– Откройте! – кричу я, спустя бесконечно долгую минуту нескончаемых ударов.
В двери есть небольшое окно, которое открывается и на меня смотрит уже знакомая медсестра.
– Миссис Куин? – в удивлении спрашивает она. – На улице небезопасно.
– Да ладно? Открой.
Она отпирает дверь, и в этот момент Меган теряет сознание. в последний момент успеваю схватить ее за руку и не дать удариться головой. Медсестра помогает затащить подростка внутрь и запирает дверь на три засова.
Меган мы положили прямо на пол возле входа. Госпиталь пропитан стонами раненых, их достаточно много в когда-то белоснежно чистом коридоре. Сейчас же он измазан в крови, рвоте и грязи.
– Почему они не в палатах? – спрашиваю я, смотря на изувеченных местных жителей.
Стоны превращаются в печальную симфонию скорби, от нее волосы на затылке поднимаются дыбом.
– Там уже нет мест, – отвечает медсестра с тяжелым вздохом. – Вы сможете привести доктора Огли?
Отрываю взгляд от раненых и поворачиваюсь.
– Его здесь нет?
– На момент включения сирены он скорее всего был дома. У нас свой протокол на подобные обстоятельства, с нами должны связаться по рации. Но охрана не могла сопроводить доктора, ведь рации вышли из строя.
– И он сидит дома, – не веря произношу я.
А как же помощь людям? Доктора вроде бы даже клятву дают. Или это было только в давние времена?
– Да, в одиночку выходить запрещено, у нас ведь не так много врачей, поэтому мы четко следим за мерами безопасности.
Логика в объяснении медсестры имеется, а я уже мысленно надавала доктору Огли по жопе.
– Где он живет?
– Недалеко, третий дом слева позади госпиталя.
Это хорошо.
– У вас есть оружие? – спрашиваю я.
– Нет. По протоколу запрещено. У нас ведь тут бывают и буйные, поэтому мы не держим оружие.
– А охрана? Где они?
– Их было всего трое. Один пошел за доктором Огли и не вернулся, второго съели мартышки, я из окошка на двери увидела, а куда подевался третий, не знаю.
Это плохо. У них нет ни людей, умеющих защитить, ни оружия.
У меня его тоже недостаточно. Один пистолет и пара десятков патронов.
– Миссис Куин, доктор Огли лучший хирург, что есть в Салеме, а, возможно, и во всем мире. Без его золотых рук, мы уже потеряли троих. – Медсестра бросает взгляд на безвольно валяющуюся Меган. – И ее потеряем, если он не появится в госпитале.
– Я приведу его.
Бросаю последний взгляд на раненых местных и уставших медсестер и медбратьев, которые переходят от одного к другому и помогают всем, чем могут.
– Открывай, – приказываю я и достаю пистолет с последней пулей. Я была бы рада поменять обойму, но понимаю, что каждая пуля на счету.
Девушка выглядывает в импровизированное окно и отпирает засовы.
Оказавшись за пределами госпиталя, подхожу к углу здания и выглядываю из-за него. На земле валяются конечности, а немного дальше крокодил с раздробленной головой, словно ему в пасть закинули гранату.
Бегу в нужном направлении, огибаю останки крокодила, замечаю на одном из столбов обезьяну, она висит вверх ногами, держась за лампу хвостом. Останавливаюсь, прицеливаюсь и выпускаю последнюю пулю. Она проходит навылет и сбивает вместе с макакой фонарь. Переулок погружается во мрак, тело мутировавшего животного с характерным звуком плюхается о землю, как мешок с костями.
Несусь дальше и взбегаю по ступенькам в дом, который, надеюсь, принадлежит доктору Огли. Толкаю дверь, и она, на удивление, поддается. Вхожу в дом и вижу доктора, он сидит на чемодане и поднимается сразу же, как только замечает меня.
– Вы даже не заперли дом, – возмущаюсь я.
Вот тебе и техника безопасности.
– Это бы не остановило мутировавших, но могло бы спасти жизнь людям, кто находился на улице. – Он хватает чемоданчик и нахмурив брови спрашивает: – Почему так долго?
– Потому что крокодилы были против, – говорю я.
Обратно мы добираемся дольше, один и достаточно огромный крокодил кружит возле госпиталя и нам приходится идти прямо за ним, чтобы он нас не заметил. В очередном круге, нам удается попасть к двери. Медсестра тут же подхватывает чемоданчик доктора и начинает быстро и четко излагать имена пациентов, тяжесть их ранений и помещения, в которых они расположены. Я попросила медбрата, который только что перевязал мужчине щиколотку, открыть дверь.
Снова оказавшись на улице, я пошла в сторону одиночных выстрелов. Сирена продолжала выть, но я ее уже не замечала.
Я увидела Рэнди в компании четверых мужчин, они арканами удерживали огромного крокодила, а Рэнди выпускал автоматную очередь тому в морду. Крокодил издавал утробные жуткие звуки и метался из стороны в сторону, сбивая с ног удерживающих его. В итоге все же затих и рухнул. Кажется, что земля содрогнулась под его весом.
– Эшли? Что ты тут делаешь? – спросил Рэнди, но ответить ему я не успела.
Слева к нам на всех парах неслись вонючие мартышки.
– Беги! – закричал он мне, и я стартовала с места так, что чуть не прожгла подошвы ботинок.
Я бежала в сторону дома Криса, не оборачиваясь назад, но слышала, как мартышки уже практически наступали мне на пятки. Краем глаза увидела несколько человеческих тел, в груди все сжалось. Легкие горели жидким пламенем, а ноги несли меня все дальше и дальше.
Взгляд зацепился за распахнутую дверь одного из крайних домов. Сейчас я либо загоню себя в ловушку, либо сделаю правильный выбор. На открытом пространстве с этими прыгающими уродцами мне не справиться. А если у них не будет места для маневра, то шанс есть.
Врезавшись в дверь, вваливаюсь в дом, перепрыгиваю валяющийся шкаф и мне в спину врезается мартышка. Кубарем валимся на пол, скребу подбородком по деревянному полу.
Мартышка хватает меня за волосы и тянет назад. Отталкиваюсь руками от пола и переворачиваюсь на спину, пытаясь раздавить полушерстяное создание своим весом. Не получается. Выкручиваюсь и подставляю дуло пистолета ей под подбородок, не раздумывая стреляю, и красные глаза вместе с головой разлетаются на части. Что-то попадает мне на лицо, но времени на брезгливость нет. Стреляю в следующую, попадаю в голову. Очередной выстрел не попадает в цель. Две мартышки разделились и волнообразными перебежками по стенам несутся ко мне. Я совершаю ошибку и начинаю стрелять в них по очереди. В итоге не попадаю ни в одну. Магазин пуст. Где-то рядом разносится звук из крокодильей пасти.
Вот черт!
Мартышки прыгают на меня с двух сторон, в момент, когда я перезаряжаю пистолет, врезаясь спиной о стену, чувствую, как когтистые лапы вонзаются в правую руку, в левое плечо и шею.
Я не в силах сдержать крик боли. Вопль оглушает и меня, и мартышек. Голова одной взрывается и тут же лопается голова второй. Они падают и утягивают меня за собой.
На глазах пелена, и я сквозь нее ничего не могу разобрать, размытые силуэты и только. Я словно ослепла, эта мысль пугает. Отползаю до стены и прижимаю к себе колени. Вижу человеческую фигуру и надеюсь, что это не мутировавший и не тот, кто подставил меня с пансионом. У обоих сейчас будет идеальный момент, чтобы расправиться со мной раз и навсегда.
Когда я понимаю, что это Крис, то силы в одночасье покидают меня, и тело расслабляется. Он вернулся.
Но радость быстро сменяется злостью.
Руки трясутся, но уже не от страха, а от ярости.
Шаг за шагом Крис приближается, внимательно осматривая мое тело. Он в полном военном обмундировании, на ходу убирает пистолет за пояс.
– Твоя кровь? – спрашивает Крис, присаживаясь на корточки передо мной.
– Ты не мог подождать и поехать по своим делам в другое время? Ты оставил меня и все пошло к черту!
Я так зла, что отталкиваю Криса. Он перехватывает мои руки и склонившись еще ближе к моему лицу, повторяет свой вопрос:
– Ты ранена? Это твоя кровь?
– Не знаю. – Начинаю всхлипывать и не понимаю, как это остановить. – Ты оставил меня, – с ненавистью бросаю я.
– Я не бросал.
– Бросал, – в этом слове столько обиды.
Какой-то частью сознания я понимаю, что это обвинение необоснованно, но все эти бесконечно долгие дни мне было ужасно страшно.
Всхлипываний становится больше. Сейчас я точно не являюсь владельцем целого города в моменте рухнувшего мира. Сейчас я маленькая, обиженная девочка.
Поднимаюсь на ноги, он делает то же самое. Снова толкаю Криса в грудь.
– Бросил!
– Успокойся.
– И нечего меня успокаивать. Забирай свой город и делай с ним, что хочешь. Мне это не надо. Я так не хочу. Понимаешь?
– Понимаю.
Крис отводит от меня взгляд, наблюдаю за тем, как он сжимает пальцы в кулаки.
– Ненавижу это, – говорит он.
– Что ты ненавидишь? – спрашиваю я, постепенно успокаиваясь и отпуская адреналин.
– Слезы. Твои слезы я ненавижу.
– Уж извините.
– Ты не так поняла, – говорит он, снова посмотрев на меня.
Вся злость уходит, как и силы. Смотря в глаза Криса я признаюсь:
– Я так больше не могу.
Он ничего не отвечает, и у меня снова во всю катятся слезы. Прикрываю глаза и вздрагиваю, потому что Крис обнимает меня. Нужно бы спросить, что он делает и зачем трогает меня, но я молчу. И он не произносит ни единого слова. Крис крепко обнимает меня положив подбородок на макушку и одной рукой поглаживает спину. Зажмуриваю глаза, пытаясь остановить слезы, но они мне неподвластны. Я всхлипываю так долго, что голова начинает гудеть.
– Я все разрушила, – шепчу я.
– Я разберусь, – говорит он.
Не знаю, как долго мы стоим в таком положении. Я не могу признаться вслух, но в мыслях меня никто не может остановить. Кто бы мог подумать, что объятия Криса – единственное, что мне было нужно после этих отвратительных дней без него.
Отстраняюсь, он тут же убирает руки и отступает на шаг. Хочется шагнуть вперед и раствориться в его тепле и силе снова.
– Там крокодилы и мартышки, – говорю я, утерев глаза.
– Видел. Там уже почти никого нет.