Мию поманила её за собой. Они вошли в кладовую, где прежде та рисовала волшебные знаки на коже своих постояльцев. Никто не посмел последовать за ними, а Юкия не думала возражать.
Они сели на циновке. Девушка хотела было склониться в поклоне, чтобы ещё раз попросить извинений за доставленные неудобства и поблагодарить её, но Мию остановила Юкию.
– Я не хочу вас обидеть, госпожа, но давайте без этих церемоний, – сказала Мию. – Ваш спутник полагает, что вам знать это не обязательно, но я хозяйка в этом доме. Значит, мне решать.
Её голос был неожиданно твёрд. Юкия почувствовала, что девушка в кошачьей маске напротив неё намного сильнее, чем ей казалось прежде. Ей стало не по себе.
Спустя несколько сотен тревожных слов Юкия покинула маленькую комнатку, служившую Мию и мастерской, и кладовой. Девушка жестом остановила подоспевшего к ней Катаси. Тот понял, что она не готова с ним говорить, и удивительно покорно отступил, пропуская её во двор.
Юкия обошла дом и вышла в маленький сад, служивший его хозяевам и огородом, и местом уединения. Здесь было не так красиво, как во внутреннем дворике, вымощенном переливающимися раковинами, но это сейчас было не важно.
Она села на маленькую деревянную скамейку, примеченную ею ещё накануне. Последние шаги дались девушке с трудом: на неё напала слабость. Проклятие уже плохо влияло на её тело не только в час крысы. Оно забирало её силы, отчего девушка, и без того не отличавшаяся выносливостью, стала быстро утомляться. Разговор же с Мию нельзя было назвать простым. Она запомнила его в подробностях. Мию рассказала ей о невесте речного бога, пропавшей пять лет назад. Они с Юкией должны были быть ровесницами, но что случилось с той девушкой, было неизвестно. Мию и вовсе не могла толком говорить о ней. Голос её становился каким-то совсем тусклым при упоминании неизвестной девушки, исчезнувшей без следа. Что было важнее: многие решили, что именно пропавшая невеста была вчера на рынке в сопровождении неизвестного аякаси, укрывавшего её. Это могло значить многое. Например, что поиски наречённой речного владыки возобновятся. Никто не думал, что в подводном царстве появилась новая, достаточно сильная, духовно живая девушка.
Впрочем, это было и не важно: Мию уверяла, что, если Юкию найдут – никого не будет волновать, что она не была предназначена в дар владыке. Куда больше всех будет волновать то, что её появление во дворце поможет ему перестать стариться.
Юкии было страшно впервые с тех пор, как они прыгнули в водоворот.
– Мой дом окружён очень сильными чарами, и пока вы, госпожа Юкия, не покинете его, я могу гарантировать вашу безопасность. Только то зеркало было далеко не единственной безделицей, которая может разрушить силу начертанных мной символов: я не так уж и много могу. Вам нужно быть очень осторожной, и лишний раз покидать дом не стоит.
– Как же Катаси? – спросила она тогда. – Если поймут, что он тоже человек, разве никто не догадается связать его появление со мной? Он в не меньшей опасности, чем я.
– Это верно, – сказала Мию, – только я вижу ясно: его остановить не смогут никакие уговоры.
Сидя на той скамейке в саду, Юкия поняла, что вновь стала пленницей. Пока это был всего лишь дом, из которого она была вольна уйти. Здесь её держали лишь просьба Мию и тревога Катаси – не так уж и много. Да только девушка уже понимала, что послушается приютившего их аякаси. Хотя бы чтобы поступить правильно.
Глубокая тень упала на землю перед нею как раз в тот миг, когда слёзы вновь подступили к её глазам. Девушка чувствовала себя страшно уставшей, и из-за этого они охотнее появлялись, влекомые её мрачными мыслями. Впрочем, исполинская тень разогнала и их, уступая место испугу. Юкия подскочила, но ноги подвели её, и слабость, вновь усилившаяся, вернула её на скамейку. Девушка подняла голову и забыла, как дышать.
С неба, вернее, с поверхности реки к ней спускалось существо, мерцающее голубыми искрами. Отблески солнечного света, далёкого и зыбкого, играли на чешуе гигантской рыбы, тело которой было точно покрыто серебряной фольгой. Страх покинул её сердце, сменившись ощущением приближающегося чуда.
Сом спустился к самому дну. Настолько большой, что таких, как Юкия, на нём поместилось бы четверо. Он лёг брюхом на низкорослые водоросли у её ног. Огромная голова была размером чуть ли не с саму Юкию, но ей всё ещё не было страшно. Усатая морда приблизилась к ней, будто обнюхивая девушку, напоминая любопытного кота…
– Кото, – прошептала Юкия, медленно протягивая в его сторону руки.
Он будто бы обрадовался, услышав своё имя, и ткнулся мордой в её ладони, казавшиеся детскими на фоне Кото, сома, который спас их с Катаси.
Юкия засмеялась и склонила голову, коснувшись лбом носа рыбы. На ощупь тот был, вопреки здравому смыслу, тёплым и нежным.
– Спасибо, что спас нас и принёс сюда, добрый дух, – сказала она, чувствуя, как по лицу катятся слёзы, принося ей облегчение, которого не приносили прежде.
Это был последний раз, когда она плакала.
Глава 7Лёд на быстрой реке
Катаси
В тот миг, когда Катаси осознал, что волшебного карпа нет в городе духов, он не удивился. Это подозрение появилось в его сердце задолго до той минуты, когда старая каппа[18], дух черепахи, рассказала ему о том, что произошло каких-то пару месяцев назад.
– Тебе стоит послушать мою бабушку, – сказал в тот день дух, напоминавший маленькую черепашку.
Не умей детёныш каппы говорить, художник и вовсе не признал бы в нём аякаси. Существо было размером с его ладонь и выглядело точь-в-точь обычной красноухой черепахой, которых часто выпускали в городские пруды, чтобы притянуть удачу. Катаси шёл за юрким проводником, и странная уверенность, что на этом их поиски в городе духов закончатся, уже завладела его мыслями.
– Карп-то? Да, был тут такой, – говорила ему каппа.
Голос её был хриплым, а глаза подслеповатыми. Она улыбалась беззубым ртом, и от этой улыбки Катаси становилось не по себе. Он припомнил помимо воли разные байки о том, как аякаси её породы утаскивали детей и молодых мужчин на дно, как иные из черепахоподобных демонов нападали на юных красавиц, бесчестили их и топили на мелководье среди зарослей камыша. Катаси подумал тогда: все ли ёкаи такие, как говорили в легендах, или среди них, как и среди людей, встречались как подлецы, так и праведники? Он не знал и проверять это не стремился.
– Карп-де твой плавал здесь пару дней, – хрипло продолжала каппа. – Сильный такой, мощный, сразу видно: много лет прожил и много горестей пережил. Крепким стал, как скалы у истока. У него была печаль: жемчужина его была надломленной. Он искал кого-то, кто мог помочь с этим. Да разве тут поможешь? Коли суть самая духа, жемчужина, повреждена – то даже не всякое божество исправит. Особенно если осколок утерян.
Сердце Катаси забилось чаще. Он сразу понял, что речь идёт именно о его карпе, а не просто о каком-то духе крупной рыбы или даже о другом его сородиче, осмелившемся попытаться дойти до истока реки против течения. Это был его карп, тот самый, что спас его в детстве. Тот самый, который мог теперь помочь Юкии.
– Где же он теперь? – спросил Катаси, поняв, что старая каппа начинает дремать, вместо того чтобы продолжить свой рассказ.
– Дело-то летом было, – сказала она. – Теперь и не знаю, где он. Собирался зимовать у самого источника подле ног духа горы. Надеялся, что, проведя там больше времени, переродится. Без осколка жемчужины он сделать этого не сумел бы и за тысячу лет, вот что я вам скажу! Цеплялся за глупую надежду.
Каппа пожевала губами пару раз, делая паузу.
– Да и понять его можно, если уж честно, – сказала старуха. – Столько усилий положено на то, чтобы исполнить задуманное, а всё напрасно. Разве можно так просто с этим смириться и жить дальше? Источник-то недалеко отсюда. Если карп и впрямь отправился туда и не погиб на порогах выше по течению – уже там должен быть. Моя бабка говорила, что это единственное место на реке, где вода не замерзает даже в самую лютую стужу.
Когда каппа закончила, Катаси поклонился ей и вручил подарок: бутылочку вина, которую одолжил у Мию. Той он уже был обязан так сильно, что вовек не откупишься.
Каппа приняла угощение. Она, как и прочие духи, питала слабость к рисовому вину.
– Мальчик, – сказала она напоследок, – тебе надо уходить отсюда. Может, стражей да молодёжь ты и провёл, но кто постарше вмиг распознает в тебе человека.
Катаси замер. Он боялся, что каппа закричит и позовёт на помощь, но та рассмеялась и закашлялась.
– Мне тебя губить без надобности, стара уже, – сказала она. – Повадки у тебя больно человеческие: вежливый слишком. Вот в юности я любила топить красивых мальчиков, на тебя похожих, а сейчас это уже не то.
Старуха откупорила крышку и отпила саке из горла. Довольно крякнув, точно сытая утка, каппа продолжила:
– Только не все такие добрые, как я, – сказала она. – Слухи ходят: в городе двое людей с большой духовной силой. Многие думают, что один из них – пропавшая невеста нашего господина. Не знаю, имеешь ли ты отношение к девчонке, но если тебя поймают – живым уже не выберешься. Вода становится спокойнее, мальчик, река скоро замёрзнет. Уходи, пока можешь, и помяни старушку добрым словом, когда окажешься в безопасности.
Она махнула лапой в сторону выхода вместо прощания и вновь припала к горлышку бутылки с рисовым вином.
Катаси больше не медлил. Он побежал прочь по путаным улицам, минуя заросли водорослей и уворачиваясь от пёстрых стаек разноцветных рыб. Он торопился вернуться в дом Мию и забрать Юкию.
Когда он влетел во двор дома, там была Мию. Она сидела на крыльце с большой миской и замешивала тесто. В другом случае он почтительно поклонился бы ей, отметив, что всякий раз, когда видит духа за домашней работой, забывает на миг, что она только призрак. Если смотреть не на маску, а на умелые её руки, Мию так сильно напоминала ему старшую сестру, которая тоже любила сидеть на крыльце, занимаясь стряпнёй или рукоделием.