– Таша!
Она оборачивается, услышав чужой голос вдали: словно её зовёт кто-то, потерявшийся в тумане.
– Кажется, мой визит заметили. – Тень без малейшего огорчения разжимает пальцы. Кружка выпадает из них и, не долетев до земли, блекнет и растворяется; золотой напиток расползается серебряной дымкой, которая тут же смешивается с туманным морем вокруг. – Ты запомнишь мои слова. Ты вспомнишь их, когда придёт время, и не только их. Это поможет тебе принять свою участь… чуть менее болезненно.
– Таша, проснись!..
Она открыла глаза – и поняла, что Алексас сидит рядом с ней на постели, держа её за плечи.
– Зеркало на стене светилось, – сказал он, по-кошачьи щурясь в сумраке.
Дыша мелко и часто, под дробь судорожно колотящегося сердца Таша посмотрела туда, где её плащ вновь укрывал серебристое стекло. Алексас позаботился, прежде чем будить её.
– Что тебе снилось?
– Кошмар. – Она чувствовала, что дрожит. – Просто кошмар.
…в конце концов, явью это быть никак не могло.
Всматриваясь в её лицо, Алексас провёл ладонью по её волосам. Заставил лечь обратно, на бок – и обнял со спины, зарывшись носом в чёрные кудри.
– Спи, моя королева. – Тепло его рук и его дыхания, касавшегося макушки, согревало, оттесняло воспоминания о бесцветном мире и всём услышанном в нём. – Кошмаров больше не будет.
Он говорил так, что ему верилось безоговорочно. Он обнимал её так спокойно и уютно, что это ощущение прогоняло все другие. И всё же, прежде чем вернувшаяся дремота окунула её в черноту, на сей раз без снов и видений, Таша некоторое время лежала с открытыми глазами.
Вспоминая ещё кое-что, услышанное ею не так давно – из источника, который с натяжкой, но всё же можно было назвать надёжным.
…«о том, как он убивал ту, кого больше всех в мире хотел бы спасти»…
Осознать, что всё это время Таша занавешивала зеркала вовсе не от Лиара, что всё это время кто-то в Зазеркалье только и ждал момента, чтобы подобной шуткой сделать Ташину жизнь ещё невыносимее, было страшно. Но одна мысль о том, что всё это может быть не шуткой – и всё же не сном, – пугала вдвойне.
Глава четвёртая. Лестницы в бездну и в высь
Когда дракон стал снижаться над полем за околицей Приграничного, его встретили крики цвергов, полные восхищённого испуга, и четверо Мастеров, мрачно следивших, как тёмная точка в небе по мере приближения обретает крылья, голову и лапы.
Утро выкрасило небеса молочной белизной: сегодня их не закрывало ничего, кроме облаков. Цверги, которых заблаговременно предупредили о явлении крылатого гостя (а то ещё схватятся за оружие), столпились у низкой каменной стены поселения. Мастера молчали – после вчерашнего они были не в духе. То, что Зрящий с ночи исчез невесть куда, не улучшило их настроение, хотя и позволило обсудить положение дел в кругу своих.
…конечно, рано или поздно им всё равно пришлось бы иметь дело и с Лиаром, и с Зельдой. Если пока брат Зрящего не объединился с их спятившей сестрицей, не факт, что он не сделает этого в будущем. Или в одиночку не подготовит Мастерам милый сюрприз – в его духе. Лучше уж столкнуться с сильнейшим из Палачей сейчас, по воле Арона, чем потом, по воле самого Палача.
Но методы Зрящего их определённо не воодушевляли.
– Мне мерещится, – произнёс Иллюзионист, – или у Кеса действительно на спине кто-то есть?
– Не мерещится, – коротко изрекла Странница.
Дракон сел – и холодный снежный вихрь окатил с головы до ног не только Мастеров, но и стену вокруг поселения, и цвергов за ней, ответивших новой волной взволнованных криков.
– Ох уж эта девчонка, – выдохнул Вермиллион восхищённо, пока в воздухе оседала колючая белая взвесь. – Да она ещё невыносимее меня!
К моменту, когда метель от драконьих крыльев улеглась, цверги уже смолкли – а Заклинатель уже подскочил к дракону и самозабвенно на него орал.
– Ты что о себе возомнил?! – Разъярённого волшебника не пугали нехорошие огоньки в янтарных глазах, каждый из которых был больше его головы. – Мы велели тебе оставить девчонку в Школе! Какое право ты имеешь…
– Я его человек, не ваш! – не вытерпев, тоненько крикнула на него Лив, соскакивая наземь с драконьей лапы. Ноги девочки по колено утонули в снегу, покрывавшем поле, но там, где позади неё сидел Кес, снег снова стремительно таял. – И это Кесу решать, брать меня с собой или нет, не вам! Тоже мне, Шестеро, наследники Ликбера, защитники людей! О вас песни пишут, а вы детей обманываете! – Сжав кулачки, Лив яростно рассекла воздух одним из них. – Обещали, что возьмёте меня с собой, а сами… Не стыдно?!
Это заставило Заклинателя замолчать. Наверное, потому, что он повидал в жизни многое, – но только не девятилетних девочек, гневно кричащих на Мастеров Адамантской Школы.
– Вы могли просто сказать мне, что я могу умереть и не должна никуда лететь, – добавила Лив, – тогда я бы и сама осталась!
– Ой ли? – усомнился подоспевший Иллюзионист.
У девочки хватило совести потупить глаза.
– Почему у меня смутное ощущение, – сверху вниз глядя на её упрямую мордашку, заметила Мечница вполголоса, – что этот милый ребёнок станет самой большой занозой в наших задницах за последние полторы сотни лет?
– За всю твою практику? – понимающе уточнил Иллюзионист, и Мечница хмыкнула в ответ без особого огорчения.
– Не ссорьтесь, господа. – Арон, пробравшийся сквозь толпу зевак-цвергов, приблизился к волшебникам и дракону, сжимая в руке свеженький новостной листок. – Разве можно вздорить друг с другом, когда для нас есть такие прекрасные вести? – Зрящий эффектным жестом развернул бумажный лист; Лив, сверлившую его злым взглядом, он не мог не заметить, но ничем этого не проявил. – «Его Величество Шейлиреар Первый впервые после покушения пришёл в себя. Свидетелем тому были его камердинер и придворный лекарь». И… записано со слов лекаря: «Его Величество выглядел растерянным, не понимал, что происходит и где он находится, а также не узнавал никого из присутствующих в спальне. Это нормальные последствия после поражения столь могущественным проклятием, однако во избежание шокового состояния монарха мы приняли решение снова погрузить его в сон». – Амадэй передал листок Заклинателю, нетерпеливо щёлкавшему пальцами. – В кои-то веки благая весть, верно?
– Весь вопрос в том, когда Шейлиреар окажется в доброй памяти, – устало заметила Мечница. – И окажется ли вообще.
– В этом я не сомневаюсь. Но желательно, чтобы он пришёл в себя в ближайшие дни, дабы воспрепятствовать Первому Советнику в его попытках чинить самосуд.
– Джелиар – честный и справедливый человек, – отрезал Заклинатель, не отрывая взгляда от печатных строк. – Он сделает всё, чтобы покарать преступников.
– Не сомневаюсь. Вопрос лишь в том, окажутся ли истинные преступники у него под рукой. Куда удобнее объявить преступником того, кто уже сидит в тюрьме, чем признаться в собственной несостоятельности.
– Если ваша дочь предоставит ему…
– А если она предоставит лишь доказательства того, что истинный преступник на свободе? – Заметив, что Заклинатель колеблется, Арон качнул головой. – Впрочем, будем надеяться на лучшее. Если всё пройдёт, как я надеюсь… – Амадэй наконец повернулся к Лив, устремив на неё взор, в той же мере строгий, что и ласковый. – Здравствуй, стрекоза. Скажи на милость, зачем ты кинулась за нами?
Лив посмотрела в светлые лучистые глаза. Опустила взгляд на губы, улыбавшиеся ей приветливо и тепло.
Шагнула вперёд – и свирепо пихнула амадэя в грудь:
– Почему ты меня обманул?!
– Я… – требовательный вопрос отразился на лице Арона едва заметным удивлением, – не хотел подвергать тебя опасности, только и всего.
– Это мне решать, подвергать себя опасности или нет! Мне и Кесу! А пока он жив, мне тоже ничего не грозит, так что зря ты боялся! – Лив топнула ногой, ничуть не смущаясь, что та тонет в снегу – и что перед ней тот, кто старше её на одиннадцать веков. – И про маму ты нам с Ташей тоже врал, мне господин Гирен сказал! Что с ней? Почему она не может вернуться?
…она не сразу поняла, что чего-то не хватает. И лишь потом осознала: звуков. На заснеженном поле за околицей Приграничного сделалось слишком тихо. Даже Заклинатель прекратил шуршать новостным листком. Только цверги оживлённо переговаривались вдали, но то был фоновый шум, не привлекавший к себе внимания, пока не притихли все другие источники шума.
– Лив, я уже говорил. – Присев на корточки, Арон серьёзно взглянул на неё. – Мой брат наслал на вашу маму порчу. Но для взрослых эта болезнь не так опасна, как для детей. Если вы с Ташей заразитесь от неё, вы можете умереть.
– Порча незаразная, – недоверчиво возразила Лив.
– Эта – заразная.
– И что, даже ты не можешь её вылечить?
– Нет. Не могу.
– А почему тогда господин Гирен сказал, что мама не вернётся?
– Вы просто не увидитесь с мамой ещё очень, очень долго. Но однажды вы обязательно встретитесь. Честное слово. – Дэй протянул ей ладонь с согнутым указательным пальцем: символ зарока, который нельзя нарушить. – Мир?
Лив, размышляя, подышала на зябнущие руки. Опустила на них рукава школьной мантии, прикрыв кисти по самые костяшки.
Всё же протянула ладонь в ответ.
– Всё равно ты нехорошо поступил, что меня обманул, – укоризненно добавила девочка, когда они с амадэем сцепили пальцы, ритуально скрепив примирение.
– Больше не буду. Теперь беги в ворота – и прямо-прямо до большого каменного здания.
– Здесь всё каменное.
– То здание двухэтажное. На воротах висит табличка с короной. Это трактир. Подождёшь нас во дворе, хорошо?
Под сочувственными взглядами Мастеров Лив решительно пробралась к дороге, рассекая глубокий пушистый снег, ломая подошвами прятавшуюся под ним корочку льдистого наста. С любопытством воззрилась на цвергов, которых живьём видела впервые в жизни: те, шушукаясь, во все глаза смотрели на маленькую волшебницу, явившуюся верхом на драконе.