– Заманчиво, – говорю я вместо того, о чем подумала.
– Ладно, я постараюсь поговорить с отцом про новый временный договор и скорее всего пришлю гонца, самому в такую даль ехать утомительно. Столько времени тратится впустую.
– Мутировавших не встретил? – спрашиваю я, переводя тему.
– Только обезьян. Жуткие твари, но мы переждали, когда они прошли и двинулись дальше только через час после этого. Ты не против, если я и мой водитель останемся в Салеме до утра?
– Конечно, но сегодня у нас день траура, мы будем прощаться с девушками, погибшими при пожаре, поэтому должного гостеприимства от меня не жди.
Я тут же вижу Памелу, и тошнота снова подступает к горлу. Ее сегодня сожгут вместе с остальными.
– У вас был пожар?
– Да. Случайно загорелась постройка.
Кажется, ложь стала моим жизненным кредо.
– Соболезную. Лучше бы мужики сгорели, женщины нынче на вес золота.
Наблюдая за Поулом, я понимаю, что, будучи подростком, когда жила в их городе, я знала совершенно другого человека. Он казался мне добрым и заботливым, а сейчас он рассуждает о том, что нужно было бы сжечь мужчин. Интересные у меня женихи, конечно. Один лжец до мозга костей, а второй жестокий и самовлюбленный. И ни одному из них я женой так и не стала. Может, оно и к лучшему?
14. Соболезную
Все собрались на площади перед заходом солнца. Толпа стояла в скорбном молчании, все смотрели на сооруженный помост, на котором друг на друге лежали обгоревшие до неузнаваемости тела, скрытые под плотной белой тканью, но она не в силах скрыть свисающих рук и ног. На краях помоста расставили факелы, они зловеще отбрасывают блики на белую ткань и придают толпе пугающий вид. Кажется, что каждый из них готов броситься на меня и покарать за людей, погибших при пожаре. Но стоит мне встретиться с кем-то взглядом, как они тут же отводят свой, но я успеваю заметить там долю страха. Люди верят, что это сделала я.
Местные даже не подозревают, насколько большой урон для Салема и для мира в целом случился. Погибли не просто люди. Этот мир покинули женщины, имеющие удивительные дары, женщины, которые могли дать этому миру больше, чем свою силу, они могли продолжить род и произвести на свет детей. У семерых Каролин уже были дети и они сгорели вместе с ними.
Сейчас я была благодарна Матушке за то, что она при жизни написала, как хочет уйти, так же уходили Каролины до нее.
Ее тело должны придать огню и никто не должен говорить прощальную речь, люди обязаны молчать. По словам Рэнди, она верила в то, что если это не соблюсти, то душа не сможет вернуться в перерождении. Да, я понимаю, насколько странно и бредово это звучит, но у каждого своя вера, и пока она не переходит грань адекватности и никому не вредит, то пусть будет так.
Время перед прощальной церемонией я провела в кабинете, вычеркивая имена погибших Каролин из книги, которую создал Адриан. Он вписывал туда всех, и тех, кто жил в пансионе, и тех, кто перебрался в город и существовал за пределами царства Матушки. Я там тоже есть, с настоящей фамилией. Адриан вписал, кто я и кем являюсь на самом деле. По итогу вычеркивания имен и подписывания дат смерти, я выяснила, что кроме меня в Салеме есть еще две Каролины, тридцати и семнадцати лет.
Мне пришлось взять с собой Поула, не собираюсь оставлять его без присмотра. Кажется, я примкнула к секте Адриана и Криса под названием – никому не доверять, иначе умрешь раньше планируемого.
Мой взгляд натыкается на Рэнди, он выгибает брови, я киваю. Доверенное лицо Криса отходит от толпы и выдергивает один из факелов из земли, подносит пламя к сухим, залитым керосином веткам под помостом, и он вспыхивает, словно спичка. По толпе проносится тихий шепот. Я слышу в этом шелесте осуждение, люди думают, что это моих рук дело. Открыто никто из них не готов сказать эту догадку мне, ведь теперь я опасна. А что если я решила всех неугодных убирать с дороги именно таким способом?
Снопы искр летят в небо, невообразимая вонь горящих тел распространяется по площади, вызывая рвотный рефлекс и приказывая глазам слезиться.
Огонь ревет, произнося только ему известную панихиду по ушедшим Каролинам и их детям. Время идет, пламя становится только выше.
Нет определенного времени, которое необходимо отстоять, чтобы стало понятно – все, ты выполнил свой долг и теперь можешь идти. На подобных мероприятиях вообще ничего непонятно, но дух скорби и печали просачивается под кожу. Хочется быстрее смыть его с себя и откреститься от того, что произошло за эти дни, но это невозможно. Воспоминания не позволят забыть пожар, Памелу, панихиду. Они будут мне сниться, в этом я уверена.
Постепенно люди начинают расходиться. Один за одним они покидают площадь в траурном молчании.
Солнце заходит за горизонт, а я все стою и смотрю на огонь. Поул переминается с ноги на ногу, а я наблюдаю за горящими Каролинами и пытаюсь, идя по ниточке, понять, что именно привело к этому? Кто их убил? А их действительно убили. Это не было случайное стечение обстоятельств. На месте жителей Салема я бы тоже подозревала себя. Еще немного, и я начну думать, что хожу во сне с канистрами керосина наперевес.
– Может, пойдем? – спрашивает Поул, наклонившись к самому моему уху.
Киваю и отрываю взгляд от огня, понимаю, что на площади практически никого не осталось.
– Соболезную, – шепчет Поул. – Такие события всегда бьют по городу, но сплачивают людей.
Да, сплачивают людей против меня.
– У тебя было такое? Что-то случалось в Ротоне? – спрашиваю я, надеясь, что Поул не станет отвечать на вопрос.
Хочу остаться в одиночестве и все же разобрать хлам на полках в шкафу под названием – память.
– Да. Последний раз было давно. Когда ты пропала из своей комнаты, отец не мог найти себе места и подозревал каждого.
– Почему? Он не думал, что я сбежала?
– Нет. Он был уверен, что тебя выкрали, и в попытках найти, кто был причастен к этому, отрубил двенадцать голов.
– Боже. Он убил двенадцать человек, – шепчу я совершенно безэмоционально.
Нет у меня больше эмоций, на сегодня я перевыполнила лимит и теперь являюсь только оболочкой самой себя.
– Да, – беззаботно отвечает Поул. – Рубил сам на гильотине. Мы свою не убрали, она не дает людям расслабиться.
Продолжаем шагать в сторону дома Куин. Как только переступаем порог, на первом этаже на кухне видим Охру с Деймоном на руках. Они спускались за бутылкой воды, но увидев нас, Охра остановилась. Поул замирает и спрашивает:
– А это кто?
– Неважно, – говорю я и увожу его в сторону комнаты, которую Охра подготовила для незваного и нежеланного гостя.
Как только дверь закрывается, Поул тут же спрашивает:
– Этот ребенок имеет отношение к твоей семье? Он твой? Люка?
– Это ребенок Охры, она помогает по дому и поэтому я разрешила ей брать с собой ребенка.
Плечи Поула опускаются и он протяжно выдыхает.
– Это хорошо, иначе его тоже пришлось бы убрать.
– Тоже? – переспрашиваю я.
– Да. Сэм и твой отец. Мы убрали всех.
– Ты видел тело Люка? – спрашиваю я.
– Нет.
– Значит не сбрасывай его со счетов и не забывай о существовании законного наследника Салема. Сейчас у нас связаны руки. Спокойной ночи, – бросаю я и развернувшись как можно быстрее покидаю комнату.
Так и хочется вернуться и прибить поганый язык Поула к стене. Он так рассуждает о смерти беззащитного ребенка, словно это вообще ничего для него не значит.
Остаюсь в холле, ожидая, когда придет Рэнди, я попросила его остаться на ночь в доме. Сидя на диване, пытаюсь вспомнить далекий день, когда я пропала из владений Беринга. Темное пятно без единого просвета. Как я покинула город так, что никто этого не заметил? Кто-то помог мне? Похитил? Тоже сомнительно, ведь охрана этого города в разы сильнее, чем в Салеме.
Когда Рэнди входит в дом, я с облегчением выдыхаю. Он садится на диван рядом со мной и отчитывается:
– За водителем нашего гостя присматривают три человека. Если он попытается покинуть дом, то мне сразу же сообщат.
– Спасибо. Не знаю, что бы я делала без тебя.
– Крис попросил меня присматривать за тобой, а я уже не справился с этим.
Я так не считаю. Моя благодарность Рэнди не знает границ. Если бы я осталась один на один со всем этим ужасом, то, вероятно, не выдержала бы и сломалась. А пока я всего лишь надломлена.
– Справился, – заверяю я.
– Эшли, местные уже ненавидят тебя. Боятся и ненавидят. Трагедия все перевернула.
– Я их не убивала.
Рэнди молчит, я поднимаюсь с дивана и ухожу к себе в комнату. Ночью я вижу огонь, а сквозь него лицо Матушки. Она с отвращением смотрит на меня, а я не могу оторвать от нее взгляда. Кажется, что я чувствую жар на лице. Матушка что-то говорит, но сквозь треск костра я не могу различить внятных слов. Подступаю ближе и ближе. Пламя уже щекочет руки и тут я разбираю, что Матушка мне доносит голосом Поула:
– Мы свою гильотину не убрали.
Открыв глаза, сажусь и бросаю взгляд за окно. Солнце только-только выглядывает из-за горизонта. Сердце колотится о ребра, будто я бежала, а не спала.
Поул соврал мне.
Мозгу нужна была передышка, чтобы зацепиться за то, что я упустила изначально.
Когда я пустила Поула в город, то он сказал, что никогда ранее не был в Салеме. Я не оставляла его одного, даже будучи в кабинете и вычеркивая имена, он был рядом, листал какую-то книгу, он ни с кем, кроме меня не общался, поэтому с чего он взял, что в Салеме убрали гильотину? С чего он решил, что она вообще тут когда-то была? Но зачем эта ложь? Есть вероятность, что во всех городах когда-то были гильотины, но я в этом очень сильно сомневаюсь. Есть уйма способов запугивать и казнить людей. Построить такое внушительное сооружение, как гильотина не так уж и просто.
Интуиция подсказывает, что я на правильном пути и совсем не зря подозреваю Поула во лжи.
Да кто в нашем мире не врет?