– Ещё бы я ему позволил. – Её слова явно его забавляют. – И не уверен, что у него хватило бы духу. Он может хорохориться, что убьёт меня, может сколько угодно меня ненавидеть, но он знает: пока этому миру без меня не обойтись. И знает, что в происходящем виноват он сам.
– Он сам?! Это ты убил его любовь!
– Я к этому причастен. Тоже, – голос делается непривычно мягким. Завод «шкатулки» истекает: едва слышная мелодия уже не поёт, а заикается. – Будь хорошей девочкой, ладно? И держись своего дракона.
Лёгкая рука касается её макушки. Лив оборачивается, пытаясь её перехватить.
Последняя нота механического мотивчика оборванной струной звякает во тьме – и Лив дёргает, тащит куда-то…
Первой пришла жгучая боль в шее. Схватившись за неё, Лив поняла, что всё ещё в Штольнях – и лежит на чьих-то тёплых коленях, пока над ней нависает обеспокоенное лицо Иллюзиониста.
– Тише, тише. – Волшебник перехватил её ладони. – Ты не ранена, просто чувствуешь боль Кеса.
– Жжёт! – Лив трясло; по рукам и ногам разливалась жуткая слабость.
– Потерпи. Ты стойкая девочка, ты сможешь.
Испытывая жуткое желание расчесать себе кожу в кровь, Лив завертела головой. Посмотрела на чешуйчатый драконий бок и двух Мастеров, дремлющих рядом. На тёмный туннель, освещённый тремя волшебными огоньками.
На огромную тушу скользкой чешуйчатой твари чуть поодаль.
– На нас напали, – предугадав вопрос, сказал Иллюзионист. – Виверн. Подземный дракон. Он мёртв.
– Кес… ранен?
– Скоро оклемается.
– А где дядя Арон?
– Ушёл вместе со Странницей. Обещал скоро вернуться.
Лив отчаянно вцепилась в руки волшебника, чтобы не дать собственным пальцам всё-таки протянуться к шее.
– Я думала, если Кеса ранят, у меня тоже будет кровь.
– Не будет. Но ты будешь чувствовать его боль так, словно тоже ранена.
– И если он умрёт, то…
– Да. – Иллюзионист не пытался отнять рук, хотя пальцы девочки вцепились в его ладони до боли. – Тут ничего не поделаешь.
– Мне казалось, Кесу никто никогда не сможет навредить.
– Немногие могут это сделать. Но кто-то всё-таки может.
Лив смотрела на мёртвого виверна с брезгливым любопытством.
…всё равно это лучше, чем если бы она осталась в Школе. Там ей тоже было бы больно – и она даже не знала бы отчего.
– Когда он приходит… – Лив хотелось хоть с кем-то поделиться своими мыслями по этому поводу, – я оказываюсь в темноте. И там звучит музыка.
– Твоё сознание должно где-то пребывать, пока он занимает тело, – печально сказал волшебник. – Темнота, говоришь? А голоса ты слышишь?
– Плохо. Иногда.
– Чтобы после ты не смогла никому ничего рассказать. – Иллюзионист покачал головой: – Ничего не поделаешь, Лив. Когда-то ты дала ему разрешение. Теперь придётся терпеть.
– Я и терплю. Я вообще не жалуюсь. Просто… Один мой друг… Его брат когда-то умер, и он пустил его в своё тело. И теперь их телом управляет то один, то другой. – Лив надеялась, что объясняет более-менее понятно. Хотя бы менее. – Я подумала…
– Двоедушие? – Заклинатель, который до сего момента казался спокойно дремлющим, моментально открыл глаза. – Ты говоришь о Двоедушии?
– Вряд ли девочка знает, что это, – мягко напомнила Мечница, в свою очередь закончив притворяться спящей.
– Это богомерзкий обряд, запрещённый Ликбером Великим. Вот что это. – Заклинатель впивался в лицо Лив пристальным взглядом тёмных глаз. – Кто этот друг? Кто сделал это с ним?
– Его учитель, – нехотя буркнула девочка, мигом пожалев, что завела этот разговор. – Он их с братом воспитывал.
– Имя!
– Я не знаю.
Даже если бы Лив знала, конечно, она всё равно не сказала бы. Не после услышанного.
Однако сейчас взять с неё действительно было нечего.
– Он колдун?
– Ага. – Поскольку Джеми с Алексасом любили своего учителя, лучше не помогать Заклинателю его найти. А обмолвишься о том, что учитель братьев – альв, и круг поисков значительно сузится: вряд ли по Аллиграну разгуливает так много альвов.
– А как зовут твоего друга?
Не обманываясь ласковым голосом волшебника, Лив промолчала.
– Ну же. Скажи. Мы не сделаем ему ничего плохого… просто поговорим.
– Не скажу, – тихо и упрямо вымолвила девочка.
– Не скажешь – и вылетишь из Школы, ещё не поступив. – Интонация Заклинателя в один миг сменилась на ледяную.
– Если ты забыл, Джейд, вопрос о принятии ученика решается голосованием Шестерых. – В голосе Иллюзиониста тоже хрустнул ледок: едва слышно, почти совершенно скрывшись за привычной шутливостью. – На твоё слово есть слова остальных пятерых.
…вид Заклинателя вдруг чем-то напомнил Лив дракона, которому только что посулили дюжину сочных овечек, а потом посадили на цепь и оставили глотать голодные слюнки.
– Так когда мой друг не управляет своим телом, – сказала девочка, решив всё же закончить вопрос, – он тоже оказывается в темноте?
– А бывает так, что братья разговаривают друг с другом? Как будто человек говорит сам с собой?
– Постоянно!
– Вот видишь. Будь твой друг в темноте, вряд ли он смог бы разговаривать с братом.
– И где же он тогда?
– Как я понимаю, смотрит на мир… вместе с братом. Видит то, что в этот миг видит его тело. Слышит то, что слышит его тело. Чувствует то, что чувствует его тело.
– Но только это? – Вдруг осознав правду, Лив расширила глаза. – Он же не может ничего сделать сам, верно?..
– Его руки, ноги, губы и глаза подчиняются другому человеку. – Иллюзионист накрыл её ладошки своими, словно в знак утешения. – Он двигается помимо своей воли. Он смотрит туда, куда не хочет. Его губы размыкаются, когда он хотел бы смолчать.
– То есть темнота даже лучше?..
– Возможно. В чём-то.
Шею, о которой Лив забыла на время разговора, снова обожгло.
Неуверенно покосившись на Заклинателя, девочка всё же подалась вперёд – к уху Иллюзиониста и его золотым кудрям, пощекотавшим губы.
– А вы не можете как-нибудь ему помочь? – прикрыв рот ладонью, прошептала она. – Чтобы у них у каждого снова стало своё тело?
– Если познакомишь меня со своим другом, – заговорщицки прошептал тот в ответ – тоже на ухо, нисколько не смущаясь испепеляющего взгляда Заклинателя, – попробую.
– Правда?..
– Я ведь наследник Ликбера как-никак. – На миг отстранившись, кончиком пальца Иллюзионист задорно поддел её нос. – Что-то да могу.
Лив просияла одновременно с тем, как Арон и Странница шагнули вперёд, соткавшись из темноты Штолен, – и трое волшебников вскинули головы с одинаковым напряжением.
– Скажите, что у вас хорошие новости, – произнесла Мечница безнадёжно.
– Не знаю, хорошо это или плохо, но мой брат не лгал. Таша действительно наверху. – Обведя всех присутствующих усталым взглядом, амадэй посмотрел на спящего дракона. – И, надеюсь, мы сможем завтра прибыть в нужное место в нужное время.
– Вот уж не думал, что перед вами даже директор Школы Колдунов не устоит, – изрёк Иллюзионист несколькими часами позже, осторожно закрывая дверь в комнату, за которой осталась спящая Лив. Они вернулись в цвергское Приграничное уже под утро, но, прежде чем поспать, решили выпить и поужинать в комнате… хотя девочка даже еды не дождалась. – Вы бы его попросили заодно прикрыть свою гнусную лавочку. Было бы хоть какое-то утешение мне перед смертью, если завтра Зельда увидит меня и решит, что я слишком прекрасен, чтобы существовать, и достоин украшать собою разве что небеса.
– Утешу вас тем, что я завтра тоже могу умереть, – сказал Арон отстранённо, вышагивая из одного угла гостиной в другой, размышляя о чём-то. Когда амадэй поворачивался, концы шёлкового пояса подлетали ласточкиными крыльями. – Бессмертие бессмертием, но от меча Зельды оно меня не спасёт.
– Или от меча вашего брата, – подметил Заклинатель, на сей раз устроившийся в кресле у очага рядом с Мечницей, которая прихлёбывала из глиняной кружки забористое цвергское пиво. Странница удалилась в другую спальню – в последний раз Мастера видели, как она сидит на одной из кроватей, скрестив ноги, закрыв глаза. Бледное лицо её было таким отрешённым, что не оставалось сомнений: разум её отправился туда, где никому из братьев и сестёр её не догнать. Возможно, искал замок Зельды.
Возможно, просто решил отдохнуть от человеческого общества.
– Вряд ли. Во всяком случае, не сегодня.
– А когда?
– Когда он наиграется. Получит то, чего хочет.
– И чего же он хочет?
– Я догадываюсь. Но даже я не смогу сказать точно, пока он не объявит, что получил своё.
Иллюзионист сощурился, глядя на дверь, будто мог слышать, как за ней тихонько, с присвистом дышит Лив, – безмятежно, как дышит во сне самый обычный ребёнок, которому не нужно завтра отправляться туда, где едва ли место детям. Учитывая обстоятельства, Мастера не решились бы оставить средство связи с Палачом в предгорном трактире. Конечно, они могли позаботиться о её безопасности; конечно, девочке и без них мало что могло угрожать… но с этой мыслью нужно было сжиться.
Ни один из ныне живущих преемников Ликбера до сей поры дела с юными драконьими избранниками не имел. И свыкнуться с неуязвимостью Лив им было не так-то просто.
– Повторюсь, – произнёс Вермиллион, – но иногда мне кажется, что вы им восхищаетесь.
– Не восхищаюсь. Уже нет. – Фортэнья шелестела при ходьбе. Шорох шёлка напоминал шуршание листьев: так по осени они, медленно умирая, кружат в своём первом и последнем воздушном танце. – Но я до сих пор чувствую вину перед ним. И я помню, что он любил меня. А я любил его.
– Вину за что? – спросила Мечница цепко.
Арон посмотрел на неё словно бы изучающе. Хотя, казалось бы, что там ещё изучать?.. Всё, что хотел, амадэй мог увидеть в первый же момент их знакомства.
– Почему вы встали на сторону Шейлиреара? – спросил он затем. – Вы, которые всеми силами должны были бы защищать королевский род, восходящий к племяннику Ликбера?