– Нет. Ты сможешь понять, почему я уезжаю.
– С какого момента мне смотреть?
– С какого посчитаешь нужным.
Прикрываю глаза и кладу вторую ладонь на щеку Брайана. Электрический заряд проходит по телу и останавливается на кончиках пальцев. В груди разрастается ком, который вскоре задавит меня. Я с болью погружаюсь в воспоминания Брайана и попадаю в кабинет.
“Я в теле Брайана и с неимоверным усилием разрываю поцелуй. Он не хотел, чтобы это прекращалось так же сильно, как в тот момент этого не желала я. Первая мысль, что приходит в голову Брайану, что можно открыть дверь, пристрелить нарушителя нашего уединения, закрыть дверь и продолжить начатое. Довести все до финала, к которому это давно шло. Я вижу себя его глазами и это удивительно, потому что я себя такой никогда не видела. Я словно красивее настоящей версии, за которой наблюдаю в зеркале. Я желанна для него до боли. Раньше мне казалось, что Брайан быстро пришел в себя после поцелуя, но это было не так, ясное сознание к нему вернулось, только когда он подходил к месту заточения Адриана.”
Я не могу оставаться в одном и том же воспоминании надолго, иначе сил может не хватить на другие, а я хочу их увидеть, хочу почувствовать те чувства, которые вызываю в Брайане, хотя он отлично их скрывает.
“В этот раз я вижу себя избитую и раненную. Сейчас мы в Ротоне. Брайан пришел на место встречи и остановился как вкопанный. Он видит мое мертвое тело на руках Адриана. Он растерян. Растерян настолько, что это злит его. Боль. Такая сильная и резкая боль заполняет его душу, что в реальной жизни у меня на глазах выступают слезы и катятся по щекам. Адриан говорит ему, что я жива, но потеряла слишком много крови. Брайан тут же уходит и, не жалея никого, добывает машину и увозит меня из Ротона. Он видит, как Адриан с нежностью смотрит на меня и испытывает чуждое ему ранее чувство ревности. Брайан успокаивает себя тем, что Адриан даже после смерти, куда более подходящий кандидат, нежели он. Брайан всю дорогу борется с собой. Его раздирают противоречия. Он хочет чтобы я была с ним. И не хочет этого. Он уже испытывал боль от потери единственного дорогого человека и это чуть не сломало его. Он не допустит повторения.”
“Я отправляюсь на пепелище. Вокруг разруха, но Брайан видит только браслет дочери, что сжимает в руке. Он умирает вместе с ней. Клянется сам себе, что больше не позволит такому случиться. У него больше никогда не будет детей. Не будет привязанностей, которые жизнь может так легко разорвать.”
Голова начинает кружиться, я задыхаюсь от слез, и Брайан прижимает меня к себе, крепко обнимая за талию. Разрываю связь, но не убираю руки от его лица.
– Все ведь может быть иначе, – шепчу я, хотя знаю – его уже не переубедить. Та боль на пепелище… это невозможно пережить. То, что я испытываю сейчас, не идет ни в какое сравнение с тем, что Брайан испытал тогда.
– Когда моя дочь погибла, я чуть не сошел с ума. У меня больше не было смысла жить, бороться за братьев, спасать всех и искать новое место, где нам спрятаться. Я не хотел ничего. Внутри все доброе, что еще оставалось, превратилось в пепел, – Брайан говорит спокойно, но я вижу глубоко в его глазах отпечатки той потери. Он изменился навсегда.
– Мне так жаль, – всхлипнув, говорю я.
– Я знаю себя. Второй потери я не вынесу. А рядом со мной тебе будет небезопасно, как бы сильно часть меня этого ни хотела. Возможно, Элли будет искать меня. Возможно, нет. У меня слишком много врагов. У тебя врагов нет. Ты можешь прожить счастливую жизнь в Салеме. Адриан обеспечит тебя всем, чем только сможет. Тут твоя мама. Это твой город. Ты встретишь достойного человека, создашь с ним семью, у вас появятся дети. Ты будешь счастлива.
Улыбаюсь сквозь слезы.
– Тут ты не прав. Я уже встретила достойного человека.
Он тоже печально улыбается.
– Эшли, я недостойный человек. Я вор, убийца, лжец. Я делаю тебе больно. Это все характеристики человека, которого ты должна держать как можно дальше от себя.
– Я тоже не святая.
– Тут я с тобой согласен.
Как же тяжело улыбаться сквозь боль…
Брайан прижимает меня к себе, и я закрываю глаза.
– Если тебя переубедит наличие у меня врагов, то сообщаю, что Поул точно решит со мной поквитаться, – шепчу я.
– Я заеду в Ротон по пути домой.
– Убьешь Поула?
– Да. Эти дни, пока я не найду предателя, постараюсь держаться на расстоянии, – обещает Брайан.
Как будто от этого нам должно стать легче.
– Должна признаться, что сейчас я впервые не хочу, чтобы предателя нашли.
Слышу, как Брайан хмыкает и выпускает меня из объятий. Встречаюсь с его взглядом. Пару мгновений мы просто молчим, но кажется, что говорим друг другу больше, чем следовало бы.
– Итог нашего разговора такой, мы испытываем друг к другу определенные чувства, но ты все равно уезжаешь, – заключаю я.
– Да.
– Этим ты обрекаешь себя на большие страдания.
В этом я уверена.
– Мне будет достаточно знать, что ты жива.
– Тебе не будет этого достаточно, – говорю я и, развернувшись, ухожу с гордо поднятой головой, хотя внутри меня рушится мир.
Слезы катятся по щекам, сердце разрывается на части.
14. Мама, мне больно
Выхожу из ангара, закрываю за собой дверь и сгибаюсь пополам. Тяжело дышу, пытаясь успокоиться. Я не думала, что потерять того, кто мне никогда не принадлежал, так адски больно.
– Эшли?
Голос Дейла, звучит из другой вселенной. Не знаю, с помощью каких усилий выпрямляюсь и слышу, как в ангаре снова раздается эхо ударов, более сильных и быстрых, чем были ранее.
Ассоциирую себя с грушей, по которой каждое слово Брайана прилетало ударом под дых.
Бреду прочь, не разбирая дороги. Дейл плетется следом. Я лишь могу поблагодарить его за то, что он не лезет с вопросами. Я бы сейчас не смогла ответить ни на один из них.
Переставляю ноги, совершенно не понимаю, куда мне идти и что делать. Нахожусь в прострации. Мир вокруг померк и снова вытолкнул меня за свои пределы.
Мне опять нигде нет места.
Останавливаюсь перед домом Печали. Ноги сами привели меня к маме. Подсознание посчитало, что она единственная, кто отказался от меня не по своей воле. Это сделала болезнь.
В мыслях я снова и снова прокручиваю диалог с Брайаном, и тьма все сильнее засасывает меня. Мне нужен оплот покоя и уединения.
– Я повидаюсь с мамой, – безжизненно сообщаю Дейлу и скрываюсь за дверью.
Медсестра провожает меня и что-то говорит, но я ее не слышу. Пару раз пытаюсь уловить суть, но она просачивается сквозь пальцы рассыпчатым песком.
Мне открывают нужную дверь.
– Привет, – мямлю я, войдя в палату.
Мама сидит на полу, подушка в белой наволочке лежит на ее коленях, мамина ладонь ласково проводит по подушке, и я тут же зажимаю рот ладонью.
Боже, воспоминания чуть не сбивают меня с ног. Когда я была маленькой, мама часто так делала. Вечерами, перед тем, как я должна была лечь в кровать, она звала меня к себе, я ложилась ей на колени, она пела колыбельную или рассказывала сказку, которую придумывала на ходу, и все это сопровождалось поглаживанием по голове.
Словно мама на каком-то неизвестном в мире уровне ощущает, что ее единственной дочери настолько больно, что она готова сдаться. Опустить руки. Бросить все и раствориться в воздухе.
Картина из детства настолько ярко стоит перед глазами, что я больше не могу стоять и сажусь на пол.
– Мам, – зову я и слышу треск боли в своем голосе.
Женщина, подарившая мне жизнь, никак не реагирует, что-то мычит под нос, слегка раскачивается из стороны в сторону и гладит подушку.
Подползаю к ней и, чтобы не напугать, как можно медленней кладу голову ей на колени. Когда ладонь впервые касается меня, она тут же замирает, зажмуриваюсь, но слезы все равно текут из опухших глаз, оставляя кляксы на наволочке, мама продолжает гладить, а я беззвучно рыдаю.
Я устала быть одна.
Я не хочу состариться и умереть в одиночестве.
Я не хочу быть никому не нужной, но вся моя жизнь идет именно по этой наклонной.
У меня есть мама, но она даже не понимает, кто я – от этого больнее, чем оттого, если бы ее вовсе не было. У меня никогда не было подруг. Ни одной чертовой подруги. Каролины меня не принимали, а потом и вовсе ополчились, хотя продвигали историю сестринства и семьи. У меня никогда не было мужчины, который любил бы меня и дорожил моими чувствами. Нолан просто пользовался моим телом, обманывая и обещая то, чего никогда не мог мне дать. Скорее всего и не хотел. Ведь если бы мы ушли с фермы, а он остался там, то лишился бы секса. Адриан мне больше как брат. Возможно, эта мысль сформировалась из-за лжи, которой меня пичкали изначально. Физически он привлекателен, добр и заботится обо мне, но я не чувствую его морально. Я не хочу засыпать и просыпаться с ним в одной кровати. Не хочу целовать его. Не вижу его тем самым, от которого сердце сбивается с ритма, от которого мурашки бегут по рукам. А Брайану я не нужна, он сделал в Салеме все, что хотел, и теперь исчезает из моей жизни. Ему плевать, что я испытываю боль даже от мысли, что не увижу его снова. Он печется только о своем городе и спокойствии, все остальное второстепенно. Мои чувства для него второстепенны. Чертов эгоист…
Так я и лежу на коленях мамы, она гладит меня по волосам, а я даю себе время на страдания. Где еще этим заниматься, как не в доме Печали?
Обещаю, что как только выйду отсюда, то не пророню по Брайану ни одной слезинки. Никто не увидит, что внутри все заволокло колючей болью.
15 Осколки
Существует ли лекарство от душевной боли? Я бы приобрела подобное с удовольствием, закупилась впрок, заставила бы все свободное пространство и поставила охрану, чтобы никто не смел посягнуть на святое. К сожалению, ничего более-менее похожего на то, что мне нужно, люди не изобрели, хотя я уверена, что каждый хотя бы раз в жизни нуждался в подобной пилюле.