Что там происходит?
Сердце колотится так, будто это я нахожусь снаружи, а не Адриан. Я в безопасности, головой это понимаю, но чувствами не ощущаю ни грамма спокойствия.
Адриан…
Первый стук звучит настолько неожиданно, что я вздрагиваю, отшатываюсь от двери и направляю на нее пистолет.
Второй стук.
Третий.
Четвертый.
Пауза в пару ударов сердца.
И пятый стук.
Протяжно выдыхаю и распахиваю дверь.
Адриан стоит по ту сторону, весь в крови с головы до ног.
– Ты ранен?
– Нет.
Адриан входит, а я выглядываю наружу. Вижу только алые следы от ботинок.
– Они мертвы? Ты убил их?
– Пришлось, – говорит он. – Они бы не оставили нас в покое и пошли бы за нами до самой переправы. Я не мог так рисковать.
Даже несмотря на то, что эти люди чуть не убили Адриана, ему все равно жаль, что пришлось приложить руки к их кончине.
Адриан проходит мимо меня и хватает свой рюкзак.
– Надо идти, мы и так уже опаздываем, – говорит он и выходит за пределы хижины.
Не знаю, заметил ли он, что весь покрыт кровью, но решаю не делать на этом акцент.
Мы действительно потерями много времени. Больше, чем могли себе позволить.
Бегу в комнату, хватаю свой рюкзак и покидаю безопасное место. Когда Адриан запирает дверь, я в ужасе смотрю на потрескавшиеся плиты стен хижины.
– Они теперь непригодны, – сообщает Адриан, проследив за моим взглядом.
– Мы должны об этом сообщить? – спрашиваю я.
– Да. На первом же заседании.
Киваю и, развернувшись на пятках, вскрикиваю. На дереве, что растет слева от тропы, чьи-то ноги, одна из них застряла между ветками, вторая висит параллельно земле. Талия – вот чем заканчивается тело. Талия с мотком кишков, свисающих, словно адские бусы на шее самой смерти.
– На уборку нет времени, – бросает Адриан, хватает меня за руку и тащит прочь.
Уборка.
Боже, что он с ними сделал? Разорвал голыми руками? Велика вероятность того, что Адриан выпустил зверя, которого сдерживал с момента мутации. Очень надеюсь, что с этим зверем у меня никогда не будет конфликта.
Иду за ним и еще около трехсот метров борюсь с тошнотворным чувством. Половина тела, висящего на ветвях, моментально появляется перед глазами, стоит мне моргнуть. Это зрелище переплюнуло то, что я сама убила человека. Замещение сработало, но я не могу определить в лучшую ли сторону.
Путь продолжается бесконечно долго.
День сменяется ночью.
Ночь отдает права дню.
Мы останавливаемся в других хижинах. Больше никого не встречаем. Мы с Адрианом решили, что Поул либо был уверен, что его люди справятся с задачей, и поэтому не отправил еще кого-то, либо его цель состояла в том, чтобы задержать нас.
Но есть большая вероятность, что мы никогда не угадаем его помыслы. Невозможно в здравом уме понять сумасшедшего.
Путь изматывает.
Сил становится меньше, а усталость больше.
Тратим слишком мало времени на сон, поэтому мысли путанные, а движения заторможенные.
Когда до слуха доносится звук плещущихся волн, я не могу сдержать улыбку.
– Добрались, – говорю я, уперевшись ладонями в колени. Дыхание все никак не может прийти в норму. Полупустой рюкзак весит тонну.
– Паромщик ждет, – сообщает Адриан.
– Больше на берегу никого?
– Никого. Идем.
Миновав последние деревья, выходим на берег в момент, когда солнце начинает подниматься и озаряет волны невероятным блеском.
Природа прекрасна, а шум воды завораживает.
Подходим к лодке по грубосколоченным доскам. Скидываю рюкзак и плюхаюсь на сиденье, лишь кивнув паромщику. Капюшон скрывает лицо Адриана, он бодро разговаривает с мужчиной, что уже отвязал узел и запрыгнул в лодку.
– Нет, вы не последние, – отвечает он на вопрос Адриана. – Еще не прибыл мистер Соул.
Вспоминаю старика в нежно-голубой мантии. Не удивительно, что он еще не прибыл. Его почетный возраст явно против таких долгих прогулок по опасной местности.
Плывем в сторону острова, и я мысленно готовлюсь к первой встрече с Поулом. Он не увидит страха в моих глазах. Но он будет знать, что я обладаю информацией о смерти Беринга. Поверят мне или нет, если я решусь сказать об этом вслух? Скорее всего нет, ведь Поула они знают гораздо дольше меня, и теперь он единоправный правитель Ротона. Города, владеющего вооружением. Но зерно сомнения я в силах посадить в их головах.
– Как ты? – спрашивает Адриан.
Поднимаю на него взгляд и не успеваю ничего сказать. Адриан меняется в лице и переводит внимание с меня на воду. Он смотрит в глубину так внимательно, что становится жутко. Что там? Выглядываю за борт, но ничего не вижу.
– Твою мать, – шепчет он ни к кому конкретно не обращаясь. – Этого не может быть.
– Что случилось? – в напряжении спрашиваю я.
Адриан вскидывает на меня растерянный взгляд. Кажется, что в таком раздрае я вижу его впервые. Оборачиваюсь и вижу, что мы уже практически подплыли к острову.
– Ничего, – говорит Адриан. – Это не важно.
Сомневаюсь, что это не важно.
Лодка ударяется о берег и паромщик выпрыгивает в воду. Подтаскивает лодку. Адриан выбирается первым, подает мне руку и помогает перелезть. Но не ставит меня в воду, а выносит на берег.
– Спасибо, – шепчу я, поднимая взгляд на вершину ворот и колючую проволоку, блестящую в лучах палящего солнца.
26. Конклав
Мы прибыли ранним утром, а первое заседание начнется уже сегодня вечером. Не было и речи, чтобы пойти и погулять по острову, как мы с Адрианом… черт, надо переключиться и называть его тут только Люком, иначе может произойти недопонимание, которое будет стоить нам прежнего комфортного положения головы на шее. Так вот, речи о прогулке и быть не может. Нужно восстановиться и привести себя в порядок или хотя бы его подобие до начала заседания.
Схема поведения максимально проста.
Люк ведет все разговоры, а я вступаю в беседу только тогда, когда ко мне напрямую будут обращаться. Искренне надеюсь, что этого не произойдет. Я не хочу ни с кем общаться. Достаточно и того, что мне придется смотреть на их наглые морды, сидеть за одним столом с женщиной, которая издевалась над Брайаном, Дейлом и кучей других детей, а также с мужчиной, который пытался убить меня. Это приемлемая цена за возможность не вести с ними светские беседы.
Зеленые плащи – воплощение урожая. Мы кормильцы всех городов, в этом наш козырь. Не стоит про него забывать. Угроза отравления и без того небольших клочков пригодной земли поможет нам, если придется надавить на кого-то из участников заседания. Смерти боятся все, а голодной тем более. Адриан спросил, как я отношусь к возможности шантажа. Я ответила, что положительно. Главное чтобы конклав закончился как можно скорее и мы вернулись в Салем. В этот раз я не попрощалась с мамой и это гложет. А что если я не вернусь?
Если честно, я думала, что у нас начнутся проблемы с момента, когда мы попытаемся войти в ворота, но охрана только внимательнее обычного рассмотрела Адриана и пропустила, не задав ни одного вопроса. Оружие при нас не обнаружили, ведь пистолет, который я добыла от человека Поула, был спрятан до того, как уставшие ноги вынесли меня из леса. Кто знает, может, он пригодится мне на обратном пути?
Как я понимаю, всем плевать на правила и законы, не нарушает их только ленивый.
Удивительно, как города еще продолжают функционировать? Из-за изобилия лжи и нарушений законов, которые пытаются скрыть за тонкими манипуляциями, мир уже должен был развалиться окончательно.
Скрытые лаборатории, опыты над детьми, издевательства над Каролинами, безнаказанные убийства глав городов, воровство, похищения… Можно до утра перечислять и все равно я что-нибудь да упущу.
Лежу на кровати, раскинув руки и ноги в разные стороны. Бессмысленно рассматриваю идеально ровный чистый потолок и блуждаю по лабиринтам мыслей. Одни пути приводят меня к тому, что этот конклав может стать последним для представителей Салема. Другие уводят к Брайану. Кажется, что я не видела его целую вечность, хотя прошло от силы три недели. Хочу ли я знать, где он и в каком состоянии находится? Вспоминает ли меня хоть иногда?.. Третьи мысли направляются в сторону Поула. Я не испытываю к нему ненависти или неприкрытой злобы. Я определилась со своими эмоциями к этому подобию человека. Он мне противен. Есть такие люди, которым удается дурачить вас на протяжении жизни. Когда-то вы даже можете считать их близкими или друзьями, а потом неожиданно узнаете настоящего, того, кто умело прятался за маской адекватности и дружелюбия. Мне мерзко даже думать о нем. Он убил родного отца, а ведь тот никогда не пренебрегал Поулом, как это делает большинство людей. У Поула даже нет оправдывающего его действия мотива. Власть? Для меня это не оправдание, чтобы забрать жизнь любящего отца.
– Мы переживем этот конклав, – уверенно говорю я.
Не собираюсь умирать здесь, даже если Поулу очень сильно этого захочется, и он приложит все усилия.
– Переживем, – подтверждает Адриан.
Ты-то уж точно.
Мое тело в сравнении с Адрианом – хрупкая ваза, которая уже пошла трещинами, против бетонной стены, облитой сплавом непробиваемого металла.
Поднимаюсь на локтях и смотрю на мужчину, который методично что-то пишет на листе белоснежной бумаги.
– Как ты думаешь, что может тебя убить? – спрашиваю я.
Он отрывается на мгновение от листа и, приподняв брови, говорит:
– Я пока не готов это узнать.
– Это понятно. Я о том, что ты первый в своем роде и неизвестно, что может причинить тебе непоправимый вред. Как выяснилось, взрывная волна и выстрел из ружья тебя не убили.
– Может, если бы выстрел был в лицо это бы и сработало, – рассуждая, произносит Адриан.
– Возможно. Может, у тебя есть какая-то аллергия или непереносимость чего-то?
Собеседник полностью отвлекается от подготовки к заседанию и с прищуром и легкой улыбкой спрашивает: