– И ты понял, что они вас используют.
– Да. Я вернулся в пыточную, но никому ничего не рассказал. Я думал, думал слишком много, решал, что делать дальше. У меня были подозрения, что если я расскажу кому-то из братьев о том, что снаружи есть города, где люди живут не под гнетом, что кроме мальчиков есть еще и девочки, что еда это не только галеты, то мне никто не поверит и разболтает кому-то из тех, кто больше десяти лет стоял над нами и выдрессировал, как собак.
– И что ты сделал? – с волнением спросила я.
– Ничего. Я выезжал с ними еще трижды и бывал в Дэйли. В то время Элли, глава города, была моложе, она никогда не обращала внимание ни на кого, кроме ученых и главного лейтенанта. К счастью, она меня не запомнила. В последний раз подъезжая к подземелью я знал, что буду делать.
– Тебе было всего ничего.
– Да. Но мы никогда не были детьми. Ни в пять, ни в семь, ни в двенадцать. В машине, в которой я ехал назад в ад, было трое, не считая меня. Взрослые сильные военные, которые не ожидали, что на подъезде к пыточной я нападу на них. Это были первые люди, которых я убил. Мое наблюдение в течение почти двух лет помогло. Я знал все лабиринты пыточной, как свои пять пальцев. Знал, что, чтобы войти внутрь и выйти, нужно приложить отпечаток пальца и считать сетчатку глаза. У меня было мало времени, позади ехали еще четыре машины, набитые военными. Одному из тех, кто ехал со мной, я отрубил руку и вынул глаз, вошел в пыточную, увешанный оружием и вывел семьдесят два подопытных. Мы сбежали.
– Они тебе поверили?
– Я нашел аргументы, – расплывчато ответил он.
– Но куда? Куда вы побежали? – спрашиваю я, и в голове постепенно собираются пазлы. Крис говорил, что видел в Дэйли не гильотину на площади. До этого разговора я даже не задумывалась о том, при каких обстоятельствах он вообще мог быть в Дэйли.
– Об этом мы не думали. Дейл однажды подслушал, что в возрасте шестнадцати лет, а это последний рубеж, когда у Каролин могут проявиться способности, нас удаляли. Многим из нас на тот момент было почти шестнадцать.
Крис рассказывает обо всех этих ужасах с совершенно непроницаемым лицом, словно говорит о погоде, а не о том, что пережил. Теперь мне понятна преданность Дейла, он был одним из этих несчастных мальчишек.
– Удаляли? – переспрашиваю я.
– Убивали. Мы знали слишком много, на наше содержание уходили продукты, одежда, медикаменты и прочее.
– Так. Подожди. С самого детства вы жили с этими людьми, а в шестнадцать вас убивали?
– Да, именно так я и сказал.
Боже, если бы я знала, с какими людьми встречалась на конклаве, я бы бежала оттуда еще быстрее. Это настолько бесчеловечно. Элли, милая женщина, которая помогает людям, создает лекарства и поставляет пенициллин в города практически безвозмездно, на самом деле изверг, издевающийся над детьми.
– Как нам известно никакого дара, иммунитета или способности не возникло ни у одного из воспитанников, – заканчивает он.
Значит, убили всех. Ужасно.
– И как вы жили? Где сейчас эти семьдесят два человека?
У меня слишком много вопросов, они валяются кучей у меня под ногами, и я вытягиваю первые, что попадаются под руку.
– Пыточных было три, это мы узнали позже. Итого нас оказалось больше ста пятидесяти человек. Подростки, которые не умели ни читать, ни писать, ни коммуницировать с внешним миром. Мы умели только выслеживать мутировавших и бояться тех, под чьим крылом жили.
– Мне жаль, – шепчу я.
– Нас не надо жалеть, мы выжили, – твердо произносит Брайан.
– Но как? Это невозможно. Когда я оказалась за пределами фермы, не сосчитать, сколько раз я могла умереть в первый же день.
Воспоминания о тех сутках в лесу посылают табун колючих мурашек по коже.
– Блуждали по окрестностям, а когда нас начали отлавливать, то ушли в места, о существовании которых даже не подозревали. Охотились, рыбачили, но на этом мы не могли долго протянуть, нас было много, мы были дикими подростками. Про дисциплину и говорить было нечего. Мы начали грабить города, о существовании которых узнали после пары посещений Дэйли.
– И продолжаете до сих пор, – напоминаю я.
– Да.
– И куда вы несете награбленное?
– Этого я тебе не скажу, – говорит Брайан таким тоном, что любые вопросы в этом направлении больше никогда не будут произнесены. Он переводит внимание на Адриана. – А теперь ты расскажи мне, почему жив, можешь разговаривать, хотя после заражения прошло много времени?
– Я уже говорил, что меня спасли люди Элли.
– С чего ей тебя спасать?
– Они вроде бы ладили на конклаве, – замечаю я, смотря на Брайана.
Он бросает на меня короткий взгляд и спрашивает:
– Ты думаешь, этого достаточно, чтобы спасать кому-то жизнь?
Я не знаю, что ответить, да этого и не требуется, Адриан говорит:
– Смотрю, вы тоже ладите. Неожиданно.
– Вполне ожидаемо, – замечает Брайан. – Не уходи от темы.
Я тоже не хочу, чтобы разговор ушел в то русло. Слишком много мыслей. Слишком много спутанных чувств.
– То, что я скажу, тебе может не понравиться, – предупреждает Адриан.
– Скажи, и мы узнаем.
Какое-то время они снова не отрывают взгляда друг от друга. Атмосфера в кабинете опять заполняется мерзким духом недоверия, подозрений и лжи.
– Помнишь, как мы познакомились? – спрашивает Адриан.
– Да. Ты появился из ниоткуда и сообщил, что место, где мы прятались, уничтожат. После недолгих пыток, мы тебе поверили, ушли и через сутки это место стерли с лица земли.
– Все верно. Я никогда не говорил, откуда узнал эту информацию.
– Я обещал, что не буду допытываться.
– Ты пообещал это после пыток, – напоминает Адриан.
– Таковы мои методы, – легко пожав плечами бросает Брайан. – В свои шестнадцать я подумал, что у всех есть темное прошлое, о котором не следует говорить каждому встречному.
Адриан кивает и на мгновение мне кажется, что они снова на одной стороне. Но это проходит быстрее, чем мне бы того хотелось.
– А теперь я скажу, – говорит Адриан.
– Внимательно слушаю, – роняет Брайан и кладет руку с пистолетом на стол. А то вдруг Адриан о нем позабыл.
– Я как-то говорил тебе, много лет назад, что тоже жил в пыточной. Отчасти это было правдой, но у меня оказались другие условия. Мне вкалывали все то же самое, что и вам, но не пытали.
– Почему? – спрашиваю я.
Интересуюсь вовсе не из-за того, что это нечестно и надо было бы пытать всех одинаково, я просто не понимаю, почему для кого-то делали исключения.
Адриан продолжает говорить, строго смотря только на Брайана:
– Потому что я жил в Дэйли с родителями, а им меня скорее всего было жалко. Элли – моя мать, она сама ставила мне все инъекции и следила за состоянием, никому ничего об этом не рассказывая.
– Элли твоя мать? – взвизгиваю я. – Да ты издеваешься!
– Нет, не издеваюсь. Она меня родила и воспитывала до пятнадцати лет. В десять я изменился, получил что-то вроде дара. Меня не выпускали из дома, свидетели моего существования были только родители и слуги. Но однажды я решил сбежать и побродить по городу и неудачно приземлился с третьего этажа. В моем случае боль сработала, как и выброс адреналина. Когда я очнулся, чуть не сошел с ума от запахов и звуков, которые меня окружали, они стали в разы сильнее. Мать вылечила меня, я рассказал ей про трансформацию. Я думал, она будет рада, но нет, она испугалась. По ее словам, это был единственный раз, когда она испугалась по-настоящему. Она поняла, что у мальчиков тоже есть сила, но она была только у меня и если об этом узнали бы остальные главы городов, то меня бы заперли вместе с вами.
– Какая милая мама, – проговорил Брайан. – Что было дальше?
– Почти пять лет я учился контролировать свои новые навыки, а потом произошел бунт в подземелье. Через некоторое время после этого пали два оставшихся, и проект закрыли. Ведь за столько лет так и не удалось создать суперсолдата. Но беглецов искали. Через несколько недель я узнал, что вас выследили и хотят убить.
Перевожу взгляд с одного на другого. Я даже не представляла, что за жизнь была у них раньше. Какие пути привели нас в этот кабинет? Почему именно нас, а не каких-то других рандомных людей?
– И Элли просто так тебя отпустила? – с сомнением спрашивает Брайан.
Адриан бросает взгляд на пистолет в руках собеседника и произносит:
– Нет. Это было совершенно не просто.
Брайан долгое время молча смотрит на Адриана и в итоге спрашивает:
– Зачем ты вернулся? Почему именно сейчас?
Адриан бросает на меня короткий взгляд и отвечает:
– Суперлюди – это реальность, но есть одно условие, иначе ничего не получится.
– Какое? – спрашиваю я и подаюсь вперед.
– Каролины, – отвечает он.
– Не понимаю.
– Элли Каролина, ее дар – исцеление. Пока я был в своем родном городе, она поняла, почему в подземельях столько лет ничего не получалось. Остальные дети были рождены обычными женщинами, а я – нет. Из-за этого одна из их пробирок оказалась полезной. Кроме улучшенного слуха, скорости и выносливости я не изменился даже после смерти. Я не потерял разум. Это ключ к победе человека над мутировавшими. Так считает Элли.
Поднимаю ладонь вверх, призывая Адриана остановиться.
– Подожди, Элли приезжала в Салем вскоре после того, как я вернулась, – вспоминаю я.
– Все верно.
– Зачем?
– Ей нужно было понять, что происходит с городом после того, как меня убили. Что ты стала делать и с каким настроем вошла в роль главы города.
– Она все это время знала, что ты не настоящий Люк, – говорит Брайан.
– Да. Она не выдала бы меня. Я это знал, еще до того, как мы решили, что именно я буду играть роль Люка.
– Какой идиотизм. Людей и так практически не осталось, вместо того, чтобы помогать друг другу, пытаться спастись, мы делаем опыты над себе подобными и уничтожаем себя быстрее, чем это делают мутировавшие, голод и холод вместе взятые!