– А эта милая леди ваша жена? – спрашивает Журе и снова растягивает губы.
– Да, – отвечает Люк и приобнимает меня за плечи. – Мне с ней несказанно повезло.
Ах, вот так? Уже отсюда нужно воплощаться в роль жены Люка? Улыбаюсь, смотря на Журе и опускаю голову на плечо «мужа», которому несказанно повезло.
– Люк, – шепчет лодочник, наклоняясь вперед. – Я точно так же думал лет эдак двадцать и двадцать пять назад. Сильно не обольщайся.
– Почему это? – спрашиваю я.
Журе смотрит на меня, как на несмышленое дитя, и с этого момента даже мимолетная симпатия к нему улетучивается.
– О-о-о, милая, – тянет он. – Вы ведь изначально всегда милые и приятные, а потом достаете плоскогубцы и начинаете ими методично выкручивать нам яйца. Поверь, я был женат дважды, дважды чуть не лишился своего достояния.
Он был дважды женат. Максимально неприметный, без зубов, с глупым чувством юмора и не будем забывать, что женщин на земле осталось катастрофически мало. Что в нем такого, что на него клюнули аж целых два раза? Решаю не задавать этот вопрос.
Люк посмеивается, и этот звук застает меня врасплох, поворачиваюсь и смотрю на его профиль.
– Журе, поверь, Эшли вообще не старается казаться кем-то другим.
– С чего ты так решил?
– Не думаю, что девушки, которые хотят казаться милыми, будут резать горло своему мужу.
– Чего-чего? – восклицает лодочник и снова наклоняется к Люку. – Эт штука на шее, ее рук дело что ль?
– Ага.
Тон разговора Люка, даже его голос совершенно изменились, он словно играет роль простачка и пытается завязать разговор с Журе. Зачем он это делает? Обязательно спрошу об этом, как только мы останемся наедине.
Журе начинает гоготать, у него даже слезы на глазах выступили.
– И что ты такого сделал? – спрашивает он сквозь смех.
– Ничего, – отвечает Люк и бросает на меня улыбчивый взгляд. – Не вовремя увернулся.
Журе хрипло смеется, тут же закашливается и продолжает грести. Языком он уже нагреб более чем достаточно.
– Да это случайно вышло, – оправдываюсь я.
– Помню, засиделся я с мужиками, вернулся домой под утро. Мне первая жена сковородкой по спине огрела. Тоже сказала, что случайно. Рука соскользнула. А я ведь до этого даже не знал, что у нас дома сковорода была.
Лодочник смеется, Люк ему подыгрывает, а я мысленно шлепаю шутнику еще одной сковородой, только уже по голове, наблюдаю, как он падает в воду, практически слышу этот приятный бульк, а следом долгожданная тишина и звук моря.
Люк продолжает разговаривать с Журе, а я всматриваюсь в туман и пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь.
До места назначения мы прибываем, когда солнце уже село, но сейчас это не так страшно, ведь остров освещен. А точнее, освещен высоченный забор, примерно в пять метров высотой, покрытый колючей проволокой и устланный фонарями разного цвета. Люк сообщает, что фонари зажигают только на Конклав, как знак правильного движения, что-то вроде маяка. Эти фонари пожирают огромное количество энергии и держать их в рабочем состоянии постоянно – та еще задача.
Кованые врата открываются, только после того, как Журе что-то сообщает в небольшое окошко.
Скрип разрывает тишину на части и через несколько секунд я, держась с Люком за руки, переступаю линию врат и оказываюсь на территории для избранных мира.
Перед нами тут же возникают два охранника. Не вижу при них оружия, но физически мужчины выглядят достаточно выносливыми и опасными. Один из них даже выше Люка, он что-то сверяет на листе, а второй проверяет Люка, потом меня, нас лишают двух ножей и рюкзаков.
– Миссис и мистер Куин, добро пожаловать, – слишком пафосно произносит охранник, и мы отправляемся вглубь острова, а за спиной со скрипом закрывается единственный путь к отступлению.
22. Муж и жена
Из-за того, что мы прибыли ночью, я не успела нормально поглазеть по сторонам и рассмотреть, что это за остров такой. Единственное, что удалось увидеть – забор, фонари, гравий под ногами и дверь здания, куда мы вошли. Все остальное скрыли ночь и необъятный туман.
Люк быстро уволок меня в здание, мы прошли по узкому коридору и попали в помещение, разделенное на просторную комнату и прилегающую ванную. В ней-то я сразу же и скрылась, присвистнув от удивления. Раковина в хижинах не идет в сравнение с великолепием и чистотой, царящей здесь. Светлое просторное помещение с высокими потолками, огромная ванна, в которой можно было бы поместиться пятерым. По левой стороне расставлены стеклянные колбы с крышками-присосками, открываю одну и вдыхаю невероятно сладкий аромат. Закрываю и ставлю на место. Слева висит зеркало, оно практически достигает потолка, а от пола отрывается в районе коленей, снизу стоят потухшие свечи. Полотенца и накидки аккуратно сложены на полках, а за дверью, которую я изначально не заметила, туалет. Первым делом пользуюсь им, а потом включаю воду в ванне и скидываю одежду. Надо бы ее постирать.
Забираюсь в теплую воду, когда она еще не дошла до нужного уровня, и прикрываю глаза. Это стоило того, чтобы пробираться неделю по непроходимому лесу. Если бы мне рассказали об этой ванне сразу, я бы и за три дня дошла.
Наплюхавшись и отдохнув, вспоминаю, что Люку, вероятно, тоже хотелось бы смыть с себя недельную грязь. С сожалением выползаю из ванны и обещаю ей вернуться.
Когда я выхожу в комнату, Люк скрывается за дверью, а я рассматриваю самое безопасное место, так мне сказал Люк, когда волок меня по территории острова.
Огромная кровать с балдахином разместилась напротив окна. С двух сторон от него поставили два шкафа, открываю первый и разглядываю вещи. Их много, но они все одинаковые. В один набор наряда входят черные штаны и футболки, а сверху зеленый плащ. Ткань мягкая на ощупь. Интересно, чья это одежда?
Пока Люка нет, успеваю поглазеть в окно, но там ничего не видно, беспроглядная темнота. Туже запахиваю халат и достаю расческу из рюкзака. Привожу себя в порядок, заклеиваю лопнувшие волдыри пластырями. За время дороги я почти все израсходовала. По пути обратно нужно постараться не ранить себя и Люка.
Люк выходит из ванной и садится на кровать, подзывает меня к себе.
– Нужно обсудить наше поведение в рамках Конклава и на острове в целом.
– Хорошо, – киваю я и складываю ладони на коленях, как прилежная ученица. На ферме бы мной гордились.
– Ты уже знаешь, что сюда пускают по два человека из каждого города и только членов семьи. За нарушение идут наказания. Поэтому никто не должен понять, что ты мне не жена.
Вот мы и дошли до этой темы. Я не представляю, как этот спектакль будет выглядеть со стороны, но еще больше я переживаю за свои эмоции.
– Ясно.
– Все браки разные, но мы с тобой покажем более-менее адекватный союз.
– Не думаю, что Журе так считает, после того, как узнал, что я тебе чуть голову не отрезала, – напоминаю я.
– Я специально ему это сказал.
– Зачем?
– Ради слухов. Такова человеческая природа. Он узнал что-то интересное про участника Конклава, которого ранее на острове не было. Он будет этим знанием хвалиться и более того, приукрашивать не перестанет, пока его не стукнет деменция.
– Я все равно не понимаю.
Люк кивает и терпеливо продолжает объяснять:
– Это ради твоей безопасности. Если меня не будет рядом, к тебе местные не подойдут, будут считать неуравновешенной, которая чуть не убила своего мужа. Страх будет гнать их от тебя.
– Отлично, значит друзей мне тут не завести.
Люк неожиданно улыбается.
– Нам тут и не нужны друзья. Слухи обезопасят тебя от местных, а я от остальных семей, входящих в Конклав.
– Я могу к этому и привыкнуть.
Слова срываются быстрее, чем я успеваю их обдумать. Мысленно даю себе подзатыльник, но не свожу взгляд с внимательных глаз Люка.
– Я тоже к этому начинаю привыкать.
Да боже ж ты мой! Ну зачем он так говорит?
– Мне придется часто оставлять тебя одну. На пару заседаний тебе придется пойти, там просто слушай и делай вид, что понимаешь, о чем идет речь, в разговор не вступай, давай односложные ответы, если будут спрашивать.
– Может, я лучше тут посижу?
– По максимум так и будет, но на двух заседаниях – на открытии Конклава и на закрытии должны присутствовать все. История нашего брака такова: я увидел тебя и сразу влюбился, ты всю жизнь жила в Салеме, работала в доме Печали. Два месяца назад мы стали мужем и женой.
– Погоди, почему я работала в доме Печали?
– Это единственное место, где ты была чаще всего и в случае разговора с кем-то, не ошибешься в ответах. На конклаве будут главы городов женщины, им это понравится, особенно одной из них, их город доставляет медикаменты, и она искренне уважает всех, кто за добро, сострадание и милосердие.
– Мы в браке два месяца. Ты увидев меня влюбился, а я работаю в доме Печали. Запомнила.
Люк встает и просит меня тоже подняться. Начинает подходить ко мне, я отступаю, когда между нами уже практически не остается места, он кладет руку мне за щеку и проводит большим пальцем по линии скулы.
– И не пугайся меня, если я буду делать нечто подобное. Мы в браке два месяца, – продолжает он, а я немею. – Мы любим друг друга, а не боимся.
– Я тебя не боюсь.
– Надеюсь на это. Мы живем в моем доме, ты не знаешь ничего о правлении городом и тем более о полях. Если кто-то будет задавать вопросы, по максимуму уходи с ответов.
Он так и не убрал руку, не отодвинулся. Как я могу нормально воспринимать информацию, когда… черт.
Кажется, что должна что-то сказать или сделать, пауза затянулась и, кажется, затянулась она на моей шее.
– Там в шкафу чьи-то вещи, – шепчу я.
Люк приподнимает брови, а потом снова улыбается.
– Это наши. Для каждой семьи есть вещи, ведь тащить сюда гардероб несподручно. Зеленый плащ всем укажет на то, из какого ты города.
– А почему он зеленый?
– Скорее всего как символ зеленых полей. Остерегайся семьи в черных плащах.