Она еще больше побледнела.
– А если нет?
– Тогда я готов хранить эту твою тайну.
– И меня не убьешь? И больше не будешь резать?
– Нет.
– Хорошо. Не направо, к стене, а налево. Огибаешь дом, увидишь кусты, через них к ограде. И два шага левее.
– А что было бы, если бы я сделал так, как ты мне сказала сначала?
– Тебя бы заметили с одного из постов.
– Ладно. Следующий вопрос: где я возьму одежду?
– Во втором подвале есть сундук со старьем.
– А когда тебя хватятся?
– Завтра с утра, если я не приду ночью.
– Понятно…
Я вновь вставил кляп ей в рот, вышел через люк и осторожно сделал так, как она сказала. Все получилось на удивление просто. Выйдя через потайную дверь, я довольно быстро нашел дорогу к себе и попросил слугу сходить за Ханно. Но, пока он отсутствовал, я сам не заметил, как завалился на кровать в одежде с плеча Карт-Халоша и заснул. И последней моей мыслью, которую я помнил, было: «В гостях хорошо, а дома лучше».
Когда я проснулся, солнце радостно светило через открытый оконный проем, и это означало, что было около полудня. Голова все еще болела, и болела сильно. Занозы тоже давали о себе знать. Да и промежность сильно болела.
Я с трудом встал, сбросил вонючую хламиду, оделся в свое и пошел к Ханно.
– Здравствуй, Кола, – улыбнулся он. – Что вчера случилось? Я пришел, а ты спал, и я приказал тебя не будить – слишком уж ты выглядел измученным.
Я рассказал ему о своем приключении и должен сказать, что никогда не видел своего приемного отца столь взбешенным.
– Прямо сейчас я отправлю гонца в регистратуру Совета с требованием о его немедленном созыве. Думаю, достаточное количество членов Совета мы соберем ближе к вечеру.
– А зачем нужен Совет?
– Карт-Халош – глава одного из великих родов, и нужно решение Совета, даже чтобы зайти в его поместье.
Ханно взял лист папируса, написал несколько строчек и скрепил свиток своей печатью, а потом позвал своего слугу и секретаря Кайо.
– Зайди в Совет и передай им вот это. А потом сходи в храм Аштарот и спроси у Ханно-Аштарот про эту… Экент-Аштарот.
Кайо взял свиток, поклонился и ушел, а Ханно неожиданно спросил:
– Кстати, а что сказала тебе Ханно-Аштарот?
Я рассказал ему и про этот визит, не забыв упомянуть, что узнал и про то, что она была женой брата Ханно, а Адхерт-Аштарот – его внучка.
Ханно кивнул:
– Это действительно так. Как ни странно, мы не слишком любили друг друга, когда она была женой моего брата, но с тех пор отношения изменились к лучшему, а уж после того, как ее Мариам вышла за моего сына… Человек она очень хороший, скажу сразу. А насчет даты… Мариам мне уже рассказала. Радует, что так быстро. Ну как, не боязно?
– Немного, – кивнул я.
– Ничего страшного, так всегда. Думаешь, я не боялся? – И он мне подмигнул.
Тут в дверь постучал Кайо.
– Хозяин, заседание назначено на седьмой час дня.
Часы в Карт-Хадаште, как и в средневековой Европе, и на Руси, делились на двенадцать часов дня и двенадцать ночи; вот только длина их зависела от длины дня и длины ночи. В это время года седьмой час примерно соответствовал четырем часам дня по нашему исчислению. То есть у нас оставалось около четырех часов.
– Очень хорошо. Спасибо, мой друг. Ну что ж, времени у нас много. Пусть тебя посмотрят Танит с Пенелопе, а Кайо пока что приготовит обед.
В начале седьмого часа я, одетый в чистое, с трудом доковылял до здания Совета. К моему удивлению, собралось две трети старейшин, а кворум объявлялся, когда присутствовало не менее половины и по одному представителю от каждого великого рода. От Фамеев был лишь один представитель – уже знакомый мне Ахиром. Но почти все другие роды были представлены довольно-таки широко, равно как и старейшины «из народа».
Перед Советом сначала выступили Хаспар, Адхербал и Ханно Баркат, а затем и Ханно-Аштарот и две ее младшие жрицы, которые видели, как Экент-Адхербал ударила кого-то сзади палкой по голове, а потом этого человека увезли на повозке.
Увидев меня, они загалдели:
– Вот этого! Вот этого!
Меня выслушали в конце заседания. Я рассказал про свое пленение и (не вдаваясь в подробности) о том, как ко мне приходила Эзеба'ал и как я сумел бежать. Это могли бы счесть за нездоровую фантазию, но после всего, что было известно о Карт-Халоше, это стало вишенкой на торте. И было решено послать два десятка охранников и делегацию из обоих шофетов, пятерых старейшин (включая Магона и Ахирома) и меня в поместье Карт-Халоша.
Очень может быть, что это кончилось бы ничем, но слуги нам сообщили, что и Карт-Халош, и все три его жены (включая мою знакомую Эзеба'ал) в то же утро в срочном порядке отбыли в неизвестном направлении. Нас сначала не хотели впускать, но присутствие обоих шофетов сыграло свою роль.
Я показал потаенную калитку, через которую сумел покинуть поместье, а также как именно бежал из главного здания. И когда мы вошли в здание (через главный вход, а не через то окно, через которое я бежал), спустились вниз и подошли к люку в нижний подвал, мне послышались стоны.
Я поднял люк, осторожно опустил стремянку вниз – и уперся во что-то мягкое. Стоны усилились. Я чуть передвинул лестницу и, почувствовав, что низ ее стоит на твердом, спустился, а за мной – двое охранников и Ханно.
Внизу при свете лампы мы увидели четыре обнаженных девичьих тела. Стонали две из них – одна, на которую я, увы, поставил сначала стремянку, и вторая, лежавшая рядом. И я попросил охранников по возможности бережно отнести всех четырех наверх, что было ох как непросто.
Больше снизу ничего интересного я не разглядел, кроме моей циновки; когда я поднес лампу поближе, я увидел на ней бурое пятно крови и разрезанные куски материи, а рядом с циновкой кусок плоти, похожий на отрезанный сосок, и показал это Ханно.
Тот лишь хмыкнул:
– А я и не сомневался, что ты говорил правду.
Мы поднялись, и я с ужасом увидел четыре обнаженных женских тела, покрытых кровоподтеками и синяками. Одна из несчастных уже отмучилась, две другие подавали признаки жизни, а у четвертой я еле-еле нащупал пульс. Все три были разные: та, которая еле жива, со светлыми волосами, вторая – рыжеволосая, зато третья…
Когда-то давно я прочитал, что некий американский профессор утверждал, будто пуны были негроидами, потому как, видите ли, происходили от финикийцев, которые, «как известно», негры. Известно, что ливанцы имеют ДНК, схожую с ДНК останков финикийцев из захоронений как в самой Финикии, так и в Карфагене. Ливанцы же на негров очень мало похожи. Но светоч антропологии в погоне за политкорректностью, скажем так, несколько ошибался. Более того, ни одна из сохранившихся до двадцать первого века пунических скульптур не изображает человека со сколь-либо африканскими чертами.
И, должен сказать, за все мое пребывание в Карт-Хадаште, Ыпоне и Нумидии я ни разу не видел никого, даже отдаленно похожего на негра. Но последняя девушка была именно темнокожей, хотя черты ее лица были ближе к европейским, да и кожа была не совсем черной, а скорее кофейной. Был у отца в американском университете коллега из Эфиопии, и лицо девушки напоминало черты его дочери, в которую я некоторое время, каюсь, был немного влюблен, и она даже отвечала взаимностью. Конечно, когда я уехал из Америки, все получилось согласно поговорке «С глаз долой – из сердца вон».
Четвертая – та, что, увы, не смогла пережить побоев и скончалась еще до нашего прихода, – также имела весьма экзотичную внешность для здешних краев. Была она типичной азиаткой с узкими глазами и плоским носом, но ее лицо оставалось прекрасным даже после смерти. Эх, откуда ты, милая… Ведь все земли, где живут представители этой расы, находятся очень далеко. Я помолился Господу о душе убиенной рабы его («ея же имя ты ведаешь») и переключился на живых – им это сейчас было важнее.
Слуги показали, где находилась спальня Карт-Халоша. Посередине располагалась огромная кровать под балдахином, а в углу – длинный мягкий диван. Именно на нем я и начал работать над девушками, попросив, впрочем, Ханно послать за Танит и Пенелопе. И сначала один, а затем и втроем мы обследовали и лечили несчастных.
У меня сложилось впечатление, что их попросту скинули вниз через люк: сначала безымянную азиатку (в результате чего несчастная и получила травмы, несовместимые с жизнью, как это обычно пишут медики), а затем и трех других, чье падение каждый раз смягчали тела тех, кого сбросили до них. Поэтому эти три и выжили. У эфиопки (если, конечно, она и вправду была эфиопкой) я обнаружил несколько переломов, но не смертельных. Другие отделались сильными ушибами, часть из которых была получена от побоев, перед тем как их сбросили через люк, а также обезвоживанием. Кое-где, впрочем, их избили до крови, и это тоже нужно было принимать во внимание.
Я пообещал себе, что сделаю все, чтобы определить и покарать виновных. Но это в будущем. А пока мы распределили работы: я фиксировал переломы, дезинфицировал и перевязывал раны, девушки осторожно поили пациенток, а на кухне для несчастных по моему распоряжению готовилась легкая каша типа манной.
Первой очнулась черная, хоть ей и более всего досталось. Увидев меня, она взмолилась слабым голосом:
– Не… бейте меня… больше… пожалуйста!
На что Танит ей сказала:
– Не бойся, милая, мы тебя, наоборот, лечим. Тебя и твоих подруг.
– Они… живы?
– Все, кроме одной. Наверное, той, которую сбросили первой.
– Бедная Дурназ…
– А как тебя зовут?
– Атседе. Я из… Аксума.
Ага, подумал я. Так называлась столица древнего эфиопского царства, также известного как Аксумское.
– А твои подруги?
– Рыжая – Ама, она из Испании. А вторая – Лубава. Откуда, не помню.
Вот как, подумал я. Испания… Значится, называется по-финикийски так же, как и на русском[41]