыхать. Последнее, правда, случалось нечасто; летом в эти редкие часы Таша обязательно вытаскивала его на улицу, чтобы книжный червь немного проветрился, но сегодня вместе с первым снегом началась зима. Лив же проводила с сестрой всё время, что не забирала школа, немногочисленные домашние обязанности и периодические прогулки с местной ребятнёй.
Если Лив хоть как-то влилась в Фар-Лойлское общество своих ровесников, Таша и её рыцари предпочитали проводить свободное время втроём. Ребят их возраста в деревне жило не так много, а с теми, кто жил, им было неинтересно. Джеми не мог разговаривать с людьми, что не в силах были легко поддержать беседу о восстании Заречной сто сорок восьмого года Третьей Эпохи Аллиграна. Алексас считал ниже своего достоинства общаться с деревенскими молодцами и соблазнять деревенских девиц. На Ташу местные девушки смотрели, как на инородный элемент: слишком чуждый, слишком выделяющийся. Привечать ухаживания местных парней она не собиралась: после всего пережитого было не до того.
Что в школе, что на деревенских празднествах парочка добровольных изгоев не задерживалась дольше необходимого. Спеша домой… или куда-то ещё. Но главное – вдвоём.
С третьим, всегда наблюдающим с задворок сознания.
– Так я должен развлекать твою сестру, пока ты спокойно изучаешь труды научные?!
– У меня не труды и не научные. – Таша достаточно хорошо знает Джеми, чтобы понимать: тот не издевается. Больше всего мальчишку возмущало, когда его заставляли отдыхать, пока другие проводят время с пользой. И попробуй убеди его, что нельзя учиться круглосуточно. Если бы их с братом тело не брало своё и не вырубалось в какой-то момент прямо над очередной книгой, он бы, кажется, и не спал вовсе.
– А что?
Таша поднимает книгу так, чтобы её рыцарь рассмотрел обложку.
– Что ещё за «Лунный ветер»? – хмурится тот.
– Свежий роман Акурида. Он рисует книги в гравюрах… новое веяние. Этот сделан по истории писательницы Сафори, и он про вымышленный мир, очень непохожий на наш.
– И ты читаешь такую ерунду?! Там же текста – три странички!
– Побольше. – Таша снова разворачивает книгу к себе. – В обычных книгах авторам приходится описывать внешность героев, их действия… место, где действие разворачивается. Здесь всё нарисовано, и появляется возможность печатать одни диалоги. Которые в данном произведении многие хвалят.
– Да ну?
Облизнув палец, Таша перелистывает пару страниц, возвращаясь назад.
– «Месть может только разрушать, – зачитывает она, – и самого мстителя она разрушает в первую очередь».
– Банально, но верно, – неохотно соглашается Джеми.
Таша снова облизывает палец.
– «Что такое осуждение всего мира, – продолжает она, вернувшись ещё чуть раньше, – против боли того, кого любишь?»
– Я бы поспорил.
– Когда у тебя будет любовный опыт – поймёшь, – снисходительно бросает Таша, листая до следующей загнутой странички. Сама она подобным опытом, правда, пока тоже не умудрена… но представить себя на месте героев, вынужденных выбирать между счастьем близкого человека и осуждением общества, могла легко. – «Любви, огня и кашля от людей не утаишь».
– Опять про любовь?!
– Бее, – смешно морщась, подтверждает Лив.
– Любовь – двигатель жизни, – замечает Арон, переступая порог. Он всегда знал, когда дети сидят без дела, и в таких случаях всегда входил в комнату без стука. – Всё в этой жизни делается ради любви, пусть иногда это любовь не к одному человеку, но к людям вообще. Или к деньгам. Или к некоей далёкой цели… если говорить о людях, которые двигают историю.
– Любовь к деньгам – не настоящая любовь, – заявляет Лив, бесцеремонно вскарабкиваясь на колени Джеми.
– О, у тех людей, о которых я говорю, это даже не любовь. Это страсть, мания… которые всё же суть разновидности любви, пусть и фальшивой. – Арон присаживается на кровать рядом с потеснившейся Ташей. – Всё дело лишь в том, что для чувств своих они избирают неверный объект поклонения.
Джеми сосредоточенно грызёт губы, прежде чем вскинуть голову:
– Святой отец, я тут заглядывал в учебник истории и наткнулся на раздел про свержение амадэев…
Таша поспешно садится. Хотя, возможно, ей только чудится, что светлые глаза приёмного отца темнеют.
– Не сомневаюсь, – произносит Арон, пока снежинки тают на его плечах. – Великая глава нашей истории. Повествующая о том, как шестеро алчных и властолюбивых мерзавцев были убиты, несмотря на упорное сопротивление и Адамант, сожжённый в ходе битвы.
– Я подумал…
– Что мне пора рассказать историю до конца?
Под взглядом амадэя Джеми едва заметно съёживается:
– Простите, я не хотел…
– Не волнуйся. Дерзостью не сочту. – Арон отворачивается, глядя в тёмное окно. – Стало быть, тебя интересует та ночь.
Мальчишка опасливо кивает.
Пристроившись под бок к амадэю, Таша по-кошачьи бодает его лбом в плечо: не желая оставлять Арона наедине с тем, что сейчас всплывает из недр его тысячелетней памяти.
Приобняв её рассеянным, едва ли осознанным жестом, какое-то время амадэй молчит.
– Мы ждали, что это случится, – наконец заговаривает он негромко и неторопливо. – В тот год нам пришлось тяжело. Раньше Воины контролировали погоду в Долине, но в тот год, даже объединившись, не смогли ничего сделать ни с летней засухой, ни с затянувшейся зимой. Что-то сопротивлялось их силам… будто природа вдруг стала обладательницей собственной злой воли. Логичным следствием явился голод, и по всей Долине вспыхнули междоусобицы. Люди дрались друг с другом за зерно и скотину. На дорогах хозяйничали разбойники, надеясь добыть себе хоть немного еды. Перепуганный народ хлынул в города, где и без того не хватало пищи… Нам приходилось закрывать городские ворота, а отчаявшиеся люди пытались взять их штурмом. – Арон прикрывает глаза – даже сейчас, шестьсот лет спустя. – А довершили дело тиф и ведьмина лихорадка. Мы лечили и кормили тех, кого могли, но нас не хватало на всех.
– Ужас, – содрогается Лив, и Джеми неуклюже гладит девочку по голове; Таша улыбается сестре, но улыбка выходит натянутой.
Она, росшая в один из самых благоприятных периодов в истории Долины (спасибо Его Величеству Шейлиреару), может только представить, каково это: война, голод и эпидемия. И одна мысль о подобном кошмаре бросает в дрожь даже её, что уж говорить о ребёнке.
– Естественно, после такого власть амадэев пошатнулась, – продолжает Арон. – Особенно после того, как Ликбер вызвался помочь нам наколдовать дождь… и преуспел. После этого его авторитет вознёсся до небес, а наш – рухнул почти окончательно.
– А как вы с ним познакомились? – в голосе Джеми пробивается благоговейная хрипотца. – С Ликбером?
– Все маги, стоило им закончить обучение, представали перед амадэями для назначения в тот или иной город или деревню. Тогда на каждую пару деревень должен был быть свой маг… В то время ещё не существовало деления на колдунов и волшебников. Даже Школ не было. И знания обычно передавались от учителя к ученику. – Таша знала, о чём он: до появления Школ старые маги, чувствуя приближение конца (ещё одна привилегия обладателей Дара), выбирали себе преемника и учили его всему, что знали. Для одарённых детей то была единственная возможность стать настоящим магом. – Но вот однажды из ничем не примечательной деревеньки…
– Шеловки в Заречной, – уточнил Джеми с трепетным придыханием. – Там, где сейчас Заречная, точнее.
Таша лишь фыркает снисходительно, устраиваясь поудобнее: в объятиях Арона ей так уютно и тепло, как прежде бывало только в маминых, и ещё чуточку теплее. Должно быть, от чувства абсолютной защищённости, которое всегда появлялось рядом с ним – и которого не могла подарить даже мама, не говоря уже о родном её отце.