Вот, значит, как. Я вспомнил, что, согласно Марку Гавию Апицию, знаменитому римскому кулинару, фламинго вполне годится в пищу, а язык этой птицы – самый большой деликатес. Но это, наверное, если есть их понемножку, с хорошим соусом…
Потом всех накормили, и мы с другими медиками осмотрели самых слабых и больных. Не знаю, все ли они выжили впоследствии, но с момента нашего прихода и до того, как мы доставили их в бухту, никто не умер. Однако мы опять потеряли полдня и к вечеру прошли ненамного дальше конца лагуны.
Наш сводный отряд можно было, наверное, назвать батальоном: три роты, точнее сотни, приданная артиллерия, тыловые части (обоз с персоналом). Командовал им теперь Химилько Баркат, младший брат Ханно. Сам же Ханно, хоть я и надеялся на полное выздоровление моего друга, был на данный момент абсолютно непригоден не только к бою, но и к конному маршу.
Путь наш лежал к югу от Птичьей лагуны и далее на Ытикат. На запад! Но до условленной точки рандеву к востоку от Ытиката никто ничего не увидел, и дошли – или доползли – мы туда уже после основной части войска.
Хаспар даже не удержался от шуток в наш адрес, пока не узнал, почему мы задержались. А услышав, что его двоюродный племянник Ханно находился, как говорится, «в серьезном, но стабильном состоянии», посерьезнел и сказал:
– Слишком уж мы все были беспечны, брат мой Никола. И в этом всецело моя вина, если уж я взял на себя командование. Надо будет обсудить новые правила с тобой и другими командирами. И обдумать, где именно враг захочет ударить в следующий раз.
На том и порешили. А теперь нам оставалось немного – дождаться Массиниссы и его людей. Но были готовы и планы на случай, если римляне раньше времени узнают о его переходе на нашу сторону или если он все-таки решит остаться на их стороне: несмотря на мой прием в Кыртане и мою невесту в лице Дамии, зная моего будущего второго тестя, ничего исключать было нельзя. В любом случае нужно было разведать обстановку, а также дать знать Массиниссе, что мы на месте. Последнее было проще – по оговоренной с будущим вторым тестем дороге мы отправили двух гонцов, дабы, если один попадется, другой имел шансы дойти.
Тем временем ребята Хаспара приволокли языка. Тот сначала встал в позу: мол, латыни не знаю и вообще я иллур. Лучше бы он этого при мне не говорил. Ведь именно эти вероятные предки албанцев и устроили погром нашим людям, оставшимся в Ытикате. Конечно, тех, кого мы встретили у лагуны, можно было назвать коллаборационистами, но в какой-то мере их можно было понять. Власть неожиданно переменилась, и они пытались выжить, как могли.
Бабушка Валя – она у меня была с земель, оккупированных немцами во время войны, – рассказывала мне, что моим прабабушке и прадедушке нужно было не только выжить, но и позаботиться о младших детях. Сестру моей бабушки убило при бомбежке их города, самый младший брат умер от болезни (после прихода немцев закрылись все больницы, и вскоре начались эпидемии), а средний сумел спрятаться от немцев и избежал отправки на работу в Германию, после чего воевал в Красной армии и дошел до Вены. Но сами прабабушка и прадедушка выживали, как могли, и я вряд ли бы справился лучше, будь я в их положении. А были они всяко постарше меня сегодняшнего.
Так и здесь: я считаю, что верхушка Ытиката, конечно, виновна в предательстве, но при чем здесь мирное население? Кроме тех, конечно, кто активно помогал римлянам или доносил на соседей – этих надо будет примерно наказать. Вряд ли римляне заберут их с собой, кроме, конечно, таких фигур, как Карт-Халош – этот для них достаточно ценен как источник информации. Так что в любом случае к погромщикам у меня было отношение особое.
Я недобро прищурился и лениво бросил:
– Иллириец, значит? На крест его!
Я заранее предупредил охранников, что никто никого распинать не собирался, но они, как и было оговорено, схватили гада и потащили его наружу.
И тут наш пленник вдруг каким-то чудесным образом вспомнил латынь:
– Не надо, не надо! У меня в Иллирии семья, дети!
– А что же вы, гады, над людьми в Утике издевались?
Я думал, что он начнет оправдываться: мол, это не я.
Но он лишь осклабился:
– А римляне нам разрешили. Ведь они пуны. Такие же, как в Карфагене… Их не жалко.
И тут он понял, что сболтнул лишнего. А я подумал: значит, и здесь есть свои «унтерменши».
Увидев, как изменилось мое лицо, он заблажил:
– Пожалуйста, не нужно на крест! Я расскажу все, что вам нужно! И покажу, где мы выходили из города: есть ход, который римляне не охраняют.
– А зачем вам было выходить?
– Многие, кто бежал из Утики, далеко не ушли. Мы их находили и…
– Понятно с вами. А как тебя наши взяли?
– Я отошел, чтобы отлить, тут меня и повязали.
– Ну что ж, рассказывай все, что знаешь.
– Вы меня не распнете?
– Если заслужишь, то нет, не распнем.
И он рассказал все про город: и про ворота, и про ходы, и где кто был расквартирован или нес службу. Я был удивлен: даже те, кого мы встретили у лагуны, знали намного меньше.
Хаспар, выслушав его, кивнул:
– Да, город он описал верно, ты же помнишь, что я там успел пожить. Но про ход и я не знал.
Я посмотрел на иллура и нехорошо осклабился:
– Ну что ж, имей в виду: если ты хоть где-то соврал…
– Клянусь Дарданом[50], что нет! Мне жить хочется…
«Ну что ж, – подумал я. – Пока тебя казнить не будем, а потом, даже если мы решим оставить тебе жизнь, то жить будешь, но не очень хорошо…»
Через день прибыл гонец от нумидийцев. Он доставил приглашение срочно посетить их «главного» в месте, находящемся в двух часах пути от нашего лагеря. На мой вопрос, как он вообще нашел наш лагерь, тот лишь улыбнулся: мол, мы еще не то умеем… Впрочем, на пуническом он говорил из рук вон плохо, а латыни не знал вообще.
Я собирался поехать один, но, к моему удивлению, Хаспар захотел составить мне компанию. Когда гонец вышел из шатра, он объяснил свое решение:
– Все-таки ты не так хорошо разбираешься в наших войнах, брат.
– А если тебя захватят? Или убьют?
– Теперь уже есть люди, которые смогут занять мое место. Тот же Ханно, например, хоть он и ранен. Есть и другие хорошие командиры у каазаким – да хотя бы Химилько. Пока по моему приказу он примет на себя командование, ежели что. А вот тебя заменить некому.
– А у меня нет выбора – мне нужно ехать.
– Ты прав, конечно. Но все равно меня это не радует.
Гонец провел нас окольными путями в небольшую рощицу, к которой примыкал нумидийский лагерь. Со стороны было похоже, что никем она не охраняется, но оказалось, что она прямо-таки кишела нумидийцами. Нас вежливо, но настойчиво попросили спешиться и под охраной отвели в шатер, стоявший в окружении таких же. Оружие у нас, к моему удивлению, не отобрали.
В шатре на земле был расстелен ковер, в середине которого стояли глиняные кувшины и тарелки с разнообразной едой.
– Садитесь, Никола, – поклонился гонец. – И вы, Хаспар. Сейчас к вам придут. – И вышел.
А через несколько секунд вошли Гулусса, Микивса и Мастанабал. Мы обнялись – все-таки это были мой будущий тесть и его братья. Потом, чуть замешкавшись, они все трое обнялись и с Хаспаром.
А затем еще раз откинулся полог, и в шатер вошел… Массинисса.
Я еще подумал, что в нашей истории дед моей невесты умер в январе этого года, а тут он, как видим, не только все еще был жив, но и лично командовал своей армией. Старик раскрыл свои объятия и так меня сжал, что я подумал, что у меня вот-вот треснут ребра. А затем он очень тепло приветствовал и Хаспара.
– Не смог я оставаться в Кыртане, Никола. Тем более что мне все равно хотелось перед смертью увидеть свадьбу любимой внучки. Я и прибыл со своим войском, хотя сыновья просили меня остаться: мол, ты слишком стар. Да я и сегодня поборю любого из них!
– И меня тоже, великий царь, – улыбнулся я.
– Наверное, да, но теперь, когда мы почти родственники, зови меня просто по имени или, например, дедушкой, – улыбнулся тот. – Дела все-таки у нас с тобой семейные. И ты, Хаспар, поверь: я не хотел предавать твоего отца, но сделал это, чтобы спасти мой народ. А теперь я кровью искуплю то предательство.
Хаспар лишь кивнул. Видно было, что для него Массинисса все еще был человеком, из-за которого римляне победили его отца. Но в данном случае он понимал, что нумидийского царя лучше было иметь союзником, чем врагом.
Массинисса улыбнулся и предложил:
– Давайте выпьем фалернского (оно в большом кувшине, а в малом вода, чтобы его разбавить) и обсудим еще раз нашу диспозицию.
Вино и правда было замечательным, но после второго кубка Массинисса перешел к делу:
– Час назад ко мне уже приезжали римляне. В Ытикате началось восстание, и они просят нас помочь его подавить. Я им пообещал прийти завтра около полудня. – Он чуть помедлил, потом улыбнулся: – Было бы глупо не воспользоваться подобной ситуацией.
На следующее утро наша армия собралась в рощицах примерно в пяти километрах от Ытиката. Конечно, времени все толком разведать у нас не было. Но нам помогли Хаспар и его люди из ытикатского ополчения, покинувшие город после сдачи его римлянам и хорошо с ним знакомые. И, как ни странно, все прошли без сучка и задоринки.
Конечно, для «плана Б» было также все готово – взрывпакеты для стен города, например. Это на случай, если у нумидийцев ничего бы не получилось или если бы они вновь предали нас, но тогда, увы, всем было бы очень несладко. А план был примерно таким же, как и в Ыпоне: ночью я минирую два места в стене (Хаспар показал мне, какие именно), а потом, когда бабахнет, в город идут «шетурмим» и «пехотим» при поддержке «каазаким». План был не самый удачный, но он мог и сработать: никто здесь даже не представляет, что такое взрывчатка, и шок от взрыва даст нам преимущество на какое-то время. Были планы и по применению «карфагенского огня» в его сухопутном варианте, но это на самый крайний случай: Ытикат нам был нужен, но не выгоревший дотла.