Как ему сказал Ханно:
– Если хочешь бить римлян, добро пожаловать в воины. А нападать на пленных, которые не могут тебе ответить, – трусость.
После этого я попросил казаков построиться, поклонился им и сказал:
– Дорогие мои соратники, спасибо всем вам за вашу доблесть. Я горжусь, что сражаюсь с вами плечом к плечу.
И, обняв при всех Ханно и десятников, отправился домой в Бырсат.
На следующее утро я вместе с Магоном, Ханно Бодоном и Хаспаром отправился в Совет. Одет я был в черную одежду с минимумом серебряной вышивки, а с собою нес мешок с кольцами убитых и пленных римлян. В большинстве своем кольца были из бронзы, и это означало, что принадлежали они представителям того, что в моем времени называли средним классом. Около двух десятков колец были из серебра, около десятка – из золота. Последние носили лишь всадники, высший класс римского общества, если не считать сенаторов – именно из них состояла римская кавалерия.
После битвы при Каннах Ганнибал послал своего брата Магона в Карт-Хадашт с несколькими мешками золотых и серебряных колец, взятых у убитых римлян. И, как ни странно, Совет выступил тогда против дальнейшего финансирования войны, вместо этого прислав Ганнибалу инструкции как можно скорее заключить мир с римлянами. Как пел Бумбараш, им было «наплевать, наплевать, надоело воевать», если можно торговать. Вот только римляне, увидев, что Ганнибал, вместо того чтобы идти на Рим, остановил свою армию, отказались даже обсуждать мирное соглашение.
Так что я не обольщался своей горсткой колец, полагая, что Совет попросту пошлет меня, а Фамеи настроят половину старейшин против моей персоны. И, помолившись перед выходом, я решил: «Делай как должно, и будь что будет».
У Совета не было спикера, за порядком следили главы пяти великих кланов: Баркатов, Бодонов, Фамеев, Гисконов и Эшколов. И если Баркаты и Бодоны принадлежали к «партии войны», а Фамеи – к «партии мира», то Эшколы и Гисконы «колебались с линией партии». И в последнее время они поддерживали скорее Фамеев.
Когда я вышел на ту самую платформу, где меня когда-то принимали в Бодоны, я услышал скрипучий голос:
– Расскажи нам, чужеземец, как ты убил моего внука Карт-Халоша, и мы решим, как тебя наказать. Поверь мне, судьба твоя будет страшной.
– Молчи, Карт-Халош. – Сказавший это человек мне не был знаком. – Никола не чужеземец, а член рода Бодонов. Пусть расскажет, что произошло.
– Но, Адад… ты же всегда внемлешь голосу разума.
– Именно поэтому, Карт-Халош, я хочу услышать все из уст Николы.
Я рассказал про попытку римлян захватить бухту, про то, как мы смогли отбить атаку, и перечислил погибших «каазаким».
Услышав про Хусора из рода Эшколов, Адад простонал:
– Мой бедный внук!
Я рассказал про нашу победу, про то, что рассказали Луций и Карт-Халош-внук, и в конце высыпал на подиум кольца из своего мешка.
– Как видите, их намного меньше, чем было у Магона из рода Баркатов, но тем не менее это еще одно доказательство.
– Ты врешь, чужеземец, – вновь заскрипел Карт-Халош-старший.
– На этой дощечке показания твоего внука, – поднял я над собой копию.
– Дай сюда твою ложь! – закричал дед и, выхватив ее у меня, бросил в очаг, обогревавший в этот холодный день здание Совета.
– Вот еще одна копия. – Эту я отдал Ададу из рода Эшкола. – А оригинал, написанный рукой предателя, у меня дома. И каждый может с ним ознакомиться.
– Но почему ты казнил этого человека? – вновь спросил Адад.
– Уважаемый Адад, в стране, где я родился, есть такое выражение – «по законам военного времени». Теперь другие подумают, прежде чем предать свой народ и переметнуться к римлянам.
– Ты, наверное, прав, Никола, – неожиданно сказал Адад. – Ты и твои каазаким спасли город, а внук Карт-Халоша пытался помочь римлянам.
– Он хотел, чтобы между Римом и Карт-Хадаштом был мир, – заорал Карт-Халош-старший. – Мир! Торговля! Богатство!
– То же самое говорил Совет, когда отказался поддержать моего двоюродного деда, – послышался еще один голос. – Поэтому мы и проиграли ту войну и потеряли почти все наши земли. Мы заплатили непомерные деньги нашим римским врагам – и что? Они опять пошли на нас войной. Не надо врать про то, что римляне согласятся на мир. Мы и так уже отдали им наше оружие и наш боевой флот. Но они потребовали, чтобы мы разрушили свой город и переселились вглубь этих земель, вдали от моря. Римляне понимают один язык – язык силы. И те, кто пытается их задобрить, предатели. А тем более те, кто им помогает. И Никола прав: предатель заслуживает смерти по законам военного времени. Если, конечно, он говорит правду про результаты допроса. Пусть прямо сейчас оба шофета и четыре старейшины великих родов пойдут к Бодонам и проверят, правда ли у Николы есть показания внука Карт-Халоша, написанные его рукой.
– Без Карт-Халоша, Абиба'ал, – неожиданно прозвучал голос Адада. – Он уже попытался уничтожить улику. Пусть пошлет кого-нибудь из своих, помоложе. Только не Химилько.
– Хорошо, так и сделаем, – ответил Абиба'ал Баркат.
И делегация отправилась к нам домой. Меня они с собой не взяли. Более того, по требованию Карт-Халоша-старшего меня посадили в кресло в углу платформы и приставили ко мне двух стражников. Все это время Карт-Халош сыпал угрозами и проклятиями в мой адрес.
Но наконец-то делегаты вернулись, и Адад сказал:
– Братья-старейшины, подтверждаю: я лично видел то, что написал Карт-Халош-внук, и это в точности соответствует тому, что зачитал здесь Никола. Ахиром из рода Фамеев это подтверит.
– Увы, все именно так, братья-старейшины, – сказал человек чуть помладше возрастом. – Мой племянник Карт-Халош оказался предателем. И да, я узнал его почерк, так что это определенно не подделка. Поэтому я считаю, что наш род не должен предъявлять никаких претензий к Николе из рода Бодонов.
– Предатель! – заорал Карт-Халош-старший и бросился на племянника, выхватив нож.
Я не выдержал, бросился их разнимать и получил ножом в бок от старика. К счастью, силы его уже были не те, и нож вошел неглубоко.
Меня отнесли в усадьбу, где по моей просьбе мне сначала промыли рану алкоголем, а затем зажали ее вымоченной в алкоголе сложенной вчетверо тряпочкой и перевязали снаружи. Так что о дальнейшем я узнал лишь от Ханно.
Карт-Халоша-старшего поместили в темницу под зданием Совета. Как сказал Ханно, его, скорее всего, выкупят, и ничего ему не будет – увы. Но зато состоялись новые выборы шофетов, и ими стали сам Ханно и Абиба'ал из рода Баркат. А место Ханно в Совете перешло к моему будущему тестю. И еще у шофетов появились новые полномочия «до конца войны», согласно которым они могли сделать все, что, по их мнению, необходимо для победы; в случаях, когда необходимо было соблюдать секретность, позволялось даже не информировать Совет.
Меня же, как ни странно, не только не наказали, но еще и поощрили тысячью шекелей. Казалось бы, немалая сумма, но я получал в месяц примерно столько же только от лифчиков и женских трусов…
А вскоре мне сообщили, что Карт-Халош-старший неожиданно пропал. Другие члены их рода утверждали, что он все еще в своей усадьбе в Бырсате, но Ханно подозревал, что он бежал к римлянам. Что мне казалось логичным, если учесть, что в нашей истории его сын Химилько перебежал к римлянам, а в этой его внук уже оказался предателем.
8. На границе тучи ходят хмуро…
Несмотря на дезинфекцию самопальным спиртом, рана моя воспалилась и загноилась. Вспоминая мамины наставления, я продезинфицировал нож и взрезал рану, а когда из нее вышел весь гной, еще раз промыл ее алкоголем. Боль была, надо вам сказать, адская, но после этого я пошел на поправку. Танька – так я про себя теперь называл Танит – вновь стала обо мне заботиться и ночевать в моей кровати, хотя это было, как мне казалось, совсем и необязательно. А Мариам время от времени наведывалась, но очень ненадолго и всегда при открытой двери.
Я все ждал, когда, наконец, мне будет объявлено о том, что звезды сошлись для нашей свадьбы, но это все не происходило. Потихоньку рана моя зажила, хотя я, если честно, и до того уже занимался вопросами, связанными с производством. И пятого карара – это соответствовало примерно двадцать пятому января – я впервые за долгое время отправился на тренировку вместе с казаками. Каким-то образом я смог дотянуть до конца тренировки, хоть быстро понял, что был не в форме.
Мы с Хаспаром и другими как раз сидели у одного из костров и ели вкуснейший местный шашлык – баранину и свинину на палочке, поджаренные на костре. И вдруг к нам подбежал человек и передал мне записку, написанную рукой Ханно. В ней было указано, что только что пришли две новости, и обе плохие.
Во-первых, Химилько не просто перешел к римлянам – он приказал открыть ворота форта Рианат между Ытикатом и Карт-Хадаштом. И его, увы, не ослушались, так что первую линию обороны мы потеряли без боя. И одновременно отряд нумидийцев вновь пересек границу между землями, отданными после Второй Пунической войны Нумидии, и теми, что оставались у нас. Пройдя между двумя пограничными фортами, они продвинулись к Заме, и лишь героизм небольшого кавалерийского отряда сумел их несколько задержать.
– Той самой Заме?
– Именно. Там, где Массинисса предал моего отца. И всех нас. Гарнизон там маленький, не знаю, сколько они продержатся. Я предложу Магону, что завтра пойдем туда мы, все-таки мы не городской гарнизон. А ему придется разбираться со сданным фортом.
– Ладно, Хаспар. Я с вами.
– Ты же после ранения. И не одного.
– Ну и что? Все уже зажило. Когда выступаем?
– Завтра на рассвете у Ытикатских ворот, третий периметр.
На сей раз я взял и снайперку, и автомат. С того самого первого дня, когда я использовал четыре одиночных патрона, я их берег, и их у меня пока было достаточно. Да, это был невосполнимый ресурс, но хомячить его, когда Карт-Хадашт в опасности, мне казалось глупым. Я подумал, брать ли мне с собой пулемет, и решил, что он как нельзя лучше подойдет против строя легиона, но против конницы, идущей врассыпную, не столь эффективен. Конечно, если бы я пошел с Магоном, то и миномет, и гранатомет могли бы помочь против форта.