Карт-Хадашт не должен быть разрушен! — страница 44 из 51

Но уже несли следующее блюдо. При виде его мое лицо изменилось. Я люблю практически любое мясо, но в Америке разлюбил внутренности и теперь попросту не могу их есть. А то, что принесли, было вроде рагу из внутренностей.

Я подумал, что необязательно брать все, что принесли (мисок на столе было немало), но Массинисса, увидев мое лицо, сказал:

– Вижу, внучок, что тебе такое не по вкусу. У вас что, не едят мозги, кишки, сердце и легкие овцы? А у нас это деликатес.

– Нет, дедушка, у нас такого не едят. Но я попробую.

– Да необязательно, внучок. Нам больше достанется. – И он широко улыбнулся, давая понять, что это шутка.

Но я все равно так и не решился попробовать это кушанье. Привереда, я знаю, но что поделаешь…

Потом был десерт, очень простой – орехи, вываренные в меду, – но очень вкусный. А затем мы с Дамией переглянулись, попрощались со всеми, пообещав проводить их наутро, и направились в свою спальню.

Да, эту ночь мы с Дамией решили впервые провести в ее доме в нашем новом имении – его успели отремонтировать и украсить по ее проекту еще до свадьбы. Конечно, закончено было не все, но лиха беда начало.

Ночь началась не менее бурно, чем две предыдущие, но через некоторое время Дамию неожиданно начало сильно тошнить. Кое-что от живота у меня было, активированный уголь тоже, и я заставил ее промыть желудок, а потом проглотить пару разных таблеток.

И в этот самый момент в дверь забарабанили. Я поскорее набросил длинную рубашку и побежал открывать: это могло означать лишь что-то не слишком хорошее.

На пороге стояла Мариам:

– Милый, беда! Массиниссе очень плохо, Гулуссе с Микивсой тоже.

– Увы, и Дамии. А у тебя все в порядке?

– Ну да, разве что переела чуток.

«Все ясно, – подумал я. – Если учесть, что Мариам, ушедшая как раз перед блюдом из внутренностей, была в добром здравии и я тоже, это могло означать, что именно этим блюдом все и отравились».

Я попросил Мариам дать Дамии выпить побольше теплой воды, а потом еще раз промыть желудок, после чего схватил свои снадобья и побежал к своей новой родне. А затем отправился в тот корпус для слуг, где мы разместили поваров.

У входа стояли двое нумидийских воинов. Увидев меня, они поклонились:

– Наш господин, проходите.

– А что вы здесь делаете?

– Если наш царь умрет, то этим людям не жить. Они отравили и его, и его сыновей, и его внуков.

– Мои друзья, это мой дом, и я здесь решаю, как и что. Но не забывайте, что отравили моих родственников, и я сделаю все, чтобы их вылечить. А для этого нужно узнать, чем их отравили, а уже затем – кто виноват и что произошло. А теперь пропустите, времени слишком мало.

Воины с поклоном расступились, а я вошел в комнату с четырьмя кроватями. На них сидели бледные повара, которые, увидев меня, вскочили, поклонились и бухнулись на колени.

Я кивнул:

– Кто у вас главный?

– Я, мой господин, – ответил на неплохом пуническом один из них, чуть постарше, чем остальные, лет, наверное, тридцати пяти. – Меня зовут Адерфи. Нет нам прощения, мой господин!

– Я не о прощении, Адерфи, я о том, что нужно понять, кто и как их отравил. И чем. И как с этим бороться.

– Мой господин, расскажите, какие у них симптомы.

Я описал все, что видел: тошнота, слабость, рвота. А также уточнил, что все началось часов через пять.

Адерфи, выслушав меня, уныло кивнул:

– Мой господин, мне кажется, что это отравление грибом, который у нас называется «серый колпак». И если вовремя не принять противоядие, то можно умереть. Противоядие у меня есть. Это порошок семян… – И тут он назвал растение, название которого я не понял.

Трясущимися руками Адерфи открыл небольшой сундучок и достал оттуда кожаный мешочек.

– Вот это. Растворить в теплой воде и дать им выпить. Когда солнце пройдет половину пути – опять. И перед закатом в третий раз. А между делом давать им много пить.

Конечно, я не знал, можно ли ему доверять, но так у моих пациентов был хоть какой-то шанс.

Я поблагодарил Адерфи, бросив на прощание:

– А пока подумай, кто мог добавить этот яд в еду.

И убежал к моим пациентам. Начал я, если честно, со своей Дамии, а потом отправился к остальным. Затем послал людей за Пенелопе и двумя из моих медиков – их я попросил посидеть с больными, пока сам занимаюсь расследованием.

И вернулся к Адерфи, который, поклонившись, начал свой доклад:

– Наверное, это был порошок из сушеного гриба. И добавили его во время трапезы.

– Почему?

– Овцу разделали как раз перед ужином. И единственное, что ели все, кто отравился, и не ели ни вы, ни те, кто ушел раньше, – именно это блюдо. Так что добавили порошок уже непосредственно туда. Вполне вероятно, что целью были и вы тоже, ведь никто не мог подумать, что кто-то не будет есть то, что у нас считается одним из главных деликатесов. А готовил его мой племянник Бадисса. Он сам попросился это сделать, а я согласился. На свою голову.

– Когда ты видел его в последний раз?

– Он лег спать в соседнем зале. Я пошел, чтобы его расспросить, но на лежанке его не было, а окно было открыто. В сад меня не выпустили, и я не увидел, куда он ушел.

– Хорошо. Пойдем вместе. – И я выбрался наружу через окно.

Под окнами дежурили двое нумидийцев. Они преградили мне путь копьями, но, увидев, что это был я, один из них – вероятно, старший – сказал:

– Мой господин, у меня приказ – не выпускать поваров из комнаты.

– Друг мой, Адерфи со мной.

Тот поклонился и разрешил повару присоединиться к нам.

А я начал осматривать землю и практически сразу наткнулся на лужицу рвоты, а подняв голову, увидел сломанные ветки.

Я указал на них нумидийцам, спросив:

– Никто этого не проверял?

– Такого приказа не было, мой господин.

За ветками, в кустах, лежал мертвый юноша лет, наверное, пятнадцати.

Адерфи всхлипнул:

– Наверное, он попробовал соус. Бедный Бадисса…

Я лишь закрыл лицо руками – жест, означавший у нумидийцев горе. А про себя подумал о том, что мальчика очень жалко, но увы, и о том, что версии, кто мог сделать то, что было сделано, у меня не имелось. Впрочем, мне было не до раздумий: пора было готовить вторую партию антидота, а потом и третью.

На сон времени не было, да и не смог бы я спать. Не знаю, было это из-за рвотного, которое я выдал пациентам в самом начале, или из-за антидота, полученного от Адерфи, но к ночи состояние всех четверых моих пациентов потихоньку стабилизировалось. Хотя о том, что Массинисса с Гулуссой и Микивсой в ближайшее время отправятся домой, не могло быть и речи. А с Дамией, как тогда с Мариам, медовый месяц пришлось отложить, пусть на сей раз по другим причинам.

И я подумал, как же повезло, что я не ел этих проклятых внутренностей, ведь иначе не было бы никого, кто смог бы позаботиться о заболевших. Эх, все-таки хорошо иногда быть привередой!

4. А любовь, как сон…

Расследование мое так ничем и не закончилось. Я узнал лишь, что трое внуков Массиниссы, которые ушли раньше, забегали на кухню и потребовали десерта и именно Бадисса выдал им три порции орехов в меду. Конечно, я не мог забыть «худой и голодный взгляд» Югартена, но кроме этого доказательств у меня было ноль целых хрен десятых, а «хайли лайкли» для меня таковым не является. Единственное, чего я добился, – это того, что Массинисса, когда я смог с ним поговорить о происшедшем, сказал мне, что повара (понятно, кроме умершего Бадиссы) работают на него уже много лет и он им верит. После чего он вызвал к себе начальника стражи и приказал, чтобы их немедленно выпустили.

А я направился к Дамии и с радостью констатировал, что ей было все лучше и лучше. Осмотрев и обмыв мою девочку, я покормил ее, а затем, увидев, что она заснула, пошел в свою спальню в главном здании.

Должен сказать, что даже в это время я не был обделен женской любовью: ночевал я всегда у Дамии, но, понятно, без каких-либо поползновений с моей стороны, зато утром и вечером меня посещала Мариам.

Однако через полторы недели Дамия объявила, что чувствует себя достаточно хорошо и, так как она теперь официальная жена, требует продолжения банкета, тьфу ты, медового месяца. Что я и делал, а заодно готовился к третьей свадьбе.

К тому времени все мои пациенты более или менее встали на ноги, хотя я попросил Массиниссу повременить с отъездом: он, как мне показалось, был еще слишком слаб. Микивса с сыновьями уехали в Кыртан, Гулусса вместе с полутысячей своих воинов находился в бухте. А еще зачем-то попросил остаться Югартен: мол, хочу быть рядом с дедушкой. Тот и сам удивился, но согласился.

Я же всячески пытался, вдобавок ко всему остальному, найти время для изобретательства и организации производства новых образцов. К счастью, второе работало почти как часы: люди, с которыми я все это начинал, оказались вполне на уровне. Да и кое-какие усовершенствования, пусть мелкие, вносили уже сами мои ребята. Но новшества, за кое-какими исключениями, приходилось и далее внедрять мне: мои люди, даже самые талантливые из них, не знали ничего про технику того времени, из которого я пришел…

Так что времени на сон и на личное время (не путать с временем, проведенным с обеими моими любимыми женщинами) у меня было в обрез.

И я совсем забыл про тех трех девушек, которых спас из подвала Карт-Халоша. Конечно, если бы с ними были проблемы, то мне дали бы знать.

В один прекрасный день ко мне пришел Анейрин. Хотя он и был моим гостем, я с ним не встречался с момента моей второй свадьбы, на которую, как и на первую, я его пригласил. Главной причиной его прихода было заключение договора о том, что его люди будут служить нам с первого числа карт-хадаштского месяца мофия до последнего дня месяца матан следующего года. Людей, конечно, было немного, но служить они обязались, как и было оговорено, за еду.

И именно тогда Анейрин, чуть покраснев, сказал:

– Мой друг Никола, у тебя живет девушка по имени Атседе, черная такая. Она говорит, что она твоя рабыня, но что я мог бы выкупить ее у тебя и жениться на ней. И она согласна.