– Что ты стоишь, разве не слышала, что тебе сказала сестра? – воскликнула Асура.
Её заплетённые в сложную причёску волосы едва заметно зашевелились, потянувшись к девушке. Она не была уверена, способен ли видеть это Катаси, но, по всей видимости, тот ничего не заметил. Он смотрел теперь на Сойку, а лицо его было до того решительным, что Юкия испугалась, что тот, чего доброго, начнёт за неё заступаться. Потому девушка поспешно поклонилась и как можно скорее вернулась к себе.
В этот вечер она осталась голодной. Служанки, напуганные присутствием сестёр, куда-то попрятались. Должно быть, приняв свой истинный облик, разбежались по щелям и сидят под половицами. Девушка могла бы попробовать отыскать их с помощью внутреннего взора, но не стала тратить на это силы.
Она свернулась калачиком на футоне, так и не сняв кимоно. Футон был немного сырым оттого, что его давно не проветривали, но девушка не замечала этого. Она думала о своём учителе, оставшемся в саду. Юкия надеялась, что Сойку не соврала, когда сказала, что он доживёт до конца осени. Ведь пора листопада только началась… Юкия пыталась вызвать в себе дрёму, но у неё не выходило. Ей вообще стало сложно проваливаться в сон с тех пор, как Катаси появился в её жизни. Будто бы близость художника пробуждала в ней то, что, как думала Юкия, давно умерло. Ночь медленно погружала комнату в темноту. Девушка знала: ночью тёмные твари становились сильнее. Яркий свет делал их слабыми, оттого они не любили полдень, но ночные тени были им приятны. Глубокие и вязкие, они давали чудовищам преимущество. Юкия не любила ночи.
Не в силах заснуть, она встала. Столик для каллиграфии всё так же был в её комнате. Она поставила его поближе к ширме. Рисунок на белом фоне, всё такой же живой и прекрасный, не был способен отвлечь её от тревог, но всё так же радовал взор.
– Если бы я могла спасти тебя, – прошептала она в темноту и тут же испуганно заозиралась.
Будто бы её смелая мысль, озвученная вслух, могла накликать несчастье. Она ведь знала, что не способна помочь. Зачем же продолжает травить себя? Вдруг какой-то шорох привлёк её внимание. Топот крохотных лапок мыши? Может, многоножка заползла под циновку, а теперь безобразничает?
Створка сёдзи внезапно отъехала в сторону, заставив Юкию замереть. На пороге стояла одна из работниц дома. Её лицо было настолько бледным, что, казалось, светилось в полумраке. Она приложила палец к губам и улыбнулась. Юкия никогда не видела, чтобы служанки Сойку улыбались. Однако она была уверена: ей не показалось!
Девушка вошла внутрь. С колен её упало что-то маленькое и покатилось в сторону Юкии. Крохотный предмет подскочил на циновке пару раз и остановился у ног девушки. Она склонилось, чтобы поднять гладкую бусинку, показавшуюся ей смутно знакомой.
Тем временем ночная гостья поклонилась и положила перед ней свёрток ткани. Юкия безмолвно кивнула, глядя на него, хотя совершенно не понимала, что происходит.
Девушка по-звериному прытко выскочила в коридор. Створка сёдзи закрылась за ней будто бы сама собой.
Свёрток зашевелился. Юкия едва сумела сдержать вскрик. Что-то пыталось выбраться, запутавшись в складках ткани. Что-то слишком большое для мыши и слишком маленькое, например, для котёнка. Хотя глупо было ожидать, что работница принесёт ей именно котёнка: Юкия полагала, что кошек она боится даже больше, чем Сойку…
Свёрток замер. Послышалось тихое бормотание. Юкия сама не понимала, откуда в ней взялось это бесстрашие, когда, встав на четвереньки, она потянула край ткани. Она всё-таки не смогла удержать изумлённый вскрик, хотя вышел он тихим оттого, что она пыталась. Из свёртка с едва слышным стуком выкатилась чайная чашка. Чашка с маленьким сколом на краю. Мгновение спустя она вскочила на ножки и, затопав на месте, потянула к ней ручки. Её умные тёмные глазки были такими же, как она помнила.
– Не может быть, – прошептала Юкия. – Чашечка, это ты?
Существо пуще прежнего затопало ножками и улыбнулось. Юкия вновь посмотрела на бусину в ладони. Теперь она узнала и её. Дух столетней чашки принялся танцевать и проситься на руки, поняв, что его узнали.
Девушка подставила ладони, и, совсем так же как шесть лет назад, чашечка забралась на них и уютно устроилась, точно птенец в гнёздышке.
– Невозможно, – вновь прошептала Юкия.
Она почувствовала, как из её глаз покатились слёзы. Облегчение заполнило её сердце. Она, прежде уверенная, что в том пожаре исчезло всё, что ей дорого, поняла: это не так. Давно потерянный друг вернулся к ней невредимый. Может, и дорогие ей люди выжили? Может, всё не так безнадёжно, как казалось прежде? В этот миг её прошлое и настоящее наконец-то оказались связанными друг с другом. Ей больше не казалось, что та девочка, подарившая бусинку духу, была сном.
– Как же я рада тебе, милая моя! Какое же это чудо!
Юкия шептала, плакала, улыбалась и баюкала маленькое существо, ластившееся к ней.
Эта ночь не была страшной.
Глава 9Пора листопада
Юкия
– Ты сегодня невнимательна, Юкия, – заметил Катаси.
Строгое выражение лица вдруг сделало его старше на несколько лет. Неловкость охватила её. Она поправила свёрток ткани, спрятанный за пояс оби. Чудо, что он вообще туда помещался, не привлекая лишнего внимания.
– Простите меня, учитель, – поспешно извинилась она.
Не было ничего удивительного в том, что Юкия всё время отвлекалась. Чего уж там: когда у тебя под одеждой спрятан дух, едва ли остаётся хоть один шанс на изящные движения кисти. Пусть Чашечка и спала сейчас, утомлённая ночной игрой со своей хозяйкой, девушка то и дело ощущала, как под поясом шевелится цукумогами.
Она попыталась повторить упражнение, но в этот самый момент маленькая ручка высунулась из-под ткани в попытке сонно потянуться. Юкия уронила кисть, поспешно прикрывая ладонью пояс. На бумаге проступили чернильные кляксы.
– Простите, пожалуйста, – пролепетала она новые извинения, пытаясь поправить ткань.
Девушка не знала, способен ли Катаси видеть её маленькую подружку, но проверять это прямо сейчас не стремилась. Она осторожно заправила за пояс уголок платка, служивший для духа и одеялом, и укрытием. Чашечка завозилась, заставив сердце девушки подскочить, но вскоре утихла. К счастью, она просто перевернулась на другой бок. Даже нефритовая бусинка, подвязанная теперь на крепкую нитку, не зазвенела… Юкия поняла, что учитель её молчит слишком долго. Она осмелилась посмотреть на него.
В детстве её учили, что смотреть на чужого мужчину воспитанной девушке неприлично. Позже, в заточении, она и вовсе отвыкла смотреть на людей, а на Сойку и её сестёр лишний раз и взглянуть не хотелось. Оттого у Юкии появилась эта странная привычка: взгляд её блуждал по половицам, по ноготкам на собственных пальцах, по краю циновки, но лишний раз не устремлялся на собеседника. Катаси, она догадывалась, думал, что это проявление природной робости девушки, а может, и жёсткого воспитания Сойку. В этом и впрямь была доля истины, если уж честно! Правда, едва ли художник и впрямь догадывался о настоящем положении дел, когда смотрел на неё с нескрываемым сочувствием. О чём он думал в такие мгновения? Уж точно не о том, что Сойку растит её на убой, будто молочного поросёнка.
Сейчас же он не смотрел на неё вовсе. На лице его застыло отрешённое выражение, он думал о чём-то своём, не замечая её пристального внимания.
Юкия позволила себе рассмотреть своего молодого учителя. Он был высок и строен, плечи его были широки, а лицо, задумчивое и немного строгое, имело тонкие и в то же время чуть угловатые черты. Тёмные волосы его были острижены коротко, а кожа была светлой: должно быть, из-за работы в мастерской она не успела покрыться загаром за прошедшее лето.
Девушке нечасто доводилось видеть молодых мужчин прежде. Она не представляла, считали бы его красивым её сверстницы. Однако она призналась себе: ей его облик приятен.
Именно в этот момент Катаси посмотрел в её сторону. Взгляд его тёмных, почти чёрных глаз встретился с её собственным. На секунду ей даже показалось, что он знает, о чём она думала только что; знает, что она оценивала его, хотя не имела на это никакого права; знает, что она любовалась им.
Щёки её теперь пылали, а смущение заставило отвернуться.
– Знаешь что, Юкия, – сказал он, – я всё-таки твой учитель. Единственный, насколько я могу судить. Так что обязан заботиться о твоём образовании и благополучии. Разве можно достичь чего-то, сидя в четырёх стенах всё время? Тем более солнечный день в пору листопада – настоящая редкость.
Несколько мгновений Юкии понадобилось для того, чтобы понять, к чему ведёт Катаси.
– Вы хотите сказать, что мы выйдем отсюда?
Казалось, он и не заметил недоумения девушки.
– Да, – сказал он. – Не дальше садовой ограды, так что гнева своей тётушки можешь не опасаться.
Юкия с трудом справилась с подступившей тревогой. Она совершенно не понимала, как именно прогулка по саду может быть связана с каллиграфией. Потому девушка была уверена: Сойку узнает. Узнает, и тогда… Что будет тогда, Юкия, если честно, не представляла. В последнее время решения госпожи были непредсказуемыми. Поэтому даже близившийся полдень не добавлял её сердцу спокойствия.
Она пыталась найти хоть одно верное слово, чтобы отговорить Катаси от его идеи, но не нашла.
Как так вышло, что она позволила увести себя прочь из комнаты? Как так получилось, что она, ведомая предупреждением Катаси, прошла на цыпочках мимо задремавшей у дверей служанки? Может быть, дело было в том, что на самом деле в уголке своего сердца, который ещё не поглотил страх, она ужасно хотела этого?
Солнце ослепило Юкию, когда она вышла из дома. Небо было пронзительно-голубым даже здесь, над садом Сойку, искалеченным присутствием тёмных созданий. Сама госпожа, должно быть, спала в доме вместе со своими сёстрами. Катаси знал это. Ведь пока солнце было в зените, хозяйка всегда скрывалась в своей комнате. Юкия подозревала, что эта привычка не казалась художнику странной. Она ещё в детстве слышала: бывать на солнце вредно для кожи женщины, стремившейся сохранить красоту и юность подольше.