Рука на свободе, и она со всего размаху летит в шею нападающего.
Лезвие входит по рукоять.
Зрение туманное, но я различаю, как зрачки мужчины расширяются, а потом сужаются.
Проворачиваю лезвие, и нападавший кашляет на меня кровью.
Отпускает мое горло и теперь уже хватается за свое, но смысла в этом нет, противник заваливается на бок, но продолжает пытаться остановить алый поток руками.
Я же отворачиваюсь от него и пытаюсь отдышаться.
Слышу, как его голова с тихим стуком падает на залитый кровью пол.
Тошнота подступает к горлу, я против воли смотрю на то, что совершила и меня тошнит.
Я убила человека.
Хаотично стираю кровь с лица, но только размазываю ее.
– Ник?!
Окрик незнакомого мне голоса моментально возвращает меня из прострации на грешную землю. Подлетаю к мертвецу и осмотрев его карманы, не нахожу ничего кроме запасных обойм. Бросаю взгляд на пистолет.
Он по ту сторону дверного проема. Недалеко, но опасно.
Стоит мне только мелькнуть в проеме, как следующая пуля среднего калибра отправится в меня.
Какой отвратительный день.
Бросаю взгляд на Адриана, и рыдания по нему готовы вырваться из глубины души. Но… его пальцы. Пальцы на левой руке еле заметно шевелятся.
Надо закрыть дверь!
Подкрадываюсь к косяку и встаю рядом, прислушавшись, не понимаю, где находится противник. На каком расстоянии от двери? На попытку у меня есть всего секунда.
Как бы мне сейчас пригодились умения Адриана.
Тихий стон срывается с его губ, и я тут же принимаю решение. Бросаюсь к двери и захлопываю ее. С той стороны сразу же разносится череда выстрелов.
Дверь запирается, я хватаю пистолет и сажусь рядом с Адрианом.
Как он может быть жив с такой катастрофической раной на груди и животе.
– Адриан?
Он снова мычит и сжимает зубы до скрипа.
Я даже не знаю, как можно облегчить его боль. Нужно достать осколки от пули, один из них я вижу, и убрать ткань, она уже прикипела к месиву и… это будет сделать непросто.
– Адриан, я сейчас вытащу… все, что смогу, – говорю я, отталкивая очередной приступ тошноты.
– Нет, – хрипит он.
С трудом отрываю взгляд от его ранения и перевожу внимание на лицо. Глаза полуприкрыты, и в них такая боль, что ни один человек из ныне живущих не оставался бы в сознании от таких ранений.
– Мне не доставать осколки пули? – уточняю я.
– Нет.
– Ла-а-адно, – протягиваю я.
Дверь продолжают расстреливать. Не знаю, насколько долго она сможет выдержать натиск противника, но Адриана нужно перетащить с прямой линии огня.
– Адриан, нужно отодвинуться отсюда.
Он снова открывает глаза и кивает.
Присаживаюсь рядом с ним и перекидываю на себя его руку. На удивление, Адриан поднимается на ноги, и я отвожу его на кровать. Оставляем за собой кровавый след. Если Адриан был человеком, то он бы не пережил это. Это невозможно. Уму непостижимо, как он может функционировать, хотя у него явно задет не один внутренний орган.
– Все-таки… придется вытащить осколки, – тихо говорит он.
– Хорошо.
– Не затягивается из-за них.
– Ладно-ладно, ты только не умри. А чем достать?
Из того, что может помочь при ранении у меня нет ни пинцета, ни ниток, ничего…
– Руками. Я скажу где.
Руками? Моими?
– Мне нужно их помыть, продезинфицировать и…
– Нет. Доставай сейчас.
Кладу пистолет Адриану в руку. Ведь я сижу спиной к двери, если противники прорвутся, то я не успею среагировать, ведь мои пальцы будут внутри человека. Даже в мыслях это произносить максимально странно и жутко.
Ладно. Поехали.
Отодвигаю особенно большие куски ткани, в некоторых местах приходится отрывать их от тела Адриана. Периодически бросаю на него короткие взгляды, он неотрывно смотрит на дверь позади меня. Никак не меняется в лице. Будто не испытывает боли вовсе. Но ему было больно, я видела это ранее.
Убрав ткань, спрашиваю:
– Где осколки?
Адриан берет мои пальцы и прижимает к самому центру катастрофы.
– Тут два, – выдыхает он.
Просовываю пальцы и в какой-то момент натыкаюсь на ребро. Вот черт! Тошнота тут же возвращается, и я на мгновение прикрываю глаза, чтобы удержаться в этот раз.
– Нашла, – выдыхаю я.
– Второй рядом.
Вытаскиваю пальцы и трясущейся рукой откидываю осколок, он с едва слышимым бряком падает на пол, но я слышу это как удар в гонг.
Возвращаю пальцы на место и продолжаю шарить.
Стоит только подумать, как больно Адриану, я тут же пищу:
– Прости.
– За что? – спрашивает он, скосив на меня взгляд, но быстро возвращает его к двери.
– Я делаю тебе больно.
– Физически я сейчас не чувствую боль. Хоть чему-то меня научили уроки.
– Все равно прости, – шепчу я вынимаю второй осколок.
Дальше все проходит быстрее, ведь шрапнель более мелкая, она задержалась ближе к поверхности, чем первые две.
За дверью хижины наступает тишина.
– Они вошли? – спрашиваю я у Адриана.
– Нет. Они будут выжидать, дверь им не открыть, не тот калибр они с собой взяли.
– Это Поул, – говорю я. Форма на мужчине, который вошел в хижину из Ротона.
– Кто бы сомневался. Но я уверен, что сам Поул не здесь. Он отдал приказ и отправился на конклав.
– А что будет, если мы опоздаем?
– Договоры будут составлены без нас. И это разорит Салем.
– Что дальше? – спрашиваю я, смотря на рану, которая… да нет же… она стала меньше?
– Ничего. Все само затянется, – говорит Адриан и прикрывает веки. – Подождем, а потом я выйду из хижины, поговорю с нашими новыми друзьями и вернусь за тобой.
Киваю. Потому что потрясение от нападения и дальнейшая операция голыми руками не приводят меня в боевое расположение духа.
– Я думала, что ты умер, – надтреснутым голосом шепчу я.
– Я уже мертв.
Губ касается легкая улыбка, и я заявляю:
– Ты живее большинства.
– Ты все отлично сделала. Спасла и себя, и меня.
Тут я даже не пытаюсь отбить комплимент, или на что похожи слова Адриана, и спрашиваю:
– Ты их не слышал?
Он отрицательно качает головой и поднимает веки.
– Скорее всего они подобрались к хижине, когда мы спали. Я не ожидал, что за дверью кто-то есть.
Логично. Зачем им шуметь? Они подкрались после того, как мы уже заперлись в хижине, и выжидали удобного момента. Если бы я была более бодрой в это утро, то выстрел достался бы нам двоим. И я более чем уверена, что не пережила бы таких увечий.
– Успел увидеть сколько там было человек? – спрашиваю я.
– Троих видел точно. Сейчас не могу услышать их, иначе боль вернется, и я могу отключиться.
И не удивительно. Половина тела в ранах.
Поднимаюсь с кровати и отправляюсь в ванную. Смываю кровь с рук и снова прогоняю тошнотворное ощущение. Я молодец. Все сделала правильно. Реагировала так, как нужно было, чтобы выжить.
Я настолько расслабилась, прячась за стенами Салема, что перестала ожидать опасности в любой момент. Даже на патрулях я стала более внимательной.
Больше этого не повторится.
Я буду максимально собранной и сильной. И не стану думать о том, чью жизнь сегодня отняла. Это самооборона. Я бы не стала причинять вред человеку.
Кажется, постоянное общение с Адрианом может сделать из меня пацифистку.
Хотя… сомнительная мысль. В их кружок меня уже точно не примут.
25. Вперед
Наблюдаю за тем, как тело Адриана заживляет само себя в течение полутора часов. Это чудо. Иных слов и объяснений нет тому, что мне удается увидеть собственными глазами. Кожа в месте ранений срослась настолько, что на ней не осталось ни царапины. Как чистый лист бумаги. Идеально гладкая ровная кожа.
Адриан говорит, что это был первый раз, когда ранением задели внутренние органы. Будь он человеком, то не выжил бы со стопроцентной вероятностью.
Если оглянуться назад, то прошлое возвращение с конклава оказалось идеальным обстоятельством. Ведь если бы тогда Адриан спокойно вернулся в Салем, то сегодня бы он точно умер.
Не хочу терять его. В нашем прогнившем мире и так недостаточно доброты, а со смертью Адриана ее станет еще меньше.
Сижу на полу в противоположной части комнаты и смотрю на выздоровевшего Адриана. Он поднимается и молча уходит в ванную.
За пределами хижины слишком тихо. Противники притаились, выжидают, когда жертва покажется, чтобы расстрелять прямо на пороге.
Как же все это достало. Когда уже настанет момент безмятежности? Что должно произойти с миром, чтобы люди стали добрее? Хм… Ничего. Ничего не должно произойти с миром, что бы с ним ни случилось, люди всегда будут разными. Злость не искоренить никакими методами. Только полным уничтожением человечества. Этот вариант мне не подходит, поэтому продолжаем выживать в том мире, который имеем.
Адриан заходит в комнату. Он переодел верх и сейчас стоит передо мной в одной футболке с короткими рукавами, из-под них словно змеи вырисовываются темные линии.
Он подходит ко мне и присаживается на корточки.
– Как только я выйду, сразу же закрой дверь. Не выходи, что бы ты ни услышала за пределами хижины.
Отдавая мне пистолет, Адриан сжимает мои пальцы и, смотря в глаза, произносит:
– Спасибо, что спасла меня.
Бездумно киваю, поднимаюсь и иду следом за ним к входной двери.
– Теперь ты снова слышишь все, как раньше? – спрашиваю я с волнением в голосе.
– Да, – коротко отвечает он, останавливаясь у выхода.
– И сколько их за дверью?
– Семеро. – Адриан касается двери и снова смотрит на меня. – Как только я выйду, запрись. Когда дело будет улажено, я постучу пять раз, последний будет с задержкой.
– Хорошо. Но, может, нам лучше разобраться с ними вместе?
– Нет. Готова?
– Да.
Адриан открывает дверь и стремительно покидает хижину. Захлапываю ее, и по израненному полотну тут же приходится очередь выстрелов. Из-за них невозможно разобрать, что происходит снаружи. Обстрелы продолжаются недолго. Когда эхо последнего утихает, я еще сильнее прижимаюсь ухом к полотну двери.