Более никто ничего мне сказать не смог, пока я по наитию не спросил, не знаком ли кому-либо некто по имени Хисма.
– Хишма из моего рода, рода Нашкел, – кивнул один. – Это мой кузен. Я видел его два дня назад. Не знаю, что с ним случилось.
Меня как током ударило. Я вспомнил, что именно так звали любовника Эзеба'ал. Я же собирался его допросить, а тогда все завертелось, и из головы вылетело. А теперь, скорее всего, он и был предателем. Точнее, одним из предателей.
Когда я навестил своего приемного деда, Массинисса выглядел чуть получше.
Увидев меня, он спросил:
– А что с предателем Югартеном?
– Он ушел, дедушка. И знаешь что? Я вспомнил, как звали на латыни того самого твоего внука, который убил обоих своих двоюродных братьев, чтобы стать единоличным царем. Югурта.
Глаза Массиниссы сверкнули, и он сказал:
– Именно так римляне произносили имя моего покойного племянника, которого по-нашему также именовали Югартен и в честь которого Мастанабал назвал своего сына. Ну что ж, все, по-моему, ясно… Вот только где он, этот «Югурта»?
– Скорее всего, он ушел вместе с римлянами, дедушка. Но есть надежда, что рано или поздно мы его найдем, – сказал я преувеличенно бодро, хотя про себя подумал, что, если Югартен уйдет в Рим, то так просто мы его не получим.
– Я тоже на это надеюсь, внучок. А мне пора вернуться в Кыртан.
– Дедушка, тебе необходим отдых для выздоровления. Сначала здесь, потом я доставлю тебя в Карт-Хадашт. И только когда я увижу, что твоей жизни ничто не угрожает…
– Хорошо, давай пока сделаем именно так. Но я хочу умереть именно в Кыртане.
– Дедушка, тебе еще слишком рано думать о смерти.
– Нет, внучок. Я никогда не верил, что она меня заберет, но сейчас, боюсь, все может измениться. Мне уже девяносто лет, да и сил после болезни и после ранения – и телесного, и тем более душевного – стало намного меньше.
– Ладно, дедушка, потом поговорим. А пока выздоравливай.
От гарнизона Нефера, как я уже рассказал, остались рожки да ножки – всего лишь два десятка человек из примерно тысячи трехсот. Так что мы десять дней оставались в крепости, дожидаясь нового гарнизона. Что было мне на руку – мне очень хотелось, чтобы Массинисса хоть немного окреп.
Но сначала прибыла делегация из города Лепкей-Кытона. Находился этот город около тридцати парс к югу от Нефера. Как мне рассказал Ханно, город этот был относительно молод – основали его всего лишь около двух с половиной веков назад. Но история его изобиловала различными событиями, увы, в основном позорными для Карт-Хадашта.
После Первой Пунической войны карт-хадаштский Совет отказался выплатить наемникам, которых в армии пунов было множество, обещанные деньги. Тогда наемники взялись за оружие, и поначалу успех был на их стороне. Но тогдашний карт-хадаштский военачальник, Хамилькар, разбил их армию при Лепкей-Кытоне, после чего часть наемников бежала из страны, а другие, такие как прадед моей Танит, были обращены в рабство.
Сын Хамилькара Ганнибал, возвращаясь из Италии, высадился именно в этом городе, после чего был разбит при Заме после предательства Массиниссы. Но город успел запросить сепаратного мира у римлян и был передан ими нумидийцам, хотя Кыртан согласился на его автономию с выплатой ежегодной, пусть весьма немалой дани – город был слишком далеко от основных нумидийских земель.
Нужно сказать, что город отказался пускать римский флот в свою гавань, ссылаясь на решение Массиниссы не вступать в войну с Карт-Хадаштом. И сразу же после поражения римлян в Нефере туда был послан «Йоханнан» с грамотой от Массиниссы о возвращении города Карт-Хадашту. И их делегация во главе с обоими шофетами пришла, чтобы принести присягу на верность.
Конечно, от лепкей-кытонцев всего можно было ожидать, слишком уж часто они держали нос по ветру. Но в последнее время они вели себя хорошо, и я пообещал похлопотать в Совете о полном восстановлении всех городских прав и привилегий. Один из шофетов – его, как ни странно, также звали Ханно – остался с нами, дабы привезти текст документа о подчинении Карт-Хадашту в наш Совет.
А на следующий день пришло пополнение. Увы, их было менее полутора тысяч. Почти все они были из гарнизона Карт-Хадашта, в основном без боевого опыта, хотя к ним прилагались две сотни «шетурмим», а также одна «каазаким». Негусто, конечно. «Впрочем, – подумал я, – если не найдется еще один такой Хишма, то замок выстоит достаточно долго».
В нашей истории римляне победили в первую очередь потому, что начала заканчиваться еда, и гарнизон замка, ослабленный голодом и болезнями, был вынужден покинуть укрепление, чтобы дать бой римлянам. Чтобы предотвратить подобное развитие событий, я написал Ханно Баркату, чтобы прислал сюда побольше припасов, дабы можно было выдержать и полугодовую осаду. А войска здесь придется время от времени менять, чтобы они не лезли на стену от уныния. Нефер в двадцать первом веке был бы идеальным курортом – золотой песочек, теплая вода большую часть года, ощутимо теплее, чем в Карт-Хадаште, – но это задел на будущее, а сейчас это была глухая провинция. А для нас главным было не допустить еще одного захвата этой крепости врагом.
И вот, наконец, мы в Карт-Хадаште. После потерь в бухте и в Нефере численность и «каазаким», и «шетурмим» значительно сократилась, и, когда мы шли очередным триумфом по Большой улице (и те, кто победил в бухте, и те, кто разбил римлян в Нефере), я еще подумал, что людей осталось слишком мало. И, как пел Владимир Семенович Высоцкий: «А с кем в другой раз идти?»
Поэтому на пиршестве после триумфа мы с Хаспаром решили поговорить с Ханно и Абиба'алом – обоими шофетами. И я предложил реформу сродни той, что приписывается Гаю Марию в нашей истории. В частности, набирать новых рекрутов из населения неблагополучных районов, лучших брать в «шетурмим» и «пехотим», оставшихся – в городской гарнизон. «Каазаким» же придется набирать из людей, умеющих ездить верхом. Брать мы решили только добровольцев с безупречной репутацией, привлекать их неплохой оплатой, хорошим оснащением за счет казны и перспективой получить землю после двадцати лет беспорочной службы – почти все как у Мария.
И все было бы хорошо, только мой названый дед решил поехать со мной в Ыпон-на-Убе, чтобы официально передать нам город и другие города на той части побережья.
На мой вопрос: «Зачем?» – он лишь сказал:
– Внучок, я не думаю, что мои дети нарушат мое слово. Но никогда не знаешь… Именно поэтому я хочу сделать это еще при жизни. А потом я вернусь в Кыртан. Да, я родился не там, но там прошла большая часть моей жизни.
Я посмотрел на него, хотел что-то сказать, но лишь кивнул. Мой названый дед был необыкновенным человеком, и переубедить его было очень трудно.
Я лишь спросил:
– Дедушка, если тебя не будет, с кем мне в другой раз идти в бой?
– Мне кажется, внучок, что и Микивсе, и Гулуссе ты можешь доверять как мне. А вот с Мастанабалом я был бы поосторожнее.
Дорога на Кыртан змеилась через Абабурские горы, отделявшие берег Средиземного моря от плодородных долин к югу. Позади новый пограничный пост между землями, вернувшимися к Карт-Хадашту, и территориями, оставшимися за Нумидией. А до того – возвращенные Массиниссой Карт-Хадашту Ыпон-на-Убе, Хуллу и Руш-Сикат, в каждом из которых прошла церемония с участием Массиниссы, Микивсы и Ханно Бодона. Да, все три порта теперь вновь принадлежат Карт-Хадашту, но резиденция нумидийских царей в Ыпоне и часть каждого из портов остались за Нумидией. Кроме того, нумидийские купцы отныне приравнены к карт-хадаштским в каждом из этих городов, а также в Ыпон-Сидони, Руш-Эшмуне, Лепкей-Кытоне и бухте Николы. И торговля между Карт-Хадаштом и Нумидией будет вестись беспошлинно.
Массинисса, к моей радости, чувствовал себя намного лучше и без особых проблем перенес морское путешествие на «Йоханноне» в сопровождении четырех квинквирем – носителей «карфагенского огня». На самом же «Йоханноне» теперь стояли две первые в истории корабельные пушки. Большим калибром они не отличались, но ядро пробивало доску корпуса любой захваченной нами римской триремы на расстоянии до двухсот метров, да и расположены они были на вертлюгах, что позволяло вести относительно прицельный огонь.
Теперь же предстояло довезти моего названого деда до Кыртана. На новой границе с нами распрощались сопровождавшие нас «каазаким». Массинисса решил, что лучше, если его будут сопровождать два десятка его кавалеристов, впрочем, экипированных по-новому: они получили от меня в подарок седла и шашки, на что я с большим трудом получил разрешение Совета.
Я настоял на том, чтобы сопровождать царя до Кыртана, – на случай, если ему вновь станет плохо. Кроме нас с Массиниссой в конвое ехали Микивса и Дамия, другие мои супруги остались в Карт-Хадаште. Конечно, все три порывались поехать с нами, но у Маши и Ады были все признаки ранней стадии беременности, а Таню вместе с Полей, как на уроках русского языка я окрестил Пенелопе, я попросил за ними присмотреть. А Даша очень любила деда и отца, и я не мог ее не взять, ведь когда она их еще увидит?
Вскоре дорога, на этом участке повторявшая изгибы широкого ручья, находившегося справа от нее, вышла в предгорья. Слева простирались обширные луга, а с другой стороны, сразу за ручьем, начинались заросли благоухающего мирта, крупные белые цветы которого чередовались с синими ягодами. Пели птицы, порхали разноцветные бабочки, а где-то в синей вышине кружили хищные птицы – то ли орлы, то ли ястребы, я в них не особо разбирался. Казалось, идиллия, но что-то заставило меня на обеденном привале проверить крепление автомата к седлу и наличие двух запасных магазинов в разгрузке, которую я надел на бронежилет.
Минут через двадцать пение птиц неожиданно приумолкло, и я, попутно выхватывая автомат из крепления и вставляя в него магазин, поскакал вперед – туда, где, несмотря на мои просьбы, верхом ехали Массинисса и Микивса.