И, если бы эта четверка вернулась с победой, они бы заняли достаточно высокое место в неформальной иерархии.
Так что против нумидийцев предполагалась сабельная атака – такого они точно не будут ожидать. А против римлян – то же самое, но сначала их строй нужно будет сломать. Для этого предполагались легкие осадные машины, а также выстрелы из арбалетов и дротики. Боевых слонов у нас, увы, не было (впрочем, и Ганнибалу они тогда не очень-то помогли), а создание тяжелой кавалерии а-ля средневековые рыцари хоть и имеет смысл, но на данный момент для этого попросту не хватает времени.
Ребра у меня более или менее зажили, и я время от времени давал «мастер-классы» работы с саблей, хотя, конечно, мне это чем-то напоминало евангельскую притчу про слепого поводыря[20]. Пару раз я и сам поучаствовал в тренировочных сабельных атаках, равно как и в атаках с пиками наперевес (для этого использовались соломенные куклы), и, как ни странно, у меня были практически лучшие результаты – спасибо деду Захару за науку. Но времени у меня было мало.
Мне нравилось ехать вниз по карфагенским улицам, напевая: «Едут, едут по Карфагену наши казаки». Вскоре эта песня, переведенная (понятно, с кучей исправлений) на пунический, стала неофициальным гимном «каазаким». Ну что ж, ехать по городу мы умеем, бить чучела тоже, теперь посмотрим, что у нас получится в бою.
Да, я обрел славу поэта-песенника, хотя всегда подчеркивал, что написал эти песни не я и что они привезены с моей далекой родины. Вскоре их стали тиражировать местные издательства – были здесь и такие, в них рабы переписывали свитки на продажу. И если в двадцать первом веке издательства редко приносили большую прибыль, то в Карфагене середины второго века до нашей эры читать умели очень многие, причем не только граждане, но и рабы. Так что ко мне и отсюда неожиданно потек небольшой денежный ручеек. Средства эти, впрочем, я в основном жертвовал на оснащение отрядов Хаспара и Адхербала.
Кстати, и в отряде Магона появилась «казачья» сотня. Зачастую Хаспар и Магон устраивали поединки между своими отрядами. Воевали, понятно, деревянными тупыми мечами вместо «шашкат» и такими же пиками, но травмы очень даже были: ежели огреть таким мечом или попасть пикой на полной скорости, то мало не покажется.
Разок и я в этом поучаствовал – и вновь получил удар по ребрам, так что решил пока это дело прекратить. Ведь у меня были и другие дела. Расширялось производство алкоголя, как медицинского, так и питьевого. Добавилась линейка ликеров и настоек, пользовавшаяся огромным спросом. Были усовершенствованы арбалеты, а также велись работы над более точными камнеметательными и копьеметательными орудиями. Промежуточные модели шли в войска, ведь хоть наши римские «друзья» и приостановили на время боевые действия, но никогда не знаешь, когда начнется вновь.
В планах было усовершенствование «карфагенского огня», создание пороха, а также крекинг нефти, в том числе и для моей бедной «тойоты», прозябающей в конюшне во втором контуре стен. Конечно, можно было подмешать к топливу какой-то процент алкоголя, но все равно нужен хоть какой-нибудь бензин. А для всего этого нужно место, где можно было бы все это испытывать, а то при первых опытах по крекингу я еле-еле сумел затушить получившийся пожар.
Нежданно-негаданно Ханно сообщил, что Сенат выделил мне в бессрочную аренду ту самую бухту, где мы впервые испытали «карфагенский огонь» и где его впервые испробовали в бою. Кроме того, Ханно решил передать мне землю к западу от усадьбы, рядом с которой я впервые оказался в этом времени, для создания «промышленного городка». Конечно, проблема заключалась в том, что эта усадьба никак не была защищена, и там я поначалу собирался производить менее знаковые вещи, такие как лифчики и уже «изобретенные» (и пошедшие на ура) женские трусы (вместо резинки, понятно, пришлось использовать завязки), а также не столь однозначно воспринятые трусы мужские.
Но все это требовало вложений и некоторого времени, а также где-то нужно было набрать дополнительных хороших мастеров. Кое-кого мне пообещали передать мои друзья (и потихоньку выполняли обещание), кое-кого я купил на аукционах (часть денег для этого мне передал Ханно, а вскоре у меня стало более чем достаточно своих), а еще ко мне начали приходить вольные – как граждане Карфагена, так и «понаехавшие». И после экзамена на профпригодность, а также пусть примитивной, но проверки на благонадежность, они вливались в наш коллектив.
Мне повезло таким образом заполучить несколько семейств металлургов, с которыми мы начали разработку стали – пока что на той самой «промышленной усадьбе». Конечно, до мартеновских печей нам было далеко, но, как говорится, лиха беда начало. В любом случае сырье у нас было, а про добавки я кое-что помнил из того, что мне рассказал отец, когда в детстве я спросил его, что такое сталь.
И, опять же, многое из созданного мною (точнее, позаимствованного из моего будущего) начали делать конкуренты, и Ханно следил, чтобы это происходило в установленном порядке. Также они перенимали некоторые методы, придуманные мною, такие как конвейерный метод работы. Конвейера как такового у нас, конечно, не было, но намного удобнее, когда каждый специалист делает что-то одно и потом передает работу следующему. Казалось бы, все очень просто, ан нет: в моем будущем этот метод впервые описал Адам Смит в XVIII веке, да и то в виде рекомендаций.
Так что смею утверждать, что мастера главной ветви семьи Бодонов, а также мои лично начали ни больше ни меньше как промышленную революцию в Карфагене.
Закончились месяцы бул и поэлет, и начался первый по-настоящему зимний месяц мерафе. В этом году зимнее солнцестояние выпало на первый же день месяца. Днем было, как мне сообщил термометр, взятый из «тойоты» – он висел там на лобовом стекле, – градусов четырнадцать-пятнадцать, ночью температура падала до пяти-шести. Почти каждый день лил дождь.
При такой погоде боевые действия, как правило, затихали: ни одна из сторон не хотела воевать в дождь, холод и слякоть. Но люди Ханно, Магона и Адхербала и дальше тренировались ежедневно, кроме субботы, которая, как и у евреев, считалась здесь нерабочим днем, часто сопряженным с походом в тот или иной храм. Впрочем, «каазаким» занимались и по субботам, ведь формальных запретов не было, выходной в субботу был лишь традицией.
А я все больше времени проводил в бухте Николы, где уже успели возвести первые здания для мастерских, а также палаточный лагерь. Потихоньку строились и дома, где будут жить мастера и обслуживающий персонал – кто-то вахтенным способом, а некоторые и постоянно. Для этого строились и баня, и столовая, и лавки. Глядишь, рано или поздно это могло превратиться в настоящий поселок. Я назвал его Карт-Алек – в честь моего папы (ну не может никто здесь произнести «Алексей»).
Городок швей получит название Карт-Аннат – в честь бабушки Анны, строящаяся клиника – в честь моей мамы Марии, так что получилось на здешний лад Карт-Мариам, а еще не построенная тренировочная база для казаков (и, если получится, первое казачье поселение) будет, естественно, Карт-Захар – в честь дедушки Захара. И на очереди были поселки в честь других моих предков, брата и сестры, оставшихся там, в будущем…
Состав находившихся в Карт-Алеке людей менялся, но всегда присутствовали два десятка «каазаким» (по одному из сотен Магона и Хаспара), а также те, кому не посчастливилось в тот момент нести караульную службу, и команды двух катапульт.
А в море дежурили два корабля Адхербала. Лично я в основном занимался испытаниями новых образцов разнообразных горючих веществ – усовершенствованного «карфагенского огня», а также дымного пороха. А в оставшееся время тренировался вместе с «каазаким».
Четырнадцатого мерафе – или я очень ошибаюсь, или это соответствовало четвертому января – мы наконец-то добились того, что из бронзового ствола только что отлитой пушечки удалось выпалить несколько раз каменным ядром – не слишком точно и не слишком далеко, но лиха беда начало… А после этого мне доставили первые успешные результаты крекинга сырой нефти – бензин, керосин и мазут.
Пока что использован был один лишь керосин в уже изготовленной по моим чертежам керосиновой лампе. Была она пока еще «относительно годной» – вместо стекла была лишь металлическая воронка, – но горела не так уж и плохо. Стеклодувов же найти было очень трудно: эта профессия уже имелась, но рабы с соответствующими навыками высоко ценились, и найти их было ох как непросто, а вольные этим не занимались. Но я попытался выкупить хотя бы парочку подмастерьев с соответствующим опытом.
Как бы то ни было, лампа была намного ярче масляных и имела успех. Чтобы ее испробовать, пришлось дожидаться темноты, и от возвращения в Карт-Хадашт я решил отказаться, заночевав в своей палатке. Палатка была сделана из шкур и почти не протекала, а на земляном полу лежал спальник из будущего на каремате. Не пятизвездочный отель, конечно, но после Сирии такое жилище было для меня вполне комфортным.
Поужинав у костра с «каазаким» – Хаспар ввел в обычай совместную трапезу, когда народу было не слишком много, и это начинание подхватил Магон, – я ретировался в свою палатку, ведь делать было все равно нечего.
Но где-то на рассвете меня разбудил один из казаков.
– Мой господин, часовые только что сообщили: на нас идут две римские манипулы[21], а к гавани приближаются не менее трех римских квадрирем[22] – это то, что стражи увидели. Туман все еще не рассеялся, так что их может оказаться намного больше.
Я вскочил, наскоро натянул одежду и побежал в наш импровизированный штаб, где меня уже дожидались оба десятника и Химилько, человек Адхербала: в случае чего он должен был подать сигналы своим людям на корабли.