Через три дня мы прибыли в тот самый Мадаур – единственный более или менее крупный город на нашем пути. Издалека он был похож на любой провинциальный пунический город, такой как Зама: грозные стены, небольшие домики на окраинах, особняки с высокими фасадами ближе к центру, посреди которого высился крупный храм. Но когда мы въехали в город, мы практически не видели людей, а многие дома находились в той или иной степени обрушения. Лишь в центре стало более или менее цивильно. Там же находились постоялый двор под управлением греков и старые пунические бани. И мы смогли не только переночевать в относительном комфорте – впервые с начала нашего путешествия, – но и провести водные процедуры.
Конечно, бани были в удручающем состоянии, но, узнав, что Адхербал – внук Массиниссы, нас с ним пустили в только что отремонтированную «царскую» часть, отделанную мрамором и украшенную римскими мозаиками. У меня сложилось впечатление, что мы были первыми ее гостями. Впрочем, гречанки-банщицы знали свое дело. Парная была достаточно горячей, бассейн в меру прохладным, а массаж после всего этого весьма качественным. Мне хотели предложить и другие услуги, но я поблагодарил и отказался, а Адхербал ушел со своей массажисткой – и вышел через полчаса с улыбкой до ушей.
Следующие четыре дня мало чем отличались от первой части нашего путешествия, разве что ближе к Кыртану все чаще встречались возделанные поля. Сам же Кыртан меня несколько разочаровал. Было видно, что некогда город был весьма богатым, но ныне многие здания обветшали, улицы были покрыты мусором, а население выглядело не слишком счастливым. С другой стороны, оно, в отличие от Мадаура, хотя бы присутствовало в осязаемых количествах.
Зато в цитадели все было чисто и аккуратно, росло множество деревьев, пели птицы… Царский дворец не поражал ни размерами, ни роскошью, он был ненамного больше, чем дом семьи Бодонов, а фасад выглядел достаточно скромно.
Увидев Адхербала, стражники у дверей посторонились, и мы вошли внутрь. Меня провели в выделенные мне комнаты, где уже стояли кувшин с вином, глиняная чашка и тарелка с виноградом и свежими финиками – самыми сладкими, какие я когда-либо пробовал[31].
А примерно через час Адхербал пришел ко мне лично и объявил:
– Друг мой Никола, тебя хочет видеть мой дедушка.
Мы прошли коридором, после чего Адхербал показал мне на одну из дверей, мало чем отличавшуюся от остальных:
– Нам сюда. – И постучал в дверь.
Открыл ее человек с аккуратно подстриженной седой бородкой, короткой стрижкой и пронзительно-голубыми глазами. Одет он был в тунику без рукавов над длинным одеянием, похожим на арабскую кандуру. Но мускулы все еще гуляли под морщинистой кожей, и осанка его была горделивой, разве что ноги, как и положено кавалеристу, были кривыми. Мне вспомнились слова Остапа Бендера «Этот мощный старик», которые как нельзя лучше подходили для описания этого человека.
– Здравствуй, Никола! – сказал он на весьма неплохой латыни. – Добро пожаловать в мою столицу.
– Здравствуй, о великий царь, – чуть поклонился я, подумав про себя, что толика лести не помешает. – Ты меня пригласил, и я прибыл. Позволь вручить тебе небольшой подарок.
И я протянул ему саблю, украшенную золотой резьбой. Вообще-то я приготовил ее в подарок Хаспару, но по моему заказу для него уже делалась новая, а эту я решил отдать Массиниссе.
Тот благоговейно взял ее в руку, проверил балансировку, попробовал лезвие и сказал:
– Благодарю тебя, мой друг, за твой замечательный дар. Мне не терпится его испробовать, но давай сначала присядем, пока готовится обед. А ты, Адхербал, сходи на кухню и вернись, когда обед будет готов.
Я удивился, ведь это вполне мог сделать какой-нибудь слуга. Но потом до меня дошло: царь хотел поговорить со мной наедине.
Адхербал, чуть поклонившись, вышел, а Массинисса показал на кресло, обитое бархатом, подождал, пока я сяду, и уселся напротив меня в такое же. Я попытался подсчитать, сколько же ему лет. Во время Второй Пунической, насколько я помнил, ему было около тридцати, значит, сейчас ему должно быть порядка девяноста[32].
На столе стояли такие же, как в моей комнате, кувшин, глиняные чашки и тарелка с теми же виноградом и финиками. Царь лично налил сначала мне, потом себе, пододвинул ко мне тарелку и спросил:
– Как была ваша дорога, Никола?
– Хорошо, великий царь. А особенно понравились бани в Мадауре.
– Надеюсь, наши тебе понравятся еще больше. Скажу честно, я очень рад тебя видеть.
Я смутился – не ожидал столь теплого приема.
А Массинисса продолжал:
– Так, значит, ты и есть тот самый спаситель города, про которого мне докладывали. И тот самый, который разбил мою кавалерию у Замы.
– Разбил, великий царь, не я, я лишь помог по мере своих сил тем, кто это сделал. И не знаю, почему именно меня назначили спасителем.
– Друг мой, ты знаешь, когда мы получили Кыртан и другие города, мы не принесли своих богов, а стали поклоняться тем, чьи храмы там уже находились. В Кыртане главный храм построен в честь Баал-Хаммона. И два года назад ко мне пришел жрец этого храма и сообщил, что ему было видение. На поле золотой пшеницы налетела стая саранчи. А ты знаешь, что там, где приземлился рой саранчи, не остается ничего.
Я утвердительно кивнул.
– Но прежде, чем она смогла уничтожить пшеницу, с неба спустилась птица и набросилась на саранчу. И другие птицы, увидев, как она это делает, тоже напали на насекомых, и саранча, не успев причинить большого вреда, была поклевана. А потом он услышал голос: «Придут римляне, чтобы уничтожить Карфаген. Но человек из ниоткуда прогонит римлян. И если Нумидия поддержит римлян, то будет уничтожена, а если карфагенян, то что-то потеряет, но приобретет мир и процветание». Не всегда то, что говорят жрецы, сбывается, и я поначалу не доверял его пророчеству. Но когда услышал про спасителя города и про то, что он прибыл неизвестно откуда, я поверил, ведь ты успел отличиться и у стен Карфагена, и на какой-то неизвестной мне бухте. А еще ты научил карфагенян воевать так, как воюют у тебя на родине. Это ведь так?
– Великий царь, у меня на родине есть оружие, которое намного более опасно, чем то, которым мы воюем здесь, и даже то, которым воевал я.
– А почему жрец сказал, что ты из ниоткуда? Насколько я слышал, тебя именуют «руси» – человек из какой-то Русии.
– Моя страна действительно именуется Русия, великий царь. И находится она далеко на полночь и на восход.
– Вот, значит, как, – кивнул он. – Но, ты знаешь, я слышал про много разных стран, а про твою Русию ни слова. А будь она столь грозной, я бы про нее узнал. Но даже то, что ты сделал с карфагенской армией, показывает, что твои слова истинны. Неужто твоя страна не в нашем мире?
Я чуть замешкался, затем решился и произнес:
– Она в будущем, великий царь. Находиться она будет там, где сейчас земли скифов, и дальше на север и восток. И будет самой большой страной в мире.
Массинисса задумался, а через какое-то время встрепенулся и протянул:
– Так, значит. Это звучит, конечно, странно, но я почему-то тебе верю. Скажи, а в твоем прошлом все было так, как у нас?
– Да. Вот только никто не пришел, и римляне три года пытались взять Карфаген. И наконец на третий год они его взяли. Город был полностью уничтожен, а большая часть его жителей убита. Только тем, кто в последний день сдался в плен, была сохранена жизнь, но их всех продали в рабство. Нумидия же присоединилась к римлянам и получила новые земли.
– То есть для нас это было хорошо.
– В нашей истории, великий царь, ты не дожил до конца войны. После тебя царями стали три твоих сына, и они правили вместе. Правили хорошо, пока двое из них не умерли. Остался Микивса, а когда он тоже умер, то завещал трон своим сыновьям Хиемпсалу и Адхербалу, а также племяннику (уже забыл, как его звали), решив, что они будут так же править в гармонии, как он и его братья. Увы, все получилось по-другому. Тот самый племянник убил двух своих двоюродных братьев. Римляне послали сюда экспедиционный корпус и разбили узурпатора. После того как его провели по улицам Рима, одетого в царское облачение со всеми регалиями, его бросили в Мамертинскую тюрьму, где он умер от голода. А Нумидия потеряла всякую независимость и не сразу, но стала римской провинцией.
– Вот, значит, как… – Лицо Массиниссы как будто потускнело.
– Великий царь, я делаю все, чтобы в этой войне Карфаген не проиграл. В твоих силах сделать так, чтобы и Нумидия вышла из войны с гордо поднятой головой.
Массинисса ничего не успел сказать, как в дверь постучали.
Царь повернулся ко мне и сказал:
– Полагаю, что пора идти есть. Договорим в бане: незачем Адхербалу знать, что мы будем обсуждать.
Еда была выше всяких похвал. За время нашего путешествия я привык к жареному на углях мясу местной дичи, часто жесткому и без особых приправ. Здесь же все было на весьма неплохом уровне: мясо таяло во рту, гарнир напоминал кускус с овощами, было несколько разных соусов на выбор. Вино было весьма вкусным, несмотря на то, что его и здесь разбавляли.
Когда я похвалил вино, мой гостеприимный хозяин чуть поклонился:
– Это настоящее фалернское. Я пью его редко, но твой приезд нужно отметить.
После обеда мы пошли в бани. Они были небольшие, но намного более роскошные, чем в Мадауре и даже в Карт-Хадаште, по крайней мере те, где я был. Мраморные полки, покрытые ковриками из валяной шерсти, теплые и холодные ванны и красивые обнаженные девушки, которые о нас заботились и делали нам массаж – без всякого «счастливого конца» либо других действий сексуального характера, что меня вполне устраивало. А после окончания банного действа мы уселись в небольшом кабинете за мраморным столом, на котором вновь стоял кувшин фалернского.