я.
Во взгляде Ханно-Аштарот промелькнуло удивление, затем она чуть склонила голову:
– Я буду очень тебе благодарна, Никола.
– Тогда позволь мне ее примерно измерить. Держи ее так, чтобы тебе было удобно.
И я с помощью рук примерно измерил размер чашечек.
Потом, к моему удивлению, меня о том же попросила и Адхерт-Аштарот, хотя ее грудь была высокой и упругой – эх, не будь у меня Мариам, я бы обратил внимание на эту прелестницу. Ведь, как я уже знал, жрицы в Карт-Хадаште уже несколько веков не занимались храмовой проституцией, и брак со жрицей считался весьма почетным.
Когда-то давно, в голодные девяностые, мама подрабатывала тем, что шила на заказ. В основном это были платья, но однажды ей заказали лифчики и трусы из шелка, а потом она делала то же и для подруг заказчицы. А я маме, как правило, помогал – и кое-чему научился, в том числе и определять размеры лифчиков, и правильно их шить.
Я подумал, что если не слишком напьюсь, то надо будет после церемонии нарисовать искомое – самый простой лифчик с лямками через плечо – и озадачить швецов в усадьбе. Причем сделать лифчики трех разных размеров: для Ханно-Аштарот, для Адхерт-Аштарот и того же размера для Мариам (грудь у них, я обратил внимание, была примерно одинаковая) и, наконец, для будущей тещи – у нее эта часть тела была чуть больше, как я заметил утром в бане. Хотелось изготовить такой же для Танит, но на это может обидеться Аштарот – та, которая не богиня, а теща; да и Мариам может не обрадоваться. И я решил сделать лифчик для Танит потом.
Ну и, если лифчики понравятся тем, кому я их подарю, можно будет зарегистрировать еще одно изобретение. Причем за него отчисления пойдут в полном размере, ведь лифчики делаются не для армии…
Проснулся я, естественно, один. Как ни странно, похмелья не было, хотя вчера мне пришлось пить, и немало, мешая алкоголь: виноградное вино, гранатовое вино, местное пиво – необычное, без хмеля, но достаточно вкусное. Я каждый раз провозглашал тосты, что сначала ввело народ в замешательство, а потом начало нравиться. Мы выпили за мою супругу, затем за ее родителей и дедушку и, наконец, за город Карт-Хадашт.
А в конце всем присутствующим налили по глоточку «водкат», как с моей легкой руки именовался мой самопал после вторичной перегонки и фильтрации через древесный уголь.
Народ уже знал, что неплохо бы дождаться тоста. Я встал и провозгласил:
– Выпьем же за нашу победу над врагом! Стоя.
Потихоньку все встали, а затем, следуя моему примеру, опрокинули водку в рот. Сначала, такое впечатление, некоторые пребывали в шоке, слишком уж новый напиток был крепким. Но после трапезы несколько человек подошли ко мне с предложением поделиться рецептом. Так что и здесь намечались весьма неплохие отчисления.
Я подумал, что и так уже стал человеком небедным, несмотря на то, что немалая часть полученного шла в семью. А теперь мне, вероятно, предстоит разбогатеть. И это местная публика еще не пробовала мои настойки на травах, на ягодах, на меду…
Так что спать я лег в подпитии, сначала, впрочем, проследив, чтобы моя нареченная без приключений добралась до своей спальни; естественно, мне в это помещение дорога пока что была заказана. Эх, когда же, наконец, жрицы Аштарот объявят о дате нашего бракосочетания?.. Нужно, и чтобы звезды сошлись, и чтобы, простите уж за подробности, у моей будущей супруги не было «критических дней». Как мне объяснил Ханно, здесь это не считалось стигмой, но во время первой брачной ночи подобное не было желательным.
Ну что ж… Ждал близости с женщиной более полугода, подожду и еще. Конечно, если я пересплю с Танит либо с какой-нибудь другой служанкой или схожу в местные дома терпимости, никто меня за это не осудит: в карфагенском обществе подобное в порядке вещей. Но все-таки я продукт другой эпохи и другой культуры, и для меня это будет предательством.
Намного легче, когда есть и другие занятия – та же изобретательская деятельность. Каким-то чудом я успел вчера вечером нарисовать проект лифчика и указал примерные размеры. Я предусмотрел завязывающиеся на спине лямки, чтобы можно было подогнать любой лифчик к телу его обладательницы. Сегодня же я еще раз проверил свой дизайн и отнес дощечки Боазу, который познакомил меня с главным швецом – неким иберийцем по имени Арбискар.
Арбискар, выслушав мое объяснение, посмотрел на мой рисунок, поднял глаза и сказал:
– Мой господин, все сделаем. Если мне будет дозволено выразить свое мнение, это весьма интересное изобретение. И, должен сказать, размеры для нашей хозяйки и ее дочери ты подобрал практически точно, так мне кажется.
– Арбискар, друг мой, если ты сможешь как-либо усовершенствовать это изделие, прошу тебя, сделай это.
Тот посмотрел на меня в замешательстве – еще бы, он не привык к тому, что я называю раба другом, – и низко поклонился:
– Сделаем, мой господин. Надеюсь, что уже завтра все будет готово.
А потом у меня была встреча с Хаспаром и Адхербалом с участием Магона и Ханно. Пока я ждал своих посетителей, напевал: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…»
– Красивая песня! – сказал Ханно, пришедший первым. – О чем она?
Я перевел, как мог.
Ханно сказал:
– Мой друг, не мог бы ты переложить ее на пунический?
– Попробую. А Мариам подкорректирует. У нее очень хорошее чувство языка.
Должен сказать, что мне пришлось изрядно попотеть над словами. И дело было не только в стихотворном размере, но и в словах, которых еще не существовало, например «орда»; пришлось заменить это слово на «толпа». Да и «страна огромная», после того как Карфаген обкорнали после Второй Пунической, к нему никак не подходило. Но первые две строфы я перевел, мелодию напел и сыграл на местной четырехструнной лютне.
Я боялся, что музыка не понравится, слишком уж она была необычна для Карт-Хадашта. Но через день ребята Хаспара и Адхербала шли по Карфагену, чеканя шаг и напевая:
Вставай, моя ты родина,
Вставай на смертный бой
С латинской силой темною,
С проклятою толпой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
священная война.
Вскоре весь Карфаген запел эту песню. Эх, знали бы Александров и Лебедев-Кумач, что их великое творение станет символом еще одной войны, более чем за два тысячелетия до их рождения…
Часть IIМы смело в бой пойдем…
Глава 3Только шашка казаку во степи подруга…
Тем временем количество «сыделат» с «сытрем» и «шашкат», изготавливаемых в ряде мастерских, позволило Хаспару создать новую кавалерийскую часть.
Вообще Хаспар очень любил расспрашивать меня про то, как воевали в наше время, и я пытался рассказать ему о тактике и экипировке различных частей с учетом разницы в технологическом уровне. Однажды он меня спросил, как называются у нас люди, которые ездят на конях и дерутся шашками.
Я хотел сказать «кавалеристы», но этого он никогда бы не выговорил, и неожиданно – наверное, в память о дедушке Захаре – сказал:
– Казаки. А один – казак.
– Кызаким. Кызак.
– Ну уж нет, – помотал я головой, подумав, что получается почти что «кизяк», и повторил: – Казак.
– Каазаким.
– Хорошо, пусть будет «каазаким», – согласился я.
Так что с моей легкой руки элитный отряд Хаспара начал именоваться «каазаким». Конечно, казаки девятнадцатого и двадцатого века – это не только легкая кавалерия, но и в первую очередь образ жизни. Но исторически, подумал я, были и реестровые казаки – те, кто служил по договору, как на Руси, так и на землях, принадлежавших Польше. Да и само слово «казак» впервые упоминается, если мне не изменяет память, в 1444 году на Рязанщине – именно там был заключен договор между казаками и местными правителями. Так что наши «казаки» будут поначалу реестровыми, а потом – кто знает?
Если мы победим, то я попробую так или иначе провести через Совет старейшин будущую римскую практику создания колоний из ветеранов, введенную Марием на рубеже второго и первого столетий до нашей эры, но порекомендую устройство поселений по образу и подобию казачьих станиц. Но это все пока что шкура неубитого медведя. Сначала нам надо будет победить наших заклятых врагов, а потом, пусть бескровно, и реакционеров в Совете. Мне постоянно вспоминались слова Ганнибала: «Меня победили не римляне, а карфагенский Сенат».
«Каазаким» учились воевать по-новому – сабельные атаки, длинные пики, притороченные к «сыделат» дротики и арбалет с колчаном. Их оппонентами должны были стать римская и нумидийская конницы, а также римские легионы. Конечно, до той военной машины, которую создал Мариус и которая совершенствовалась в последующие годы, теперешним легионам было далеко. В них служили люди из зажиточных семей, причем они были обязаны сами приобретать все необходимое для войны. Но все равно боевого опыта у них немало – Рим все время где-нибудь да воюет, – так что легким противником они не будут.
Нумидийская же конница достаточно примитивна: ни седел, ни уздечек, только веревка вокруг шеи коня, копья и дротики, а защита – либо кожаная одежда, либо вообще леопардовая шкура. Но они весьма опасный противник: быстрые, верткие и закаленные в боях. Именно они помогли Ганнибалу победить при Каннах, и именно предательство их царя Массиниссы, ударившего во фланг своим карфагенским союзникам, и предопределило поражение последних в битве при Заме.
Среди нумидийцев ценятся личное мужество и, надо сказать, бесшабашность. По словам Ханно, именно так можно объяснить рейд тех самых четырех нумидийцев по окрестностям Карфагена, когда мне посчастливилось спасти Мариам, а также Танит и ее сестру. Ведь хотя после Второй Пунической войны у Карфагена забрали почти все, включая ряд городов, населенных карфагенянами, все-таки их оставшаяся территория примерно соответствовала современному мне Тунису, и дорога в окрестности Карфагена заняла бы достаточно долгое время.