– Так погибшая Зрящая… была из пары, полюбившей друг друга?
Таше неловко за вырвавшийся глупый вопрос, неловко вмешиваться в трагический рассказ, но Арон относится к этому совершенно спокойно.
– Да. Сильнейшая Зрящая – со слабейшим Воином-мужчиной. Сильнейший Воин, Лиар, – со вторым по силе Зрящим. И самая слабая пара – средняя Зельда и её сестра, третья по силе среди нас. Удачный расклад… в какой-то степени. Учитывая, кто именно в итоге обратил свои силы во зло. – Арон скрещивает руки на груди. – Лиар удовлетворил просьбу нашего брата. Мы похоронили его вместе с любимой, и дуб, что Лиар прорастил над их могилой, растёт на том месте до сих пор. Оплёл тела корнями вместо гроба. А когда мы вышли из леса, Адамант был в огне.
– Зельда?..
– Выждала достаточно времени, чтобы мы ушли из города, и оставила людям свой прощальный привет. Лиар погасил огонь, но город успел выгореть почти дотла: тогда каменными были лишь дома в центральном квартале. Уцелела только Школа: магия Зельды не пробила защиту Ликбера. Мы вернулись в изгнавший нас Адамант, но спасать там было уже некого. Мы дошли до нашего судилища: трое, оставшиеся в живых и верные своему предназначению… и там, на пепелище, поняли, почему должны жить дальше. Если мы уйдём, кто остановит Зельду? Но пути наши разошлись… там же. – Арон опирается ладонями на подоконник. – Там, у судилища, открылась правда… о том, как и почему умерла Лори. Там Лиар поклялся посвятить жизнь мести, а сестра Зельды, не решившись встать на чью-либо сторону, отправилась своим путём – в альвийские леса. Думаю, там она и здравствует до сих пор… во всяком случае, я почувствовал бы её смерть. Лиар на время исчез в неизвестном направлении, а я… я отправился в своё странствие по Аллиграну, продлившееся сотни лет. Скитался по деревням и городам, лечил больных, воскрешал ушедших, судил тех, кто смог уйти от закона, истреблял монстров в меру своих скромных сил… возвращал веру тем, кто её утратил. Но задержаться где-то надолго неизбежно влекло за собой риск того, что Лиар узнает об этом – и начнёт очередной этап игры, в результате которого у меня отнимут тех, кого я полюбил. Я раз за разом зарекался к кому-либо привязываться – и раз за разом оступался, потому что был одинок как никогда. И понимал: если я отрекусь от любви к людям, чем я буду лучше Зельды?.. А ещё был и оставался неисправимым эгоистом, всякий раз надеясь, что Лиар уже наигрался. Но любая отсрочка новой игры, сколько бы она ни длилась – месяц или полвека, – была лишь отсрочкой.
– А почему вы сразу не… разыскали Зельду? – уточняет Джеми после долгого молчания.
Не требуется быть чтецом, чтобы понять: вместо «разыскали» мальчишка хотел употребить совсем другое слово.
– Много причин. Её сестра никогда на это не пошла бы. Я не мог, как ни старался: слишком сильными чарами она себя защитила. А Лиар… чего не знаю, того не знаю. Одно время я думал, что он встал на её сторону. Потом понял, что дело не в этом.
– Они бы нашли друг друга, – выплёвывает Таша сквозь зубы.
– Сомневаюсь. Порой людей сводит ненависть, но ненависть Лиара и ненависть Зельды слишком различны по своей природе. – По выражению лица амадэя Таша понимает: память уже вновь вернула его к событиям давно минувших лет. – Ликбер объявил всех амадэев погибшими, после чего призвал людей объединить свои земли в королевство. Представил своего племянника главой восстания, чудом выжившим, и провозгласил его королём. Люди подчинились с радостью: те, кто мог опровергнуть легенду, сгорели в пожаре, а остальные считали Ликбера новым воплощением Кристали Чудотворной. Ликбер с лёгкостью мог сесть на трон, но не пожелал. Вместо этого он лишь воздвиг на месте сгоревшего Адаманта белокаменное чудо, которое мы видим по сей день, в подарок новоявленному королю. А вскоре после того, как завершил работу над городом, когда стало ясно, что по-другому в войне с дамнарами не победить, отправился в устойчивую прореху, соединившую Аллигран и Бездну. Ту самую, которую после назвали Вратами… закрыть которую можно было только с той стороны. И ценой собственной жизни подарил жителям Аллиграна новую эпоху, счастливую и благополучную… взамен той, что ранее отнял.
Воцаряется тишина – и становится слышно, как шуршит снег за окном, а внизу, на маленькой тёплой кухоньке, свистит чайник. Так близко – и так далеко.
– Так Ликбер не был Чудотворцем? – спрашивает Таша то, что давно хотела и не решалась спросить.
– Нет. Он мог творить заклятия десятого уровня, но он не был равен Кристали. И посланцем Богини не был. – Арон смолкает на миг – и повторяет: – Не был. Но зачем-то он пришёл в этот мир. Значит, так было нужно… чтобы амадэи ушли. Чтобы Аллигран стал королевством. Чтобы Врата были закрыты. – Отстранившись от окна, амадэй обводит взглядом подавленные детские лица. – Вот и конец истории.
Какое-то время они сидят в молчании.
– Знаешь, – наконец произносит Таша, – когда я… когда я задумываюсь, кто ты… – она так старается подбирать слова, что выдавить предложение целиком никак не выходит, – какой ты… сколько всего повидал…
– Забудь. Забудьте. Всё это было сотни лет назад. – Арон улыбается ей: просто, мягко, так человечно. – Здесь и сейчас я – тот, кто о вас заботится. Тот, кто вас любит, – он косится на дверь, – и кого хозяйка дома вскоре покарает за то, что он заболтался и забыл снять чайник с огня…
Проснулась Таша снова от того, что её босую пятку пощекотали чьи-то лёгкие пальцы.
– Что за дурацкая привычка, – простонала она, дёрнув ногой сквозь ускользающий сон.
– И вам доброе утро, моя королева.
Щурясь от света волшебного огонька над плечом Алексаса, Таша выпуталась из-под одеяла, за ночь нагревшегося до состояния лёгкой прохлады. Тут же поспешила юркнуть обратно:
– Д-дамнары, почему так х-холодно?!
– Ночью в камине закончились дрова. Новые, надеюсь, принесут позже, но нам всё равно скоро уходить.
– Ещё темно! Зачем ты разбудил меня в такую рань?
– Потому что нам принесли завтрак, и не думаю, что ты возжелаешь есть его безнадёжно остывшим. – Алексас поднял с пола её сапоги. – Давай ногу.
Позволив юноше обуть её, а потом безжалостно сдёрнуть с неё одеяло и набросить на плечи куртку, Таша сидела на кровати до тех пор, пока не перестала судорожно стучать зубами. И только после этого решилась умыться, – от чего непременно задрожала бы вновь, не нагрей Алексас воду в кувшине.
– Неудивительно, что нечисть так нас ненавидит. Если б меня обрекли на подобное существование, я бы тоже ненавидела тех, кто может жить в тепле и уюте, – умывшись, по-кошачьи отфыркалась Таша. Заметила на прикроватной тумбочке потрёпанный свиток пергамента, появившийся там вместе с подносом, на котором стремительно остывали две тарелки овсянки. – А это ещё что?..
– Карта замка.
– И откуда она взялась?
– Картер принёс её в нашу комнату, пока мы спали.
Ощутив мгновенную дрожь, и теперь – не от холода, Таша нашарила янтарную подвеску на горле.
«И что, в нашу комнату любой может просто так взять и войти?» – уточнила она.
«Окружать её непробиваемой защитой было бы слишком подозрительно, – заметил Алексас, меланхолично перебирая чётки. – Как только Картер приблизился к порогу, я проснулся. Защитный контур замкнут на чётках. Если кто-то пересекает границу контура, они разогреваются и будят меня».
Немного успокоившись, Таша разжала ладонь:
– И зачем нас снабдили картой?
– Без карты мы будем блуждать здесь не хуже, чем в Клаусхебере. Постоянного провожатого нам выделить не соизволили. – Алексас решительно указал рукой на поднос. – Ешь. И стоит поторопиться: нас ждут.
Только тут Таша заметила маленький лист бумаги, лежавший на тумбочке, на котором мелким каллиграфическим почерком вывели: «Приходите в Большую Залу сразу после завтрака».
От мыслей, что может ждать их в этой самой зале, овсянка в итоге едва лезла Таше в горло.
Когда они вышли на лестницу, свет по-прежнему не горел. За окнами царил мрак, и лишь звёздный камень стен искрился в свете волшебного огонька, который Алексас пустил лететь чуть впереди. Попетляв по бесконечному ветвлению замковых переходов, в конце концов они вышли к высоким дубовым дверям, потемневшим от времени, с сомнительным гостеприимством приоткрытым на щёлочку. Зал, представший за ними, был огромен, однако скудностью отделки не отличался от сурового аскетизма коридоров. Пустые длинные столы озаряло холодное сияние волшебных огней: сотни шариков серебристого пламени висели под высоким стрельчатым потолком, словно складывая неизвестные Таше созвездия. За столами на скамьях сидели люди… и нелюди, удостоившие новоприбывших внимательными взглядами. Проходы между столами забросали соломой с ароматными травами, но она не перебивала запах тления, с новой силой ударивший Таше в лицо, заставляя сдерживать рвотный рефлекс в горле. Казалось, они с Алексасом ступили в гигантский склеп.
А подле громадного очага и в проходах лежали оборотни. Хотя, конечно, это могли быть и не оборотни. Может, Зельда просто увлекалась разведением волков и львов. Степных, с золотистой шерстью и пышной гривой. Лесных, обладателей пятнистой шкуры и клыков длиной с человеческую кисть. Горных, белых, изящных и быстроногих – таких же, как одна из Ташиных личин.
Таше хотелось думать, что так оно и есть. Ведь если этим оборотням доставляло удовольствие глодать кости, лёжа в зверином обличье на грязном полу, – они явно подзабыли, что такое быть людьми.
…а потом Таша заметила Картера, восседавшего за столом на возвышении в конце зала. Следившего за ней с интересом лекаря, готовящегося сделать посмертное вскрытие. И поскольку слабость никак не вписывалась в роль, что Таше предстояло отыгрывать, она вскинула голову и, с показным равнодушием глядя ровно перед собой, бок о бок с Алексасом зашагала мимо длинных скамей.