Каро послала вырезки матери.
— Браво, — сказала Зоэ по телефону, но как-то обошла тему своего скорого прилета в Нью-Йорк.
Бартон, Мэг и Адам, конечно же, побывали на спектакле — это был второй показ, а потом явились за кулисы.
— Я ее брат, — говорил Адам всем встречным — актерам и рабочим сцены.
Мэг обняла Каро.
— Ты молодец! Роль тебе удалась.
— Ты лучшая среди актеров, — сказал Бар-тон и добавил ей на ухо: — Твоя мать может тобой гордиться.
— Неужели мы так просто отправимся по домам? — воскликнул Адам. — Надо что-то предпринять.
Они решили поесть мороженого в “Рампреймере”. Каро не была там с одиннадцати лет, еще с того времени, когда ходила туда с Мэг и Адамом.
— Помнишь, как мы тут с тобой веселились? — спросила она Адама.
Оказалось, Адам все позабыл, но весело обратился к официанту:
— Сегодня принесите нам что-нибудь особенное. А вот у этой девушки вы можете попросить автограф, и советую вам сохранить его. Может, когда-нибудь он будет дорого стоить на аукционе “Сотбис”. Это моя сестра. Новая звезда Бродвея.
Каро одернула сводного брата:
— Я еще не попала на Бродвей.
— Но ты уже на подступах к нему. — Адам вздохнул. — Я бы тоже хотел стать актером.
Каро сразу заметила, как напрягся отец, и это ее немного обидело.
— Даже не думай об этом, братик!
Расставались они долго, все обнимались, что-то обещали друг другу. В первую пойманную машину, по настоянию Каро, уселась троица. Она помахала им вслед рукой, а сама зашагала к ближайшей станции подземки.
Календарь отсчитывал дни, сметая их жестко, как ветер листья с осеннего дерева, и в последнюю субботу, после завершения спектакля, Каро, направляясь в костюмерную, увидела, как путь ей преградил мужчина. Он протянул руку:
— Привет, Каро.
Она, конечно, где-то видела его, но не могла вспомнить, кто он.
— Я Стивен Ласки. Мой дедушка фотограф, а я…
И тут же на нее хлынул водопад воспоминаний: мальчик, фотографировавший ее в павильоне у какого-то чахлого кактуса.
— Да, я помню. Вы ведь тоже, кажется, хотели стать фотографом… как дедушка.
Он печально улыбнулся.
— Оказалось, что у меня для этого недостаточно таланта. Теперь я простой издатель.
— Это тоже неплохая позиция, если соблюдать осторожность, — улыбнулась Каро.
— Мудрое замечание. А как ваша матушка? Я помню ее такой энергичной.
Каро погрустнела, но предпочла ответить искренне:
— Мы давно не виделись. Говорит, что она в порядке, но вот не смогла прилететь на мой спектакль.
— В нем вы были лучшей.
— Спасибо.
— Что думаете делать дальше?
— Ничего. Просто живу сегодняшним днем.
— Я стараюсь жить так же, — кивнул он. — Но это чертовски трудно.
Две девчушки промелькнули и скрылись, хихикая. Стивен кивнул в их сторону.
— Наверное, ваши поклонницы. Не смею вас больше задерживать. Вот… на всякий случай.
Он протянул ей визитную карточку.
Каро приняла ее молча, не зная, что сказать на прощание.
Но, сделав пару шагов к выходу, Стивен обернулся.
— Может, мы пообедаем вместе? Когда у вас будет свободное время. Возможно, я смогу вам чем-то помочь. Нет-нет, я совсем не имею в виду, что вы нуждаетесь в поддержке, — поспешил добавить он. — Простите мою настырность.
Каро пришлось выступить одновременно перед очень разной публикой. Из глубины коридора на нее все еще глазели поклонницы. Она улыбнулась им, оставаясь в роли Кэтти Нолан.
А Стивена Ласки она одарила совсем другой, искренней улыбкой.
— Я обязательно позвоню.
Он доставил ей такую радость, будто она нашла золотую монетку в грязи под ногами. О любви речи быть не могло. Она у нее уже была и сгорела, досуха иссушив все источники, откуда любовь могла забить вновь. Но Стивен Ласки был ее первой детской любовью. Потерянной и найденной так внезапно.
Каролин
В поисках нового жилья Каролин не везло. Месяц она занималась сафари в джунглях квартирного рынка, но везде было или слишком дорого, или чересчур убого. В субботу с утра она вновь вышла на охоту, отправившись на метро в Бруклин, и стала мерить шагами квартал за кварталом, высматривая таблички “Сдается”.
Такую надпись она увидела на фасаде кирпичного, изрядно закопченного дома. Чем-то это здание ей показалось знакомым.
Каролин взобралась на крыльцо, позвонила, и пожилая женщина тут же открыла ей дверь и пригласила осмотреть пустующую квартиру.
— Ее занимала раньше супружеская пара. Оба уже старики. Муж скончался несколько месяцев назад, а вдова решила переехать в Феникс к дочери.
Теперь Каролин вспомнила, что именно эту квартиру она подыскала для себя и Грэма после свадьбы и тогда была горда этим, но он предложил более выгодное и престижное жилье. Теперь она снова здесь.
Квартира была не слишком просторной, зато уютной. Гостиная одновременно, по замыслу Каролин, служила библиотекой и рабочим кабинетом. Здесь стоял удобный диван, на котором она могла вздремнуть, а смежная комната, хоть и тесная, но солнечная, вскоре станет, разумеется, детской.
Когда выгрузили и развесили ее ковры и коврики, Карелии поразилась, как все подошло к новому жилищу, и подумала, что все это неслучайно. Даже купленная когда-то кухонная утварь сразу нашла себе место в шкафчике и на полках. Пространство было небольшим, но, может, поэтому она чувствовала в нем уют. Все было доступно — стоит лишь сделать несколько шагов и протянуть руку.
Картина из лондонской антикварной лавки на Кингс-роуд отлично смотрелась в неглубокой нише над изголовьем кровати. Но как Каролин ни старалась и ни присматривалась, ее кукольный домик выглядел бесприютным.
— Возьми его обратно в магазин, — предложила она Трине.
— Нет! — возразила Трина категорически. — Он твой, и дело с концом.
— Ладно. — Каролин загадочно улыбнулась. — Я найду ему применение.
По настоянию Каролин Трина выставила его в витрине магазинчика.
Календарь отмечал уходящие месяцы, и Каролин стала готовить детскую для будущего младенца. Стены были окрашены в желтый, солнечный цвет, а потолок в небесно-голубой. Для стульчика, на котором будет восседать ее сынишка, она приобрела подушечку с вышитой надписью: “Ты самый замечательный мальчик на свете”.
— А вы уверены, что у вас будет сын? — осведомился продавец.
— Надеюсь. — Но в ее улыбке была полная в том уверенность.
Теперь большую часть времени Карелии проводила дома, читая книги, до которых раньше не доходили руки, и изумилась, сколько же осталось и еще останется непрочитанного. Слушая Баха, Шопена, “Битлз” и “Песни из Камелота” Тристана, она уже ничем не восторгалась, не уносилась ввысь и не плакала. Ей просто хотелось собрать для мальчика все самое лучшее, все, что когда-то очень любила она сама.
Казалось, что дух мальчика уже витает здесь, рядом, еще до того, как ребенок покинул ее тело. Однажды ей показалось, что она увидела маленькую фигурку у холодильника. Малышч наверное, заглядывал туда в поисках мороженого или еще чего-нибудь вкусного.
Перелистывая книгу, она чувствовала возле щеки легкое дыхание, а если это были сказки Андерсена или братьев Гримм, Карелии вдруг начинала читать вслух.
— Ты самый желанный мальчик на свете, — временами говорила Карелии, глядя на свой большой живот.
До рождения ребенка оставалось еще два месяца. Мотаться по двум работам стало уже тяжело. Между тем деньги незаметно утекали.
Когда Трина предложила ей перейти в “Тесном мирке” на полную ставку, Карелии поняла, кто ее настоящий друг. Она сообщила Ласло, что увольняется. Он грустно пошутил:
— Впадаешь в детство? Меняешь книжки на куколок?
Но он, конечно, ей сочувствовал.
Каролин устроила прощальную вечеринку в магазине. Коллеги постарались, чтобы с ее стороны расходы были минимальными. Питер притащил ящик пива, а Джина пиццу. Ласло испек свой фирменный штрудель. Ей даже преподнесли прощальный подарок — зонтик и альбом рисунков Гойи. Раскрыв его, она притворно ужаснулась и сказала, что спрячет его от своего малыша подальше лет эдак на пятнадцать. Вот тогда он, разумеется, их оценит.
Даже при полной ставке в магазине денег все равно катастрофически не хватало. Каролин не знала, что ей делать. Конечно, можно было попросить взаймы у отца, но она все откладывала. И вдруг опять на помощь, как палочка-выручалочка, пришел Ласло. Он позвонил ей однажды вечером:
— Есть шанс подработать. Мой давний друг занялся издательским делом. Труды по истории архитектуры и тому подобное. Ему нужны помощники. Кто-то, кто мог бы просматривать книги, отбирать иллюстрации, делать выписки.
— То есть редактор? — уточнила Каролин.
— Вроде того. Я рассказал ему о тебе, предупредил, что ты ждешь ребенка. И еще сказал, что ты стоишь дорого, но работа как раз по тебе.
— Да благословит тебя бог, Ласло!
Каролин была в восторге. Пожелтевшие страницы старинных книг, изящные гравюры и чертежи! Что может быть лучше?
Осталось всего две недели до назначенного доктором срока. Карелии несла покупки из магазина, и вдруг земля под ее ногами пошатнулась. Трещины змеями поползли по асфальту. Каролин лежала посреди дороги, вокруг нее уже начали собираться прохожие, говорили что-то о землетрясении. Но Каролин понимала одно — случилось что-то ужасное. Кровь лилась по ее ногам.
— Все будет в порядке, все обойдется. — Трина гладила ее руку.
Каролин не верила ей. А врачи, тихо переговариваясь между собой, упоминали о каком-то осложнении… об экстремальной ситуации. Она слышала их и с трудом сдерживала слезы. Какие там осложнения? Все и так ясно. Ее надеждам конец. И эта боль. Каролин не представляла, как можно выносить эту боль.
Придя в себя, она снова увидела сидящую у кровати Трину.
— Что с ребенком? — Губы еще не слушались ее.
Трина крепко сжала ее руку и улыбнулась.
Спящий сын тихо посапывал на руках Каролин. Это был тот самый мальчик, нежное видение, уже давно живущее в ее новом доме. Каждая черточка на его лице, каждая ямочка были до щемящей боли знакомы ей, словно они уже прожили когда-то вместе целую жизнь. “Александр”, — прошептала она его имя.