Как и было сказано, на рассвете я уже был там, где собрались казаки Хаспара, коих уже было две сотни. Зазвучала труба, и кавалькада помчалась в направлении Замы.
9. Только шашка казаку во степи подруга…
К Заме мы прибыли одиннадцатого числа после полудня. Хорошо еще, что у каждого было по заводной лошади, иначе мы бы загнали своих коней. По-хорошему, надо было бы передохнуть, но мы появились там как раз вовремя – начинался штурм города, причем у нумидийцев были осадные башни, судя по всему, полученные ими от римлян. В двух местах стена была проломлена, и там примерно по полтысячи нумидийцев пытались ворваться в город.
Хаспар повел своих казаков к ближайшему пролому. Сабельный удар в тыл врага, не ожидающего подобной подлянки, – страшная вещь. Часть нумидийцев полегла сразу, часть попыталась хоть как-то развернуться, но удар был столь стремительным, что очень быстро все было кончено.
Я же полез на осадную башню. В ней оказались даже не нумидийцы – семеро римлян. Пришлось тратить на них драгоценные автоматные патроны. Хорошо, конечно, что они не ожидали моего появления. Когда они стали падать как кегли – некоторые просто вниз с башни, – оставшиеся двое попытались встать на колени, но мне они в данный момент только мешали. И, разобравшись с ними, я положил автомат и взял снайперку.
А тем временем в нашу сторону скакал второй отряд нумидийцев. Двое были в намного более богатой одежде, их я и взял на прицел. Три выстрела – два попадания, и враги, вместо того чтобы продолжать атаку, смешались в кучу, после чего еще один удар рассеял и их. Около двухсот смогли бежать в сторону границы, около трехсот, в основном раненых, попали в плен, а примерно полтысячи были убиты. В числе пленных была и команда второй башни, также состоявшая из римлян. Наши же потери исчислялись четырьмя с половиной десятками.
Город нас встретил ликованием, но, как я заметил, кто-то уже работал над восстановлением обоих проломленных участков стены. И, как мне сказал Хаспар, мы одержали победу в битве, но в следующий раз нумидийцев придет намного больше, и оставшиеся неполные две сотни казаков, многие из которых были к тому же ранены, не смогут удержать рубеж. Так что нам предстояло подготовиться ко второму штурму.
Для этого послали в Карт-Хадашт за дополнительными людьми, ведь в очереди на зачисление в казаки были еще более трехсот человек, может, не так хорошо подготовленных, но здесь было «не до жиру, быть бы живу». Ведь от Нумидии нас отделяла небольшая, но быстрая река Саррат, и единственным хорошим местом для переправы был брод к западу от Замы. И если через него перейдет крупная масса нумидийской конницы, то шансов даже у «каазаким» будет не так чтобы много.
Так что после после короткой передышки нам предстояла дорога к этому броду, чтобы ударить по нумидийцам сабельным ударом, как только они попытаются форсировать реку. Ведь, как пел Розенбаум, «только шашка казаку во степи подруга».
Глава 4И как один прольем кровь молодую
Через четыре дня пришли подкрепления из Карт-Хадашта. Теперь казаков было номинально около полутысячи, хотя большинство из них не имели необходимой выучки. Но все лучше, чем ничего. А еще в наш отряд влились около трехсот жителей Замы – большинство в качестве пехоты. Конечно, эти были еще хуже подготовлены, но опять же, подумал я, имеем то, что имеем.
Я же все это время руководил медицинской командой. Двадцать девять наших и более двух сотен солдат городского гарнизона погибли, а шестнадцать казаков и около сотни местных были тяжело ранены. Пришлось вспоминать то, чему когда-то учила меня мама: обрабатывать и зашивать раны, ставить дренаж… Жаль, не было антибиотиков или почти не было: двоих мы спасли с помощью того, что нашлось в аптечках.
А прямо перед тем, как мы собрались выходить из Замы, через пограничную реку прибыли двое нумидийцев с черным бунчуком – символом переговоров. И мы с Хаспаром встретили их у ворот. Главный из них был лет пятидесяти, с лицом, как будто вырубленным топором. Но заговорил другой, помоложе, неуловимо похожий на первого, но с более тонкими чертами лица.
Мы ожидали всего, чего угодно: наглых требований, оскорблений, запугивания. Но тот лишь поклонился и произнес на неплохом пуническом:
– Наш великий царь Массинисса хотел бы видеть у себя руси по имени Никола.
– Это я. И зачем мне это?
– Он восторгается твоим мужеством и мужеством твоих людей и хотел бы с тобой поговорить.
Подумав секунду, я кивнул, несмотря на обалдевший взгляд Хаспара.
– Хорошо, я поеду к вам. Но имейте в виду, если меня убьют…
– Меня зовут Гулусса, – сказал главный. – Я сын царя Массиниссы. Я останусь здесь заложником на время переговоров. А тебя поведет мой племянник Адхербал. – И он показал на своего спутника.
Были ли это настоящий Гулусса и настоящий Адхербал, я не знал, но подумал, что у меня, возможно, появился шанс порвать ту самую резинку.
И я склонил голову:
– Хорошо, Гулусса, я согласен. Когда выезжать?
– Как можно скорее, Никола. Отец говорил, что он уже стар и не знает, сколько Баал отмерил ему жизни.
– Хорошо. Только как мне переправиться через реку?
– На лодке. У нас для тебя с той стороны есть два хороших коня – один заводной.
Я наскоро собрался, взял подарок для Массиниссы и самое необходимое в дорогу. Подумав, все-таки захватил одно седло и автомат с двумя магазинами – так, на всякий случай.
Адхербал ждал меня у небольшой парусной лодки, на которой они пересекли реку, направляясь к нам, а на нумидийской стороне нас встретил десяток всадников. Я напрягся, но все они низко поклонились мне. Мне подвели коней, я оседлал одного из них, и мы поскакали на запад.
Вообще-то та территория, которая осталась у карт-хадаштцев после Второй Пунической, примерно соответствует сегодняшнему Тунису, а восток Нумидии – северу сегодняшнего Алжира. Конечно, названия «Алжир» тогда еще не существовало – оно появилось позже, когда здесь заговорили на арабском, и означало, как ни странно, «острова». А в это время данная территория именовалась Нумидией, точнее Восточной Нумидией, населенной берберским племенем, которое римляне называли массилии, а карт-хадаштцы – мешлиим. Нашей целью была ее столица Кыртан, которую римляне именуют Кирта[28].
Я ехал, как и все, на нумидийских конях, весьма неприхотливых и выносливых. У каждого из нас было по две заводных лошади, и тем не менее добирались мы восемь дней. Я ожидал увидеть пустыню, барханы, верблюдов, но мы ехали по плодородным долинам с множеством деревень. Вот только большинство из них при ближайшем рассмотрении оказывались заброшенными. Кое-где возделывались отдельные поля, и некоторые дома выглядели так, как будто их немного подлатали, но это было скорее исключением. И при нашем появлении их жители, как правило, старались не показываться нам на глаза[29].
Адхербал оказался достаточно интересным молодым человеком. Он весьма неплохо говорил на латыни, чуть хуже – на пуническом, а назван был, как оказалось, в честь знаменитого карфагенского адмирала Адхербала времен Первой Пунической войны. Мать его – вторая жена Микивсы, второго сына Массиниссы, – принадлежала к одной из знатных семей Кыртана того времени, когда этот город принадлежал Карт-Хадашту. Умерла она, когда ему было три года, при родах, но он никогда не забывал, что в его жилах текла и пуническая кровь.
Конечно, сказать, что мы с ним сдружились, наверное, нельзя, но он всячески показывал свое уважение ко мне, а я – к нему. И на привалах, а тем более во время принятия пищи, мы нередко обсуждали то, что видели: более серьезных тем я предпочитал пока не касаться. Хотя, конечно, наши разговоры нередко заканчивались именно обсуждением этих тем.
Так, на мой вопрос, почему вокруг такое запустение, Адхербал, подумав, сказал:
– Видишь ли, мой друг Никола… Эти земли ранее были заселены пунами и считались самыми плодородными из всех их земель в Фаракате[30]. И когда по итогам Второй Пунической войны они перешли к Нумидии, наши люди, увы, принялись за грабежи, изнасилования и убийства здешнего населения. Только в Кыртане мой дед сумел вовремя организовать охрану местных жителей, но и оттуда очень многие ушли. Именно поэтому мой отец Микивса женился на моей матери, чтобы показать местным пунам, что им ничего не угрожает. Некоторые поддались его уговорам, но большая часть города пустовала, и отец привлек греческих колонистов.
– А где-нибудь еще остались пуны?
– В центральной долине, кроме Кыртана, некоторые – очень немногие – до сих пор живут в Мадауре. Дед для их защиты послал туда лучшие наши войска, но увы, не сразу. Они смогли установить порядок, но к тому времени почти все жители города были либо перебиты, либо ушли. А на побережье было по-другому. Чтобы туда попасть, нужно пересечь Атлас, и дед разместил своих людей на перевалах, ведущих через эти горы, а в сами города послал своих людей. Кроме того, он сделал Ыпон-на-Убе – один из старейших городов на этом побережье – своей летней резиденцией. Именно поэтому римляне называют город Hippo Regius – Ыпон-царский, – чтобы отличить его от более старого Ыпона-Сидонского, расположенного восточнее, который все еще принадлежит Карфагену. Так что купцы и сегодня чувствуют себя не так плохо, хотя нас, нумидийцев, в этих городах не слишком жалуют.
– А откуда Нумидия сегодня берет зерно?
– Между берегом и горами тоже есть полоска плодородной земли, и зерна, выращенного там, хватает в менее засушливые годы. Иначе мы либо покупаем его в Египте, либо берем его силой у Карфагена и других пунических городов. Именно поэтому Карфаген не выдержал и начал боевые действия против нас около трех лет назад. И проиграл. А кроме того, римляне воспользовались ситуацией, чтобы начать войну против самого Карфагена. Но мы надеемся, что сможем вновь привлечь земледельцев на земли у Мадаура и Кыртана, и тогда проблема решится сама собой.