Наш план был прост: с востока Ыпон осаждают карт-хадаштцы, с моря на город надвигается эскадра Адхербала с метателями «карфагенского огня», а с запада приходят нумидийцы. Если повезет, то римляне сами впустят их в город. Если же нет, то попытаемся взять город с одного рывка, попутно испытав кое-какие из моих новинок. А если нам повезет и город падет раньше, чем придут нумидийцы, то они точно так же поучаствуют в штурме Ытиката.
Обнявшись с Гулуссой, мы распрощались с нашим новым союзником, и он отбыл в Нумидию. На вопрос, доверяю ли я нумидийцам, я ответил Ханно, что все-таки я – будущий зять Микивсы и, соответственно, родственник Массиниссы и Гулуссы, равно как и Мастанабала. И мне казалось, что на данном этапе можно было в достаточной мере доверять нашим недавним врагам, хотя, конечно, как говорил незабвенный товарищ Рейган, «доверьяй, но проверьяй».
Сначала я все-таки решил вернуться в Карт-Хадашт. Мы решили рассказать о наших планах шофетам, но не докладывать о них Совету, дабы о них не узнали римляне. Ведь то, что в Совете все еще оставались предатели, было вполне вероятным. Тем не менее это было прямым нарушением действующих правил, но я решил вновь прикрыться «законами военного времени».
Однако больше всего я боялся реакции Мариам на Дамию. И действительно, встретила она новоприбывшую без особой радости. Впрочем, к моему удивлению, на следующий день девушки уже шептались между собой – явно, как говорят американцы, «химия» между ними возникла. И когда я формально попросил у Мариам разрешения взять в будущем Дамию третьей женой, она обняла меня и поцеловала, сказав:
– Тогда уж второй, ведь она из царского рода. Ничего страшного, Танит станет третьей, только и всего. А ты же будешь любить всех нас?
Через день я уже отбыл с «каазаким» в сторону Замы – пусть римляне думают, если они даже узнают об этом, что нашей целью является Нумидия. Флот Адхербала должен был выйти чуть позже: ему до Ыпона было идти не более двух-трех дней, и нужно было, чтобы римляне ничего не заподозрили раньше времени. Ведь флот был почти бесполезен при ударе по Нумидии, и выход его в море означал скорое начало боевых действий против наших бывших сюзеренов.
Да, нужно было ковать железо, пока горячо. Конечно, мне очень хотелось наконец-то ковать это самое железо и в вопросах женитьбы, но здесь Аштарот никак не хотела благословить мой брак с Мариам посредством звезд. Или, что более вероятно, ее жрицы почему-то решили подождать.
По ту сторону неширокой протоки, соединяющей море и лагуну, именуюмую Агам-Ыпон – Ыпонское озеро, – возвышались зубчатые стены древнего Ыпона, второго после Ытиката финикийского поселения на африканском побережье. Как мне рассказывал Ханно, первой колонией в Фаракате был Новый Тир – Шур-Хадаш, – основанный более тысячи лет назад. А через пару десятков лет выходцы из финикийского Сидона основали новый город – Убон-Сидони, что означает «Сидонская гавань».
Впоследствии жители обоих городов основали новую колонию, которую назвали Новый город – Карт-Хадашт. Тогда Новый Тир превратился в Старый Город – Карт-Утикат, впоследствии ставший просто Утикатом, а Убон-Сидони вскоре начали именовать просто Убон, изредка добавляя «Сидони» лишь для того, чтобы не путать его с «новым Убоном».
С годами слова в Карт-Хадаште начали произноситься немного по-другому, чем в собственно Финикии, и в конце концов Утикат стал Ытикатом, а Убон – Ыпоном. А так как слово «Ытикат» – женского рода, город стали еще называть «матерью Карт-Хадашта», а Ыпон – «отцом». Мне вспомнился анекдот про «япону мать», и я про себя тогда подумал, что Ыпон тогда будет «Ыпон-отец».
Жители Ыпона основали еще ряд колоний вдоль побережья, первую из которых (за триста лет до Карт-Хадашта) также назвали Убон-Хадаш – Новая гавань, что впоследствии превратилось в Ыпон-Хадаш (как и с именами, названия городов у пунов были весьма однообразными). Все эти колонии, увы, были потеряны: согласно договору, положившему конец Второй Пунической войне, Новый Ыпон и другие города на побережье к западу перешли к Нумидии. Римляне его еще окрестили Hippo Regis – Царским Ыпоном: там была одна из резиденций нумидийских царей. И именно эти прибрежные колонии Массинисса согласился вернуть Карт-Хадашту после нашей победы. «А что, – подумал я, – хорошо звучит: после нашей победы».
Ытикат в шестом веке рассорился со своим могущественным потомком и лишь в четвертом веке вновь стал считаться полностью карт-хадаштской территорией. Зато Ыпон всегда оставался верен своему чаду и получил за это ряд преференций от Карт-Хадашта: например, один из двух монетных дворов африканских владений Карт-Хадашта, право беспошлинной торговли наравне с купцами из Карт-Хадашта, а также финансирование – и рабочую силу – для строительства стен, гавани, канализации… Лет двести назад карт-хадаштцы построили здесь новый порт на озере и расширили протоку, что сделало торговлю еще более прибыльной. И ыпонцы всегда хранили верность Карт-Хадашту. А Ытикат, как известно, позволил римлянам высадиться в своем порту в обмен на обещания, о большей части которых пришельцы быстро забыли.
Издалека стены выглядели грозно, но в бинокль я смог разглядеть два пролома, наспех заложенных камнем. Такое впечатление, что римские осадные орудия действовали примерно оттуда же, где сейчас находились мы с Хаспаром. И по кладке было видно, что ремонтировали их в авральном режиме. «Конечно, – подумал я, – в ближайшее время стену восстановят по всем правилам искусства. И тогда освобождать город будет не в пример сложнее». Да, освобождение Ыпона должно было стать своего рода подготовкой к взятию Ытиката, но хотелось бы при этом потерять как можно меньше людей.
«Каазаким», понятно, не помогут – они не для штурма городов, и посылать их на штурм стен было сродни пресловутому забиванию гвоздей микроскопом. Классическая же пехота – как тяжелая, так и легкая – во время Второй Пунической войны состояла в основном из союзников: ливийцев, иберов, балеарцев, лигуров, даже галлов и некоторых италийских народов. Теперь, конечно, остались лишь карт-хадаштцы – тяжелая и легкая пехота и лучники, но они не смогли справиться даже с нумидийцами во время операции по защите западных рубежей три-четыре года назад. Именно поэтому Хаспар расспрашивал меня не только о кавалерии из моей страны, но и о пехоте.
Основная масса пехоты теперь чем-то напоминала испанскую терцию шестнадцатого и начала семнадцатого века, с той разницей, что вместо аркебузеров в ней служат арбалетчики. Увы, пока еще не было возможности испробовать этот строй в бою, но на тренировках они действовали весьма слаженно. Назвали их «пехотим», переиначив, как обычно, русское слово на пунический манер. В планах было создание драгунских частей – «дырагим» – которые передвигались бы верхом, но воевали в пешем строю. Но с этим мы решили повременить.
А еще были созданы штурмовые отряды из особенно отличившихся пехотинцев. По вооружению они мало чем отличались от обычной пехоты, но воевали малыми соединениями. Они учились действовать решительно при захвате фортов и городов, после того как в стенах создавались бреши. Но без этих брешей посылать в бой «шетурмим», как Хаспар назвал штурмовиков, было равносильно самоубийству.
Я протянул бинокль Хаспару и указал на проломы.
Тот долго всматривался в стены и покачал головой:
– Римляне пробили их своими баллистами. Стояли они, наверное, чуть южнее, прямо на берегу. Но у нас нет ничего подобного. Таран здесь не подгонишь. А если корабль с катапультой войдет в протоку, то его сразу же уничтожат.
«Да, – подумал я, – Хаспар прав». Так что придется ломать стены. Но как? Таких катапульт, как у римлян, у нас нет. Тараном их, конечно, можно пробить, но вряд ли римляне будут сидеть и смотреть, как мы им орудуем: скорее всего, и людей положим, и результата не добьемся. Я, конечно, работал над пушками, и первые экземпляры были достаточно обнадеживающими, но до стен города было более двухсот метров, и вряд ли хватило бы пробивной силы, да и чугунных ядер еще не имелось, и стреляли мы пока что камнями. Был у меня и гранатомет, но вряд ли он поможет.
Так что единственный план, который теоретически мог сработать, был такой: подойти к стенам ночью и заминировать их, благо толовые шашки имелись и даже были у меня с собой. Причем начинать штурм нужно было сразу после взрывов, пока наши друзья с Тибра не очухались. И придется все это делать ночью. Успех маловероятен? Да, конечно. Но предложите что-нибудь получше…
Метрах в трехстах от стен города, ближе к морю, находился храм бога Мелкарта, покровителя торговли, окруженный священной рощей. Я еще подумал, что, конечно, в местных богов я, как христианин, не верю. Но я не мог отрицать, что Ханно-Аштарот каким-то образом узнала много всего про меня, причем вещи, никоим образом не вписывающиеся в известную в этом времени картину мира.
Так что я не только помолился Господу, но и попросил у Мелкарта дозволения воспользоваться рощей и зданием здешнего храма для богоугодного дела изгнания язычников из города.
Штурм был назначен на ночь новолуния. За два дня до такового небо заволокло тучами, и мы с Ханно из рода Баркат рискнули прогуляться в священную рощу. У храма на одной из петель сиротливо висела половинка ворот – вторая половинка валялась на земле. Внутри все было разгромлено – судя по всему, наши римские «друзья» искали храмовую казну и, не найдя таковую, разнесли все, что им попало под руку. Но священный источник в храме присутствовал, и я подумал, что от жажды никто не умрет, а еду мы несли с собой. А еще под храмом была довольно-таки просторная крипта.
И в следующую ночь сотня «шетурмим» и две сотни «пехотим» заселились в оскверненный храм. Я же въехал в домик жреца за храмом. В нем также все было разбито, но ложе там присутствовало, равно как и некоторый запас еды и воды и даже нечто вроде туалета типа «сортир».