абль в том же состоянии, в каком я оставил его.
Я отвязал веревки и забросил их на заднее сиденье в кабину, затем выехал на открытый луг, который занимал большую часть острова. Мгновением позже я был уже в воздухе и направлялся прямиком в Санару. Пролетая мимо, я увидел свет в доме Лодаса. Через миг огни Амлота показались справа от меня. После этого я не видел признаков жизни до тех пор, пока подо мной не замелькали огни лагеря Зани. И вот впереди я увидел сияние огней Санары. Там была моя Дуари! Через несколько минут я вновь буду держать ее в своих объятиях.
Я постарался прибавить скорость, но только обнаружил, что и так лечу на максимальной скорости с самого Амлота, не замечая этого. Я показал хорошее время на этой дистанции. Я покинул казармы Зани и направился к набережной в двадцатом часу, а сейчас шел двадцать шестой. За шесть амторианских часов, что равняется четырем земным, я совершил побег из Амлота, проплыл примерно десять миль вдоль берега, и почти долетел до Санары. Пресловутый небольшой шторм помог мне, и легкая лодка, по существу, пролетела всю дорогу.
Я приблизился к Санаре без огней и на большой высоте. Затем я спустился по спирали вниз прямиком над летным полем, которым пользовался раньше. Я знал на нем каждый бугорок и впадину, столько раз я садился на него и взлетал. Благодаря бесшумному мотору я спустился тихо, как падающий лист, и подъехал к ангару, который велел построить для меня Мьюзо. Поле было пустынно. В столь поздний час в этом районе на улицах мало людей, и я надеялся, что никто не заметил моего корабля и посадки. Такова была моя цель, ибо я хотел увидеться с Дуари и Таманом раньше, чем буду говорить с кем-либо еще.
Я остался в летном шлеме, чтобы скрыть мою стрижку Зани, понадеялся, что никто не обратит внимания на мою одежду Зани, и направился пешком в направлении дворца Тамана. Когда я приблизился, то увидел, что дворец Мьюзо напротив сверкает тысячей огней. Множество ганторов в великолепной упряжи стояли в терпеливом ожидании по обе стороны авеню. Изнутри дворца летели в ночь обрывки музыки. Доносился гул множества голосов. Очевидно, Мьюзо давал прием.
Один из стражей перед дворцом Тамана преградил мне путь, когда я подошел ко входу.
— Эй ты, что тебе нужно? — потребовал он.
По-моему, если человека поставили сторожить дверь в любом уголке Вселенной, с ним что-то происходит. Непомерная ответственность такого космического назначения, похоже, снимает с него всякую обязанность хороших манер. Я редко встречался с исключениями. Когда кто-то оказывается неожиданным исключением, этого человека немедленно переводят на другое место.
— Я хочу войти, — сказал я. — Я — Карсон Венерианский.
Парень отшатнулся, как будто увидел привидение. Я думаю, он сначала решил, что так оно и есть.
— Карсон Венерианский! — воскликнул он. — Мы думали, что ты мертв. Мьюзо объявил траур по тебе. Ты должен быть мертв!
— Я жив, и я хочу войти и увидеться со своей женой и Таманом.
— Их здесь нет, — сказал он.
— Где они?
— Напротив.
При этих словах он отвел в сторону взгляд, или это было только мое воображение?
— Тогда я пойду напротив, — сказал я.
— Не думаю, что Мьюзо будет рад тебя видеть, — высказал свое мнение страж.
Но я уже ушел, и он не сделал попытки задержать меня.
Во дворце Мьюзо меня снова остановил страж. Он не поверил, что я Карсон Венерианский, и собирался отправить меня в тюрьму. Но я в конце концов при помощи небольшого подкупа убедил его позвать офицера. Офицера, который пришел, я хорошо знал и питал к нему симпатию. Несколько раз я брал его с собой в воздух, и мы были хорошими друзьями. Когда он узнал себя, видно было, что он испытывает неловкость. Я успокаивающе положил ему руку на плечо.
— Пожалуйста, не переживай, — успокоил я его. — Я уже слышал. Я успел вовремя?
— Благодарение судьбе, да, — ответил он. — Это должно было быть объявлено сегодня в двадцать седьмом часу. Уже почти время.
— Могу ли я войти? — спросил я из чистой вежливости, ибо я был полон решимости войти, даже если бы для этого мне пришлось кого-нибудь убить.
— Я буду последним человеком, который станет тебя останавливать, — сказал он, — даже если поплачусь за это головой.
— Благодарю, — сказал я и взбежал по широкой лестнице за украшенным главным входом.
Из центрального коридора мне был виден внизу огромный тронный зал. Он был заполнен аристократами Санары. Я знал — что бы заслуживающее внимания ни происходило во дворце, оно будет происходить здесь, так что я поспешил к двери в зал. Над головами собравшихся я видел Мьюзо, стоящего на возвышении у трона. Он держал речь.
— Джонг, — говорил он, — должен показать свою женщину всем, чтобы все знали, кого следует почитать своей ваджонг. У меня не было женщины, и вот я решил оказать эту честь той, чей муж отдал свою жизнь ради Корвы и меня. Это высшая награда, которой я могу почтить его память.
Я проталкивался через толпу, работая локтями, наступая на ноги, под аккомпанемент недовольного ворчания. Наконец меня схватил за руку офицер и развернул лицом к себе. Когда он увидел, кто я, его глаза расширились. Затем губы его искривились в улыбке, он отпустил мою руку и подтолкнул вперед. Когда я выбрался из толпы к возвышению, то увидел Дуари, сидящую на низкой скамье, взгляд ее был устремлен прямо перед собой, прекрасная гордая головка не склонилась. По бокам от нее сидели гвардейцы джонга. По-видимому, это было единственной причиной, державшей ее здесь.
— А теперь, — сказал Мьюзо, — найдется ли хоть один человек, который скажет, что я не могу сделать Дуари, джанджонг Вепайи, своей королевой?
— Да, — громко сказал я, выступив вперед.
Дуари быстро глянула на меня и, прежде чем охранники успели помешать ей, она спрыгнула вниз и бросилась в мои объятия.
Мьюзо замер с открытым ртом, как побитый. Если еще применима поговорка, что из кого-то выпустили воздух, то это о нем. Он оказался в ситуации, с которой никак не мог справиться. Задача, не имеющая решения. Наконец, он выдавил из себя слабую улыбку.
— Я полагал, что ты мертв, — сказал он. — Вот поистине счастливое событие.
Я только посмотрел на него и ничего не ответил. Молчание в зале было смерти подобно. Оно, должно быть, длилось целую минуту, что при таких обстоятельствах — очень долго. Затем кто-то направился к двери, и, как похоронная процессия, гости вышли прочь. Я почувствовал руку на своем плече и обернулся. Это был Таман. Рядом с ним стояла Джахара. Она выглядела одновременно испуганной и обрадованной.
— Пойдем, — сказал Таман. — Нам лучше уйти отсюда.
Когда мы дошли до двери, я остановился и обернулся. Мьюзо продолжал стоять рядом с троном, как в трансе. Мы покинули дворец джонга, перешли улицу и вошли во дворец Тамана. Ни один из нас не вздохнул спокойно, пока мы не оказались в будуаре Джахары.
— Вам придется немедленно покинуть Санару, — сказал Таман. — Сегодня, если возможно.
— Я не хочу покидать Санару, — сказал я. — Наконец мы с Дуари нашли место, где можем жить мирно и счастливо. Я не позволю одному человеку лишить меня этого всего.
— Но ты не можешь противостоять джонгу, — сказал Таман. — А пока Корд не вернулся, Мьюзо джонг.
— Думаю, что могу, — сказал я. — И думаю, что могу создать нового джонга. Корд мертв.
— Корд мертв? Откуда ты знаешь?
— Я видел, как Мефис убил его, — и я рассказал им историю жестокого убийства джонга Корвы.
— А новый джонг? — спросила Джахара. — Кто им станет?
— Таман, — ответил я.
Таман покачал головой.
— Это невозможно. Если Корд мертв, я должен хранить верность Мьюзо.
— Даже если будет доказано, что он предатель своего народа? — спросил я.
— Нет, конечно, в этом случае нет. Но Мьюзо, хоть и мерзавец, не предавал народ Корвы.
— Сколько высших чинов армии и правительства думают о нем так же хорошо, как ты? — спросил я.
— Все — за исключением нескольких человек, которые всем обязаны Мьюзо.
— Скольких из них ты сможешь собрать сегодня здесь? — спросил я.
— От двадцати до тридцати самых влиятельных, — сказал он.
— Сделаешь ли ты это? Я прошу тебя довериться мне. Это послужит благу Корвы — страны, которую я хотел бы считать своей.
Он созвал нескольких помощников и дал указания. Затем Таман, Джахара и Дуари уселись слушать историю моих приключений в Амлоте, пока мы ожидали прибытия гостей. (Я не сказал Дуари, что ее отец томится в заключении в тюрьме Зани, она узнала об этом только на следующее утро, когда мы оказались одни после ухода гостей. Она очень мужественно перенесла известие, и поверила, что я вызволю его оттуда).
Наконец начали прибывать важные персоны. Среди них были генералы и государственные советники, высшая аристократия — цвет Корвы, которым удалось избежать кровавых истреблений Зани. Мы встретились в большой приемной и расселись за большим столом, принесенным сюда для этой цели. Таман сидел во главе стола. Я, не имея ни чина, ни титула, сидел на противоположном конце. Когда все уселись, Таман поднялся с места.
— Вы все знаете Карсона Венерианского и то, что он сделал для Санары, — сказал он. — Он попросил меня сегодня созвать вас в столь поздний час, поскольку возникла угроза для нации. Я верю ему и потому выполнил его просьбу. Я считаю, что мы должны выслушать его. Все ли согласны?
Тридцать голов серьезно кивнули. Таман повернулся ко мне.
— Ты можешь говорить, Карсон Венерианский, — сказал он. — Но у тебя должны быть доказательства того, о чем ты говорил мне, поскольку, хоть ты и мой друг, мой первый долг — по отношению к джонгу. Не забывай этого. Итак, мы слушаем.
— Позвольте мне задать вам гипотетический вопрос, джентльмены, прежде чем я сообщу вам мои сведения, — начал я. — Если будет неоспоримо доказано, что ваш джонг искал союза с врагом за вашими спинами, чтобы спровоцировать поражение защитников Санары и сдать город Зани за определенную мзду, сочтете ли вы себя освобожденными от клятв верности ему и замените ли его человеком королевской крови, которому полностью доверяете?