Садится за стол и перелистывает тетрадь в твердой обложке, сделанной явно на заказ. Крис продолжает сокрушаться по поводу своей правоты касаемо Эшли, Люк слушает поверхностно, все его внимание сосредоточено на листах, исписанных именами и датами. Он останавливается на последней странице и, прочитав имена, морщится. Хуже нельзя было придумать. Люк думал, что она уже давно мертва.
– Что там? – спрашивает Крис и заглядывает в тетрадь через плечо Люка. Прочитав, присвистывает. – Она его дочь что ли?
– Возможно.
– Имя одно.
– Я заметил.
Крис обходит стол и садится напротив друга и прожигает того взглядом.
– Она сдаст нас.
Люк молчит, Крис продолжает:
– Нужно перехватить ее до того, как она доберется до врага. Мы слишком глубоко во все это влезли. Нам придется ее убрать, а Сэма мы достанем другим способом.
Люк поднимает взгляд на друга и скупо кивает.
– Собери всех, кого только можно, выступаем на поиски через тридцать минут.
Крис удовлетворенно улыбается и исчезает за дверью. Люк еще раз пробует связаться с Эшли по наручной рации, но связи нет. Либо она ее сняла и выбросила, либо находится вне зоны досягаемости.
Через двадцать семь минут машины снова покидают Салем и отправляются на поиски беглянки.
Беглянки, которая вправе свергнуть Люка с места главы города.
Беглянки, которая уже давно должна была быть мертва.
Беглянки, которая узнала, кто она есть на самом деле.
В пути Люк рассуждал о том, как ему следует поступить. Крис был прав, мертвая Эшли перестанет быть угрозой не только для них, но и еще для тысяч людей. Живая Эшли способна вытащить Сэма из плена врага и вернуть к сыну. В глубине души Люк понимал, что уже давно принял решение, еще до того, как он узнал, кто такая Эшли на самом деле. Но к чему это решение его приведет? К победе или поражению?
11. Прогулка
Около двух часов назад я вывалилась из машины, предварительно прихватив с собой пистолет с глушителем и два ножа. В момент, когда машина поворачивала, я «сошла», отбила себе плечо, проползла до края накатанной колеи, встала и побежала вглубь леса. Я не знала, куда мне идти, но старалась держаться недалеко от накатанной дороги. По идее, я знаю, что она ведет к угодьям и к Салему. В город мне путь закрыт, а вот на угодьях есть люди, а значит там я могу найти еду и воду, ведь кроме украденного оружия и одежды на мне ничего нет. Долго на имеющихся вещах я не продержусь, и это тот факт, с которым я не намерена мириться.
Иду медленно и прислушиваюсь к звукам леса. Не прекращаю надеяться, что не встречу зараженных бизонов, ведь я продвигаюсь в направлении, где они находятся. Возложу расправу над ними Люку и его людям.
Если включить логику, то мне бы не стоило идти туда, куда он уехал, но что мне еще остается делать? Уповать на удачу, что я не умру в первые сутки и встречу какое-то поселение? Это глупо. Ведь поселений рядом нет. Крис упомянул это в наших разговорах, еще до того момента пока он не начал меня в чем-то подозревать. Еще до того, как он начал меня раздражать. Надо же, какой верный пес. И ему плевать, что хозяин моральный урод.
Не хочу думать про них. Слишком много чести для чудовищ. А именно чудовищем я считаю Люка и Криса за одно, раз он так рьяно защищает своего суверена.
Шаг за шагом отдаляюсь от Салема. Сегодня я узнала о себе много ужасного. Сожалею ли я об этом? Нет. Противника надо знать в лицо. Для выживания необходимо знать, кто друг, а кто враг. Жалею только о том, что друзей-то у меня нет, а вот врагов…
Продолжаю переставлять ноги, адреналин постепенно отступает. Тело приходит в себя и начинает ныть. Стычка с Крисом не прошла бесследно. К тому еще и из машины я выпала не лучшим образом. Пришлось пожертвовать плечом, чтобы не воткнуть в себя вновь приобретенный нож.
Чем дальше иду, тем грустнее мысли одолевают. У меня была любящая мама, но я знаю, что она погибла. Ее убили в тот день, когда меня схватил мужчина с кривыми зубами. Я видела ее тело – и это то воспоминание, от которого я бы отказалась за все блага мира. Оливия, красивое и нежное имя, оно ей подходило.
Она погибла из-за меня. Если бы я не противилась отцу, если бы делала то, что ему было нужно, то меня бы не решили отправить на ферму чтобы перевоспитать и сделать идеальным оружием морального поражения. Если бы этого дня не было, то мама была бы жива. Но как бы жила я?.. Даже представить не могу. Ведь даже после смерти отец оставил после себя два чудовища, которые бы не отпустили меня. Мой дар важен для ведения политических дел. Я помню, что и как внушала людям, к которым меня приводили в детстве.
Следующее, что я узнала – у меня есть два живых и здравствующих брата по отцу. Люк и Сэм. Два чудовища. А ведь Люк мне понравился. С третьей встречи. Странно понимать, что у меня есть не только я, но и люди, которых со мной связывает кровное родство. У меня, Сэма и Люка общий отец, свою маму я вспомнила, а где их мать? Напрягаю память. В "тетради смерти", а я бы назвала ее именно так, было написано имя и дата гибели, но как именно не стало женщины родившей двух чудищь я не помню.
Много стало понятным, но есть еще огромный пробел длиной в несколько лет. Там такая плотная тьма, что сквозь нее ничего не видно и не слышно. Эту завесу мне не открыть, и я даже примерно не знаю, где искать ключ к этой части воспоминаний. Где я научилась самообороне? Откуда я знаю, как пользоваться оружием? Эти знания не даются с рождением, необходим долгий и упорный труд, чтобы уметь делать то, что умею я.
Солнце опустилось за горизонт, и в лесу становится слишком темно, чтобы двигаться вперед. Придется остаться здесь, если буду блуждать в тени, то могу потерять из вида дорогу, а она мой единственный ориентир. Сажусь спиной к ближайшему дереву и облокачиваюсь на шершавый ствол. Пистолет кладу рядом, а оба ножа держу в руках. Я настороже.
Только сейчас до меня доходит абсурдность ситуации. Люк хочет, чтобы я помогла спасти Сэма. А они и их отец убили мою маму. Уже молчу про то, что происходило со мной по их вине. Спасти врага – этот пункт будет последним в моем списке самых неважных дел.
В одно мгновение становится так грустно и одиноко, что на глазах закипают слезы. Как бы это ни было эгоистично, но мне жаль себя. Не из-за того, что я сижу одна в лесу и не знаю, что мне делать после того, как я добуду еду и воду, а оттого, что я скучаю по маме. Это чувство настолько мне незнакомо, что выводит из строя на раз-два. Всматриваюсь во тьму и вспоминаю, что мы жили с ней где-то на окраине Салема, если бы я прошла мимо этого дома, то вспомнила бы его. Мама была слишком доброй, непозволительно доброй и отзывчивой. А еще она была доверчивой. Я пыталась оградить ее от ужаса, что делали со мной, закрывали в гробу, принуждали, чтобы я влезла в головы людей и приказывала им ужасные вещи. В девять лет мои руки уже были обагрены кровью. Отец не гнушался грязными методами сохранения власти и по своему подобию воспитал сыновей. Что мне сказал Крис? Что Люк делал куда более ужасные вещи, чем убийство девушки. И теперь я знаю, что он не солгал.
Поднимаю взгляд в небо, там далеко-далеко вижу звезды. Они недосягаемы, как и мама. В груди разрастается ком безграничного одиночества. Тихие слезы стекают по щекам. Обхватываю себя руками, обнимая, и шепчу, глядя на звезду:
– Даже если я не помню всего, даже если у меня больше нет возможности обнять тебя, я никогда не забуду тебя… мама.
Я еще долго так сижу, а потом сон постепенно накрывает меня пуховым одеялом.
Просыпаюсь от крика. Не от моего, что уже достаточно хорошо.
Ножи из рук я так и не выпустила. Вокруг до сих пор тьма, но сейчас она более зловещая, ведь теперь знаю, что я точно тут не одна.
Скидываю одеяло сна и переложив оба ножа в одну руку, поднимаю пистолет и убираю его за пояс брюк. Ножи возвращаю на прежнее место.
Крик снова повторяется, но из-за эха невозможно понять, с какой он стороны.
Около минуты лес пребывает в тишине, до слуха доносится только стрекотание насекомых. Решаю, что пока мне лучше оставаться на месте. Звук шагов может выдать мое местоположение. Если бы я хоть что-то видела, но тучи наползли на звезды и луну, ослепив меня окончательно.
Минуты проходят, криков больше не слышно. Постепенно успокаиваюсь. Мне бы забраться на дерево, там я бы оказалась в большей безопасности, но сейчас это создаст ненужный шум, да и привязать себя к стволу или веткам будет нечем. Свалиться с дерева такая себе затея.
Слева разносится стук.
Вздрагиваю.
Медленно поворачиваюсь.
На меня смотрят четыре огромных глаза, все они находятся на разной высоте и моргают независимо друг от друга. Пытаюсь вспомнить, кто это может быть? Каждый глаз размером с ладонь и слегка подсвечивается красным. Красный цвет глаз – зараженное существо. С толку сбивает то, что глаза то поднимаются, то опускаются. А напрягает то, что они медленно приближаются ко мне. Сжимаю рукояти ножей. Я не побегу, ведь первое ближайшее дерево вырубит меня. Придется попытаться уничтожить врага.
Создание шипит и приближается.
Принимаю боевую стойку, рассчитываю свой успех. Примерно двадцать процентов победы. Это уже неплохо.
Один глаз резко дергается в сторону, меняет траекторию и стартует ко мне. Взмахнув рукой, разрезаю воздух. Тяжело сражаться, не понимая габаритов твари. Еще два взмаха, и глаз пропадает, но оставшиеся три уже слишком близко. Позабыв о стойке, машу руками, в надежде хотя бы ранить создание. Еще один глаз потухает, на лицо прилетают капли крови.
Вскрикиваю.
Руку жалит, словно на нее опрокинули ведро кипятка. Приседаю на колено и «гашу» еще один глаз. Четвертый оказывается прямо напротив лица, в последнее мгновение перед ударом ножа, чувствую горячие дыхание, и как щеку задевает что-то шершавое, тонкое и мокрое. Режу последнего противника уже с ускользающим сознанием. Глаз гаснет. Приваливаюсь спиной к стволу дерева и сползаю по нему.