, и весь класс подхватил хором. Учитель сильно разозлился. Меня снова отправили в кабинет директора. Точнее, меня, Игора и Габриэля. Придется отнести домой еще одну записку, а идиот-директор подчеркнул, что в следующий раз меня на время отстранят от занятий. Это было так прикольно! По дороге домой Игор пригласил зайти завтра к нему. Габриэль тоже там будет, и мы сможем потусоваться и поиграть допоздна в видеоигры.
Похоже, Игор с Габриэлем не такие уж плохие ребята.
22 мая 1993 года, суббота
Сегодня я весь день провел у Игора. Его мама совсем не такая, как я себе представлял. Классная толстуха. Громко смеется и болтает без умолку. Его отца не было дома (мне кажется, родители Игора в разводе, но он не хочет об этом говорить). Мы играли в «Мастер Систем»[30], но Габриэль почти всегда выигрывал, потому что у него дома тоже есть видеоигры и он сидит за ними целыми днями. Ближе к вечеру мама Игора приготовила нам куриные наггетсы и не возражала, когда мы полили их кетчупом. Затем Габриэль стал говорить о поездке в горы на неделю, на ферму в Петрополисе[31]. Игор сказал, что это очень круто: мы поедем в школьном автобусе, будем спать на двухъярусных кроватях, и за нами никто особо не будет смотреть. Именно там он потерял свой «др» в прошлом году. Потом он спросил меня, «др» я или нет. А я не знал, что это значит. Игор объяснил, что «др» – это «девственный рот», если еще ни с кем не целовался. Я смутился и соврал, что целовался с девчонкой в старой школе. Они не поверили и начали надо мной смеяться. Потом спросили, кого бы я хотел поцеловать в школе. Я не стал говорить про Райане, но мне не хотелось, чтобы они считали меня педиком. Потом Игор сказал, что он много дрочит на наших учительниц – Софию, Сандру и Анну-Луизу. Они засмеялись, а я опять ничего не понял. Игор пихнул меня в бок и сказал, что я выгляжу так, будто много дрочу. Я не знал, что значит дрочить, но, раз Игорь так сказал, пришлось согласиться. Игор с Габриэлем раскусили мой обман и чуть не описались от смеха. Они объяснили, что это такое, и я пошел домой. Мне не терпелось попробовать, поэтому я сразу отправился в ванную.
23 мая 1993 года, воскресенье
Сегодня я весь день валялся на диване и смотрел телевизор. Папа сидел у себя в комнате и вышел только днем, чтобы сходить с Терезиньей за кормом для ее питомцев. Когда он ушел, я побежал в ванную. Весь день мне до смерти хотелось снова подрочить. Я сел на унитаз, закрыл глаза и стал думать о Райане, когда трогал себя. Кожа немного натянулась, и стало почти больно, но это была приятная боль. Я просидел там целую вечность, пока не почувствовал жжение, о котором рассказывал Габриэль. Мне хотелось сделать это еще раз, но тут я услышал, как хлопнула входная дверь. Пришлось поспешно натянуть трусы и спустить воду в унитазе для маскировки.
13 июня 1993 года, воскресенье
Мамы Игора весь день не было дома. Мы сидели у него и играли в видеоигры. Потом Игор поставил игру на паузу и спросил, не хочу ли я сделать кое-что по-настоящему классное. Он открыл шкаф и бросил мне на колени баллончик с краской. Раньше они никогда не звали меня с собой раскрашивать стены. Габриэль сказал, что я должен пройти обряд, если хочу вступить в их компанию. Я вышел на улицу с баллончиком в рюкзаке и спросил, что мы будем раскрашивать. Игор только хихикнул. Потом он остановился перед домом Терезиньи. Ее дом очень большой, с низким забором. Собаки Терезиньи были привязаны на заднем дворе. Габриэль сказал, что нужно перелезть через забор. Мне не хотелось этого делать. Место довольно людное, кто-нибудь мог меня увидеть. А дом директора совсем рядом. Но они не примут меня в компанию, если я этого не сделаю. Пришлось лезть. Собаки Терезиньи залаяли на заднем дворе. Прямо перед нами на окне сидели две кошки, белая и черная. Габриэль сказал мне оставить на стене метку, но у меня еще не было своей метки. Я немного подумал и вывел «22» – мое счастливое число. Метка Игора – что-то вроде трезубца дьявола, а у Габриэля похожа на омлет, но он уверяет, будто это черепаха. Мне стало жалко Терезинью, и я сказал им, что хочу уйти. Игор на это открыл рюкзак, достал еще один баллончик и протянул мне. На этикетке был нарисован череп. Габриэль взял с подоконника белую кошку и приказал мне ее раскрасить. Я отказывался, но он настоял. Тогда я прицелился кошке на задницу, но нечаянно попал в глаза, и она попыталась меня поцарапать. Когда Габриэль отпустил ее, я ждал нападения, но вместо этого кошка просто каталась и визжала, пока ее шерсть не почернела. Это было ненормально. Я посмотрел на баллончик, не понимая, что происходит, и спросил о его содержании. Кошка уже лежала на спине, истекая кровью и дергая лапами. Игор сказал, что ее раскрасили каустической содой[32]. Я ничего не ответил, просто смотрел на замученное животное. Игор хлопнул меня по плечу и сказал: «Добро пожаловать в компанию». А потом перелез через забор и убежал.
9
Утренний свет проникал в окно квартиры, образуя полукруг на кухонном островке. Постепенно он разросся до полного круга и накрыл лицо Виктории. Она крепко спала на диване, открытый блокнот лежал на груди. Девушка проснулась от удушья. До рассвета она читала дневник Сантьяго. В большинстве записей не было ничего примечательного: поход к врачу, выходные с отцом, просмотр телевизора. Все еще вялая спросонья, Виктория уставилась на фотографию трех школьников, засунутую под заднюю обложку блокнота. Двое других мальчиков, должно быть, Игор и Габриэль. Викторию затошнило от частей про мастурбацию и проникновение в дом Терезиньи. Каустическая сода? Значит, их игры состояли не только из метания яиц по машинам, как уверял Атила… Все гораздо серьезнее. Неужели он никогда не читал дневника своего сына? Это походило на погружение во внутренний мир близкого, но в то же время и такого далекого человека. Виктория знала почти все эти имена – и соседей, и учителей. Несколько раз упоминались ее родители. Лежа она дотянулась до мобильника на кофейном столике. Кроме десятков звонков от Арроза пришло сообщение от доктора Макса с вопросом, придет ли она на сегодняшний сеанс. Она ответила, что да.
Угроза, исходившая от Сантьяго, была незримой, расплывчатой. Даже в собственной квартире Виктория чувствовала себя беспомощной. Что Сантьяго хочет от нее? Нельзя позволить паранойе одержать верх, иначе конец. Виктория потянулась до хруста в суставах и надела прислоненный к кровати протез. Взглянула на блокнот, открытый на том месте, где она остановилась. Ей хотелось читать дальше. Девушка была уверена, что найдет нечто важное, но нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Когда она прочитала про корчащуюся в агонии кошку Терезиньи, ее чуть не вырвало. Виктория спала совсем мало – максимум часа четыре – и теперь ощущала последствия недосыпа: плечи болели, глаза слипались.
После горячего душа ей полегчало. Захотелось вытащить из-под кровати старые коробки, в которых хранились документы, семейные альбомы и памятные вещицы (например, письма от Санта-Клауса и Пасхального Кролика с подсказками, как найти спрятанные подарки), но она уже опаздывала. Виктория сунула перочинный нож в карман штанов и вышла на улицу, вглядываясь в прохожих и водителей машин. Ее испугал какой-то человек, стоявший на перекрестке и глазевший на нее. Она перешла на другую сторону улицы – по спине пробежал холодок – и обогнула квартал, чтобы получше рассмотреть незнакомца со спины, крепко сжимая перочинный нож. Уже в нескольких шагах от него Виктория поняла, что это просто уличный торговец: рядом с ним стоял прилавок с конфетами и жвачкой. Увидев ее, он похотливо улыбнулся и спросил, не хочет ли она чего-нибудь пососать. Девушка просто молча ушла.
Она появилась у кабинета доктора Макса с опозданием на пятнадцать минут, позвонила в звонок и подождала пару секунд. Когда дверь открылась, Виктория опешила: перед ней стоял гладко выбритый доктор. Она никогда не видела его без бороды и не сумела скрыть удивления.
– Да, знаю… Я выгляжу по-другому, – сказал он, приглашая ее войти.
– Как ваша рука? – поинтересовалась Виктория, заметив, что его кисть по-прежнему забинтована.
– Заживает. Не беспокойся об этом.
Совместная поездка, похоже, ничуть не изменила их отношений в приемной доктора. Но сдержанная озабоченность на лице Макса не могла скрыть того, что психиатр выглядел оживленнее и веселее обычного. Впервые Виктория уловила в докторе какую-то слабость. Ей практически нечего было сообщить ему, и девушка решила пока не рассказывать про дневник. Макс поинтересовался, как она теперь справляется с ситуацией, начиная в полной мере осознавать случившееся. Виктория призналась, что на самом деле не знает, как быть: она все еще чувствовала угрозу и не имела ни малейшего представления о планах Сантьяго. Возможность его возвращения тревожила ее. Она боялась в любой момент потерять контроль над собой.
– Твоя жизнь очень рано пошла наперекосяк, – заметил доктор Макс. – А теперь ты пытаешься все контролировать.
– Если бы только я могла…
Он сочувственно улыбнулся:
– Понимаю. Но поскольку это невозможно, в конечном счете ты перестаралась, компенсируя это.
– Каким образом?
– Убегая… Мы уже говорили об этом. Алкоголь служил тебе своего рода побегом от реальности. И твоя семья часто тоже.
– Гибель моей семьи – реальность, – сердито возразила Виктория. – Как и надпись на стене моей спальни.
– Вопрос в том, как ты распоряжаешься этой реальностью… Я смотрю на тебя и вижу двух Викторий, которые борются друг с другом, перетягивая канат. С одной стороны, ты взрослый человек – работаешь, оплачиваешь счета и делаешь все, что обычно делает двадцатичетырехлетняя одинокая женщина. С другой – иногда ведешь себя как ребенок, избегая эмоционально сложных отношений и фантазируя о какой-то идеальной семье.