Эта дверь, в отличие от внешних, была закрыта. Я постучался, и мне открыла женщина лет сорока, с физиономией бульдога, телосложением бодибилдерши и оголенной отвислой грудью.
– Что тебе нужно, чужеземец? – спросила она пренебрежительно. – Для таких, как ты, вход в храм запрещен. Да и вообще, что ты делаешь в Бырсате?
Я протянул ей свиток и хотел было его развернуть, но одного взгляда на печать хватило, чтобы неприветливое выражение на ее бульдожьем лице сменилось на подобострастное.
– Ты Никола из рода Бодонов?
– Я.
– Мой господин, госпожа Ханно-Аштарот ждет тебя. Но сначала тебе необходимо омыться в священном источнике.
Я разоблачился и погрузился с головой в прохладную воду. Дама все это время пристально наблюдала за мной, но в ее глазах я увидел не только некую заинтересованность (что-то здешние жрицы очень уж сексуально озабочены, подумал я), но и что-то, как мне показалось, хищное. Но я не обратил внимания, вышел из бассейна, оделся и последовал за дамой.
Мы вошли в огромный зал, разделенный колоннами на три нефа. Стены были покрыты весьма искусными барельефами, потолок из резного дерева, а пол выложен каменными плитами разных цветов. В конце центрального нефа находился небольшой алтарь для воскурения фимиама. Не доходя до него, мы прошли через неприметную дверь в левой стене и оказались в длинном коридоре с дверьми по обе его стороны. Я догадался, что это и была та пристройка, которую я видел снаружи.
Мы поднялись вверх по лестнице, и моя спутница постучала в дверь в конце здания.
Ханно-Аштарот открыла дверь и кивнула бодибилдирше:
– Благодарю тебя, Экент-Аштарот. Придешь через час. Если мы еще не закончим, подождешь за дверью.
– Но, моя госпожа, у меня сегодня пост у входной двери.
– Поставь туда кого-нибудь из молодых, не мне тебя учить.
Бодибилдерша с поклоном удалилась, а я закрыл дверь и, склонив голову, протянул своей собеседнице подарок. Это был новый лифчик из шелка, подаренного мне в Ыпоне. Эту ткань галлы положили обратно в «брикат» после моего «визита». Мои мастера не только сделали этот бюстгальтер весьма красивым, но и пришили к нему жемчужины, купленные в моей любимой ювелирной лавке. Я надеялся, что жрице это понравится. Так и оказалось.
– Это замечательный подарок, – сказала Ханно-Аштарот и сразу же надела его, после чего достала металлическое зеркальце и, осмотрев себя, довольно улыбнулась. Но потом, покачав головой, вновь оголила грудь: – Жаль снимать такую красоту, но разговор наш на сей раз будет более или менее официальным, а его положено вести в подходящем облачении. Эх, мой друг Никола… Я-то надеялась, что ты навестишь старушку после возвращения в город, а ты пришел только тогда, когда я тебя вызвала письмом.
– Каюсь, о Ханно-Аштарот. Но должен сказать, что Экент-Аштарот меня бы, наверное, не пустила к тебе, не будь у меня свитка с твоей печатью.
– Ты, наверное, прав. Я сегодня же отдам распоряжение: пока я жива, тебя должны беспрепятственно пропускать в храм. И, если я здесь, ко мне.
Я поклонился, а она хитро улыбнулась и сказала:
– Ты, наверное, думаешь, что я специально тянула с определением даты вашей свадьбы. Но увы, ответ от звезд я получила лишь на прошлой неделе. И самой благоприятной датой вашей с Мариам свадьбой будет двенадцатое зифа. Так что готовься, жених. Ханно тебе объяснит, что именно понадобится. Но до этого времени тебе желательно не видеть будущую супругу. Зато мне открылось, что у вас с ней будет долгая и счастливая жизнь вместе, кроме, понятно, тех моментов, когда тебе придется отлучаться. Но она будет тебе замечательной первой женой.
Я лихорадочно считал в уме. Сегодня тридцатое абиба, значит, завтра – первый день зифа. А двенадцатое зифа – это, по моим подсчетам, третий день мая. Я так ждал даты бракосочетания, но теперь испугался – через двенадцать дней я потеряю свободу… Но что поделаешь, «мыши плакали, кололись, но продолжали есть кактус».
– Вижу, что боязно, – усмехнулась Ханно-Аштарот. – Не тушуйся, мой друг Никола, все у тебя будет хорошо. Вот только есть у меня еще одна просьба. И, скажу сразу, Мариам ее одобрила. Решение за тобой.
– Но что за просьба? – посмотрел я на нее.
– Не мог бы ты взять Адхерт-Аштарот третьей женой?
Я посмотрел на жрицу, не веря своим ушам, а она добавила:
– Она согласна, Мариам тоже.
Мне вспомнился анекдот про Мойшу, которого спросили, нравится ли ему его невеста. Он ответил: «Большинством голосов – да». На вопрос, что это означает, он сказал: «Ей да, маме тоже, мне нет». Мне, конечно, нравилась моя Мариам, но мама моя была, увы, далеко не только по расстоянию, но и по времени. Адхерт-Аштарот мне тоже тогда очень пришлась по душе, но четвертая невеста? Или мне можно не жениться на одной из двух других?
Ханно-Аштарот улыбнулась:
– Решение за тобой, внучок. Но и она будет тебе хорошей женой. Точно так же, как и нумидийка Дамия, и Танит. И другие, если их в будущем выберет Мариам и ты ей доверишься.
– Но… я-то хотел всего одну жену. Ведь мои родители всю жизнь были верны друг другу, и, я уверен, это до сих пор так, даже после того, как я попал… сюда.
– Здесь ты – спаситель города. И, если я правильно поняла то, что мне сказала Аштарот – и звезды, – вскоре ты станешь еще более важным человеком. Ты уже не принадлежишь себе, и потому тебе положено иметь несколько жен, но только с согласия первой жены. У каждой будет своя роль, и каждая принесет тебе счастье. А ты – им. Кстати, я знаю, что на тебя нападали, но не бойся: и твой Бог, и другие боги и богини не дадут тебя в обиду. Хотя враги попробуют сделать это еще раз.
– А как ты думаешь, почему Карт-Халош так на меня взъелся?
– Потому что из-за тебя он теряет влияние и считает, что если тебя не станет, то он вновь станет самым важным человеком в Совете.
– И он отдаст все что можно римлянам.
– Увы, он ничего не видит, кроме своей выгоды. И здесь он весьма близоруко смотрит на ситуацию: если римляне победят, то, я подозреваю, не будет больше Карт-Хадашта.
– Именно так. По крайней мере, на этом месте: римляне же предлагали, чтобы карт-хадаштцы разрушили свой город и переместились далеко вглубь материка.
– Где торговля практически невозможна, да и жить люди так, как они умеют, не смогут. Но у Карт-Халоша ничего не получится с этой его затеей, и кланом вскоре будет руководить кто-нибудь из других Фамеев. Они не все плохие, даже одна моя бабушка была из этого рода, значит, и во мне есть их кровь. Среди них множество достойных людей, вот только дед и отец Карт-Халоша были исключениями, а он сам – тем более. Но не бойся, я же тебе сказала, что и твой Бог, и наши боги будут тебя хранить.
Я склонил голову, а Ханно-Аштарот, лукаво улыбнувшись, продолжила:
– Но, друг мой Никола, я так и не услышала твоего ответа.
Я вздохнул и выпалил:
– Конечно, я согласен.
– Вот и хорошо. После свадьбы с Мариам тебе придется вновь поехать на войну. А потом благоприятными для свадеб будут вторая суббота месяца зевах шемеш, а после – первые субботы матана и мофията.
Я подсчитал – это получается где-то конец июня, конец июля и конец августа.
– Причем на Мариам ты женишься здесь, на Дамии – в храме Бала'ат-Гебал, на моей внучке – в храме Эшмуна, в старом храме Аштарот, а на Танит – в храме Танит. А если у тебя появятся другие невесты, то Адхерт-Аштарот рассчитает благоприятный день для свадьбы и, наверное, сама проведет церемонию.
– А я бы хотел, чтобы это была ты… – выпалил я неожиданно для самого себя.
– Я бы с удовольствием, но… – Она лишь махнула рукой, а затем продолжила: – И вот что еще. Вообще-то это необязательно, но обычно на свадьбе присутствуют родители как жениха, так и невесты. А особенно на свадьбе такого человека, как ты. Ханно будет твоим отцом, ведь он и так тебя усыновил. А я… Я бы с удовольствием стала твоей посаженной матерью. Если, конечно, ты согласишься.
– А можно, чтобы мама была неродной?
– Конечно можно. Обычно в таких случаях, если матери нет, эту роль играет родственница – бабушка, старшая сестра, тетя… Но я тоже в какой-то мере твоя родственница. Видишь ли… Именно я была замужем за Химилько, старшим братом Ханно. Тем самым, который пропал где-то в далеких краях.
Она увидела, что мой взор чуть затуманился, и поспешила добавить:
– Да, именно я не позволила ему жениться на Лаливе, когда та забеременела. Ведь у меня тогда только-только родилась от него дочь, и я хотела, чтобы сначала у нас появился мальчик, дабы мой сын, а не ее, стал наследником моего мужа. А Лалива умерла потом при родах. И да, это был мальчик, вот только он умер вместе с матерью, а тельце его я сама, обливаясь слезами, принесла в жертву на священном холме – там, где хоронят умерших младенцев и маленьких детей.
«Да, – подумал я. – Вот, похоже, откуда та самая легенда про то, что здесь приносили в жертву детей».
– Так что я осталась одна с дочерью, ее звали Мариам, как и меня, до того, как я стала жрицей. Да, твою невесту назвали в ее честь. Дочь я отдала в жены старшему сыну Ханно, которого, как и его дядю и моего мужа, звали Химилько. Но когда ее муж не вернулся из южных земель, она умерла от горя, оставив маленькую дочурку по имени Ашерат. Я ее воспитала, как могла, и она захотела, как и я, стать жрицей Аштарот, и взяла имя Адхерт-Аштарот – «Аштарот велика».
– Ханно-Аштарот, я буду очень благодарен, если ты согласишься быть моей матерью на этой и других свадьбах.
– Согласна! – улыбнулась она. – Кроме, конечно, свадьбы с моей внучкой, тут уж я буду ее мамой, да и сама буду вести церемонию. Найдешь еще кого-нибудь. Например, мать Мариам – она согласится, я уверена.
Она пристально посмотрела на меня и сказала:
– А насчет многоженства… Я согласна, это не так просто. И для мужа, и для жен. Но в твоем случае единственная, на ком ты женишься просто так, вне политики, это Танит – как бы в довесок к Мариам. И то лишь потому, что Мариам и она как сестры с детства. Она сама мне это рассказала. А вот Дамия… Таким образом ты получишь лояльность нумидийцев: даже если Массинисса умрет, его дети не пойдут против мужа дочери или племянницы. То же и про мою внучку: после этого жрецы как Аштарот, так и Эшмуна будут горой за тебя. Уж поверь мне, у нас, у жрецов богов-супругов, именно так.