Сейчас же он был взволнован: дурное предчувствие закралось в его сердце и крепло с каждым мгновением. Осколок жемчужины внутри его шрама дремал, и только это вселяло надежду на то, что тревога его была напускной.
– Карпа нет в городе, – сказал Катаси. – Мы должны уплыть сегодня же.
Мию не стала спорить. Она только кивнула и, встав со своего места, вошла в кухню, чтобы обтереть руки.
Когда она вернулась, Катаси всё ещё ждал её, не будучи уверенным, что делать дальше.
– Юкия в саду, – сказала она. – Собирай вещи и приходи туда, а я сама ей всё расскажу.
Катаси кивнул, поспешно скрываясь за створкой сёдзи. Он не понимал, почему тревога внутри него никак не утихает, пока поспешно собирал вещи в сумку. Новые листы бумаги, новые чернила, отцовская кисть… Когда они упали в водоворот и чуть не утонули, его вещи пострадали очень сильно, многое пришло в негодность. Когда Катаси перебирал их, сердце болезненно сжималось от осознания, что все минеральные краски, которые он с таким чаянием собирал для своего путешествия, ради покупки которых экономил на еде и развлечениях, которые часто позволяли себе его сверстники, безнадёжно испорчены.
Только в эту минуту он не думал о них. Слова каппы всё ещё звучали в его голове, и он не понимал, какие из них пугали его больше: о том, что человека в нём узнать было просто, или о скором и неминуемом приходе зимы.
Когда он вышел во двор, Юкия уже прощалась с обитателями дома. Он посмотрел на неё и изумился в очередной раз тому, насколько хрупкой и красивой она смотрелась. Её нежные, почти детские черты становились ещё более явными, когда она улыбалась вот так, как сейчас. Открытая улыбка волшебным образом стирала следы усталости и измотанности, которые всё больше проявлялись на её бледном лице с каждой ночью, полной наведённой боли. Катаси понял, что забыл сделать вдох. Усилием воли он заставил себя вновь двигаться, отгоняя и другую мысль: он боится за Юкию, очень сильно боится.
Теперь, когда он убедился, что карпа нет в землях речного владыки, его ноги вновь требовали скорейшего побега. Как можно дальше от опасности. Про Сойку, что ждала их на поверхности, он вовсе старался не думать. В конце концов, возможно, им повезло, и паучиха думает, что они утонули.
Когда огромный сом, на спине которого они сидели, поднялся в небо, вернее, выше к поверхности воды, мерцавшей в свете ясного осеннего дня, Катаси стало немного легче. Близость поверхности и мысль, что вот-вот они покинут город духов, утешала его. Только вот это не длилось долго.
Дом Мию был ещё хорошо различим где-то внизу, когда сом остановился и, развернувшись, поплыл вдоль кромки подводного каньона. Катаси не понял, что произошло, первой причину задержки заметила Юкия.
– Катаси, смотри, там, впереди.
Она указала пальцем куда-то вперёд, и Катаси и впрямь увидел двух огромных речных раков столь исполинского размера, что, вздумай Кото сразиться ними, художник не стал бы с уверенностью ждать победы древнего сома.
Кото с напускным спокойствием проплыл мимо них, но стражи, сидевшие на спинах чудовищ, окликнули путников.
– Кто тут? – крикнул один из них.
Ёкай был во многом похож на человека, но жабры на его шее выдавали в нём речного призрака или другое создание, потустороннее и, возможно, неживое. Художник мысленно порадовался, что Мию настояла на том, чтобы обновить символы на их руках и лицах перед самым отплытием. Может быть, она догадывалась о том, что их может ждать встреча с подводной стражей?
– Отвечай, чего медлишь? – поторопил его вопрошающий.
Юкия вздрогнула от грубого звука его голоса и прижалась к Катаси теснее. Это отрезвило его, и он, растерянно заморгав, склонил голову.
– Господин, мы с моей невестой просто катались по округе, – сказал он тоном, таким беспечным, что даже сам себе поверил. – Этот почтенный сом согласился показать нам местные красоты.
Второй стражник глянул на Юкию. На лице его, похожем на свиное рыло, расплылась сальная улыбка.
– Поворачивайте-ка, – сказал страж. – Пока лёд не встанет на реке, нечего вам здесь красотами наслаждаться.
Юкия и Катаси беспокойно переглянулись. Это не укрылось от их собеседника.
– Вы, дурни, не знаете, что ли? – спросил он. – Первый советник владыки распорядился никого не выпускать из города, пока не встанет лёд.
Внутри Катаси что-то оборвалось и с гулким эхом упало вниз.
– Почему? – спросил он, хотя уже догадывался о причине.
Свиноподобный страж, явно не обладавший столь изящными манерами, как его товарищ, грубо ответил:
– Невесту они ищут, можно подумать, за столько лет она могла восстать из мёртвых. Да только, ребята, шли бы и впрямь домой: оно того не стоит.
Кото развернулся прежде, чем Катаси обдумал ответ. Сом поплыл обратно так же плавно, как плыл до этого. Ничто не выдавало в нём то, что их неудавшийся план был чем-то бо́льшим, чем праздная прогулка двух влюблённых.
– Что мы будем делать? – спросила Юкия шёпотом.
Катаси не ответил. Он не знал, что сказать, а голос его мог выдать смятение, которое царило в его душе.
Они вернулись. Мию, услышавшая, что случилась, усадила их за стол. Теперь они решили, что попробуют выплыть на поверхность ещё раз, но позже. В час быка, во время столь тёмное, что речные жители опасались его. Ведь в эту пору неупокоенные души утопленников, страждущие жизни и утоления печалей, просыпались и бродили среди подводных скал. Они представляли опасность для всякого, кто был хоть немного слабее их самих. В компании Кото или подобного существа бояться было нечего, прочие же обитатели земель речного бога предпочитали в это время не показываться за пределами домов или оживлённых кварталов увеселений, где музыка и свет фонарей прогоняли тьму.
Лишь минул час крысы, Катаси вынес вымотанную Юкию на улицу и погрузил её на спину сома. Он сел рядом с ней и держал девушку так крепко, будто бы боялся, что она исчезнет из его рук.
В этот раз они минули подводный каньон и заросли водорослей, столь длинных, что те напоминали многолетние сосны, стремящиеся своими верхушками к самому небу. Вода здесь была странно неподвижной.
Они поднялись над зарослями, свет ночных светил проникал сквозь толщу воды, искажаясь и преломляясь. Юкия тяжело дышала и была болезненно горячей.
– Мы почти доплыли, – сказал мужчина, чувствую, как дышать становится всё труднее.
Это значило, что они возвращаются в мир живых.
Сом поднялся ещё выше. Лучи лунного света засияли на его шкуре, точно на белоснежной поверхности свежего снега. Катаси почти поверил, что им удалось.
Нос Кото ударился обо что-то твёрдое. Столкнувшись с преградой, плохо различимой из-под воды, сом попытался проломить её, чтобы вынести на поверхность своих седоков. У него не вышло, несмотря на исполинский размер.
Катаси потянулся к кромке воды над головой, чуть не соскользнув со спины Кото. Его пальцы нащупали гладкую поверхность льда. Подушечки на них на мгновение прилипли к ней, руки обожгло.
Лёд был прочным. Такой точно не может появиться за одну ночь, а значит, он образовался здесь ещё пару дней назад. Если снаружи достаточно холодно, он успел укрепиться и встать толстой полупрозрачной стеной, отделяя их от внешнего мира вплоть до оттепели. Они плавали под его толщей, пытаясь пробить ледяной свод то там, то тут, но с каждой попыткой Катаси с обречённостью убеждался: лёд встал крепко.
Они остались под водой, возможно, вплоть до самой весны.
Юкия
Каждая ночь давалась девушке труднее предыдущей. Она научилась сдерживать крики, но всякий раз, когда боль отступала, она понимала: её тело страдало. Даже когда час крысы проходил, сердце продолжало стучать надрывно и загнанно, а мышцы её ныли, изломанные болью. Порой ей становилось трудно дышать даже среди белого дня. В такие минуты сердце заходилось, а внутри под крестцом что-то сжималось. Не болезненно, нет, но пугающе неправильно.
Боль можно было пережить, а вот недуги, за ней следовавшие?
Только девушка молчала и не жаловалась. Она старательно улыбалась во время общих трапез, помогала с домашними делами хозяевам дома (порой у неё это получалось). Она даже научилась самостоятельно готовить суп из водорослей и грибов, который, по словам Мию, можно было без особого труда повторить и в мире людей.
Прошло восемь дней с тех пор, как они безрезультатно пытались подняться на поверхность. С каждым днём она чувствовала себя всё болезненнее, а Катаси выглядел всё мрачнее. Девушка волновалась за него. Ведь у её недуга была причина, понятная и объяснимая, а его бедой была уязвлённая гордость. Горечь поражения, которую он с присущей для мужчин категоричностью не был способен изгнать из своего сердца. Дошло до того, что на восьмой день после неудачной попытки вернуться на поверхность с самого утра Катаси сидел на крыльце почти неподвижно. На все попытки заговорить с ним он отвечал невнятно и односложно, а встречаться с Юкией взглядом он и вовсе старательно избегал.
Как ни странно, на помощь пришла Рин. Она вышла во двор с огромной корзиной и с шумом поставила её перед художником. Катаси лишь скользнул по ней мимолётным взглядом, никак не выражая своей заинтересованности. Однако Юкия, наблюдавшая за ним, поняла: он погружён в тягостные мысли далеко не настолько глубоко, как ей казалось прежде.
Девочка скрылась в доме и вышла с отрезом ткани и коробкой, в которой Юкия с удивлением разглядела кисти и баночки с краской. Рин невозмутимо принялась стелить ткань на тёмно-серые доски крыльца, готовя место для работы. Юкия пересела поближе и взяла в руки одну из кистей. Та сильно отличались от тех, что использовались для каллиграфии. Кисть была тонкой, жёсткой и очень старой.
– Что это такое? – спросил наконец Катаси, кивнув на корзину.
– Ракушки аваби, – сказала девочка, не отрываясь от работы. – Они и сами по себе красивые. Здесь такие не водятся: их приносит течением, а иногда гости издалека платят ими за услуги и постой. Через двенадцать дней, на празднике лунного света, их можно будет продать втридорога. Если, конечно, расписать как следует: многие думают, что они приносят удачу в любви.