Но сейчас я лишь сказал:
– Дорогие соотечественники, да, Совет, в своей мудрости, проголосовал за все наши предложения.
После триумфа последовала служба в храме Баал-Хаммона в Нижнем городе, ведь он был главным богом как Кыртана, так и всей Нумидии. И во время службы в храм вошел мой будущий второй тесть во главе новоприбывших нумидийцев.
После окончания службы Микивса представил мне мальчика лет примерно тринадцати или четырнадцати:
– Познакомься, Никола. Это мой племянник Югартен. Мой брат Мастанабал остался в Кыртане, ведь кто-то должен управлять страной в отсутствие моего отца. А это его сын от второй жены.
Как было принято у пунов и нумидийцев, мы пожали друг другу предплечья. Но мальчик понравился мне намного меньше других членов семьи Массиниссы. Вспомнилось, как в шекспировском «Юлии Цезаре» Цезарь говорит Антонию про Кассия: «У него худой и голодный вид. Он слишком много думает. Такие люди опасны» Так вот, у Югартена был именно худой и голодный вид – голодный не в смысле еды, а в том смысле, что мне показалось, будто этот молодой человек что-то задумал. Но что именно?
И тут я вспомнил, как звали племянника Микивсы, которого дядя сделал одним из трех своих наследников наряду с сыновьями Адхербалом и Хиемпсалом, а он, племянник, убил обоих. Римляне называли его Югуртой. А вдруг это и есть Югартен? Конечно, судить человека за его преступления в нашей истории нехорошо, он ничего этого пока еще не сделал, у нас тут не как в фильме «Особое мнение» с Томом Крузом, где людей наказывают за то, что они сделали бы в будущем. Но лучше не выпускать его из виду, пока он здесь…
Когда Карт-Хадашт был основан, его верховными божествами первые поселенцы выбрали Эшмуна и Аштарот. Эти божества до сих пор оставались главными богами городской элиты и Бырсата, но в Нижнем городе все сильнее распространялся культ Баал-Хаммона и его супруги Танит. И именно эти боги также являлись покровителями Кыртана. Когда римляне отдали этот город нумидийцам, те избавились от большей части местного населения, но приняли их религию. Так Баал-Хаммон стал и их богом.
Именно поэтому для нашей с Дамией свадьбы был выбран главный храм Баал-Хаммона в Нижнем городе. Находился он на площади в сотне метров к востоку от Главной улицы. Размерами он немного уступал храму Аштарот и был во многом на него похож: те же стены из огромных блоков, такой же высокий фасад, единственным украшением которого был барельеф с изображением бородатого мужчины на троне, с грудастыми сфинксами по обе его стороны.
Перед входом стояли две шеренги нумидийцев в кожаных доспехах, державшие копья в виде навеса – через этот коридор я и прошел вместе со своими спутниками. А их у меня было шестеро: Ханно, Ханно-Аштарот, и четверо шаферов. Да, четверо. Поначалу Хаспар и Адхербал не захотели участвовать в свадьбе с нумидийкой, но после Ытиката сказали, что погорячились. А Мариам к тому моменту уже договорилась со своими братьями. Так что теперь у меня четверо шаферов при традиционных двоих, но, как мне объяснили, можно пригласить любое их количество. Что я и сделал.
Вообще Мариам очень основательно готовилась ко второй свадьбе. Я даже спросил, зачем ей это, ведь мне достаточно было бы ее одной. Она лишь прильнула ко мне и сказала, что ей нравится быть первой женой, а мне, как спасителю города, их полагается несколько.
Одет я был в нумидийский кожаный костюм всадника с нашитыми серебряными галунами – подарок Массиниссы. На ногах были сандалии с золотыми вставками, а на голове – узкая серебряная узорчатая диадема, семейная реликвия Массиниссы, которую обыкновенно надевали мужчины из царской семьи во время свадьбы. Вообще-то мне она, так я понял, не полагалась, но царь решил иначе.
Мы прошли через тяжелые кованые ворота во внутренний двор, где на алтаре из неотесанного камня лежал могучий пегий тур с черной полосой вдоль хребта и, жалобно мыча, ждал своей участи. За заграждением уже собрались гости. С «моей» стороны, ближе всего к входу во внутренний храм, стояли Мариам, ее родители и другие мои невесты, а также кое-кто из гостей: Пенелопе, Анейрин и три девушки, спасенные нами в подвале дома Карт-Халоша. С других сторон располагались нумидийцы, около двух десятков старейшин с семьями и шесть десятков «каазаким», «шетурмим» и «пехотим» во главе с Ханно и Химилько Баркатом, а также около дюжины моряков. Как потом оказалось, желающих прийти было гораздо больше, но Хаспар с Адхербалом отобрали самых заслуженных.
Ханно-Аштарот подвела меня к бассейну у источника перед дверьми во внутренний храм и сделала жест рукой: мол, жди. А сама зашла за ограждение, где уже находились двое старших жрецов и четверо помощников. А через несколько минут вновь распахнулись наружные двери храма, и вошла Дамия, ведомая под руки Массиниссой и Микивсой.
Одета она была в простую черную столу с примерно такими же серебряными галунами, как и на моем костюме. На голове ее была шапочка из пурпурного шелка. Потом я узнал, что и шелк из далекого Китая, и пурпурный краситель, добываемый из моллюсков-мурексов, были некогда подарены отцу Массиниссы, царю Гайе, и мужчины из королевской семьи надевали на свадьбу кафтан из этого материала, а женщины – шапочку. Из украшений на Дамии было лишь серебряное ожерелье, некогда подаренное мной, к нему был приторочен небольшой мешочек из самой простой ткани. Руки ее были покрыты узорами, на лицо же не было нанесено ничего, но она выглядела намного милее, чем практически любая дама двадцать первого века с макияжем…
Дед и отец подвели Дамию ко мне, и Микивса вложил ее руку в мою. Затем кто-то из помощников жрецов заколол на жертвеннике несчастного тура, после чего Ханно-Хаммон, главный жрец храма, достал кресало и зажег костер, опаливший тушу. Затем Ханно-Аштарот и Ханно-Баал, жрец, прибывший из Кыртана, подвели нас к бассейну.
Я начал было раздеваться, но кыртанец с улыбкой сказал:
– У нумидийцев достаточно обмыть лицо, руки и ноги.
Затем нас ввели в храм, где службу вели то Ханно-Хаммон, то Ханно-Аштарот, а Ханно-Баал переводил все на нумидийский. И наконец, подошел Югартен и обрезал прядь волос у своей двоюродной сестры, после чего часть этой пряди была сожжена с благовониями на небольшом жертвеннике (запаха горелых волос это, впрочем, не заглушило), а другую положили в шелковый мешочек и вручили мне. А под конец, уже по моей просьбе, мне позволили надеть обручальное кольцо на палец моей новой невесты.
Свадебный пир прошел в Зале приемов иностранных делегаций, что в Нижнем городе, а затем мы с Дамией, как и было положено, улизнули и, как и тогда с Мариам, отправились в тот самый дом, где я проводил дни со своей первой женой. Про то, что было ночью, ничего говорить не буду, кроме одного: несмотря на разницу в темпераменте двух моих жен, и эта ночь была абсолютно восхитительна, разве что где-то в подсознании занозой сидело чувство измены.
Впрочем, за время от моего возвращения до второй свадьбы у нас с Мариам было очень много возможностей провести время вместе, что мы, собственно, и делали. И когда я ей сказал, что не хочу ей изменять, она мне в очередной раз терпеливо разъяснила, что если я женюсь во второй раз с согласия и горячего одобрения первой жены, то это и не измена вовсе.
Под утро, когда, измученные ночными забавами, мы наконец засыпали, мне вспомнился эпизод из «Двенадцати стульев», когда Ляпис-Трубецкой читает вторую версию своего стиха о семье:
Гаврила был примерным мужем,
Гаврила женам верен был!
«Да, – усмехнулся я про себя, – по этим меркам Никола и правда был примерным мужем и надеется таковым и остаться».
В отличие от карт-хадаштских свадеб, нумидийские продолжались, как правило, три дня с перерывами на сон (и на забавы молодоженов). Второй день ознаменовался действительно зажигательными плясками – от хороводов до акробатических номеров в исполнении гостей из народа моей второй жены.
Моя мама в школе ходила в кружок народных танцев и в детстве пыталась учить меня танцевать многие из них, включая и лезгинку (да, танцы были народов СССР, а не только русские), и танец вприсядку. А потом я походил на бальные танцы, ведь мама считала, что без этого никак. И сейчас я показал лезгинку, танец вприсядку и румбу. Да, признаюсь, что мы с Дамией в паузе между, скажем так, другими занятиями чуть потренировались: я показал ей базовый шаг румбы и пару фигур попроще, так что в этот вечер мы не ударили в грязь лицом.
А в третий вечер состоялось прощание с Массиниссой, его сыновьями и теми из внуков, кто приехал в Карт-Хадашт на нашу свадьбу. С нашей стороны там были лишь мы с Дамией, а также Мариам – ее пригласила моя новая супруга. Происходило это в новом поместье – именно там я поселил своих нумидийских родственников, получив для них заранее пропуска в Бырсат. Но готовили привезенные Массиниссой повара, и готовили они бесподобно.
Посередине стола стоял огромный казан с кускусом[53]. К нему все время приносили широкие глиняные миски с разнообразным мясом и овощами, сдобренными разнообразными специями[54]. Единственное, чего я побаивался, так это того, что обожрусь и умру молодым, ведь не успевал я съесть одно блюдо, как несли другое, ничуть не менее вкусное. Говядина, баранина, дичь…
В какой-то момент Югартен отпросился, сказав, что у него заболел живот. С ним ушли и оба его кузена, сыновья Микивсы – Хиемпсал и Адхербал. А через пару минут и Мариам тоже отправилась на боковую: мол, устала, «да и знаю я, что ты любишь стройных, а еще немного таких деликатесов, и я страшно растолстею». Я попытался разуверить ее: мол, буду любить тебя в каком угодно виде. Но она, поклонившись Массиниссе, Микивсе и Гулуссе и обняв Дамию, поцеловала меня, после чего покинула обеденный зал. Оставались только Массинисса с сыновьями, Дамия и я.