– Берегитесь! Там, возможно, засада! – закричал я и поспешил загородить названого деда и тестя.
Но три раза тренькнула тетива, и я сумел словить лишь один болт, пребольно ударивший мне в бок, но не пробивший пластины бронежилета. Крикнув Даше, чтобы она посмотрела за дедом и отцом, я соскочил с коня и дал очередь туда, где мне почудилось движение. Конечно, нужно было беречь патроны, но не в этом случае.
Из кустов послышались крики, сопровождаемые звуком ломающихся веток, – кто-то пытался уйти. Я бросился в ручей и, увязая в иле, с трудом сумел перебраться на ту сторону. Еще один болт ударил в мой бронежилет и вышиб на секунду дыхание, но я все равно проломился в кусты и увидел там двоих. Один был без движения, зато другой судорожно пытался перезарядить свой арбалет. Я со всего размаху дал подошвой сапога по руке, державшей оружие, а потом прикладом по голове, чтобы оглушить, после чего стянул с него пояс и связал ему руки сзади.
Тем временем хруст веток все отдалялся, и я понял, что был как минимум еще один нападавший. И он ушел – я вряд ли его догнал бы. Полдюжины нумидийцев из нашего сопровождения присоединились ко мне, и двое схватили несостоявшегося убийцу – я еле-еле успел крикнуть: «Он нужен живым!» – а еще двое побежали в погоню. Я же вернулся к своим.
Микивса был ранен в ногу, а Массинисса, увы, в бок, причем болт засел весьма глубоко. Я мысленно отругал себя за то, что так и не смог уговорить моих спутников пересесть в карету, в которой их сложнее было бы достать, или хотя бы надеть доспех: они меня высмеяли, сказав, что мы едем по своей земле и ничто нам не угрожает. Единственный, точнее единственная, кто это сделал, была моя Даша. И именно она оказала обоим первую помощь. А я понял, что Микивсу я, наверное, смогу спасти, а вот с названым дедом будет проблема: неизвестно, что именно эти гады ему повредили.
– Не трогай, – прохрипел Массинисса, увидев, что я примериваюсь к болту. – Я уже вижу, что на этот раз я не жилец. Лучше посмотри моего сына. И пусть мне покажут тех, кто в нас стрелял.
Увидев их, Даша закричала:
– Дедушка, это приятели Югартена! Я их узнала! Вон того зовут Ниптасан, а дохлого – Капусса.
– Вот как? – Лицо Массиниссы еще более посерело. – Значит, наш милый Югурта не оставил попыток меня убрать… Ну что ж, на сей раз у него получилось. А ты, внучок, сделай, что сможешь, для моего сына. А со мной пусть пока посидит внучка.
Я сумел-таки вытащить болт из икры Микивсы, обработал и перемотал рану, после чего отца и сына бережно положили в «брикат», а рядом села Дашенька. Тем временем люди Массиниссы закончили экспресс-допрос пленного, после чего посмотрели на царя. Тот сказал что-то по-нумидийски, и преступнику отрубили голову, предварительно его оскопив. То же сделали и с трупом второго, что, как мне показалось, было благоразумно: вдруг он не мертв, а в коме?
Результаты дознания доложили Массиниссе. Тот посерел, услышав этот рассказ, но через минуту подозвал меня и сказал:
– Внучок, эта троица была из ближнего круга Югартена. И приказал он им убить меня, Микивсу и Гулуссу…
Он чуть замялся, и я озвучил то, чего не хотел говорить он:
– Чтобы новым царем стал его отец Мастанабал.
– Да. Кроме того, по возможности следовало убрать тебя и Дамию. Хорошо еще, что Гулуссы с нами не было.
– Именно, – кивнул я. – А еще меня удивило, что стрелками оказались люди, не слишком хорошо умеющие стрелять из арбалета. Что им мешало взять с собой тех двоих слуг из дома Карт-Халоша?
– Наверное, то, что Югартен не хотел доверять этого никому, кроме своих соратников.
– Дедушка, только особенно не волнуйтесь, вам это вредно, – запоздало сказал я.
– Мне, внучок, в первую очередь очень грустно. Но мне необходимо добраться до Кыртана.
– Сделаю все, чтобы это получилось.
До столицы Нумидии мы добирались чуть более полутора суток. Могли бы и быстрее, но я попросил несколько сбавить шаг, чтобы раненым было удобнее. Тем не менее состояние Массиниссы становилось все хуже и хуже, тогда как Микивса уверенно шел на поправку. И царь, игнорируя мои просьбы хоть немного отдохнуть, почти всю дорогу проговорил с Микивсой – естественно, на нумидийском.
Лишь на второй день, ближе к вечеру, он подозвал меня и Дамию и сказал на пуническом:
– Я считаю, что власть следует оставить Микивсе и Гулуссе. Микивса очень неплохой администратор, а Гулусса – военачальник. А Мастанабала я думаю исключить из наследников.
– Не могу себе представить, дедушка, чтобы дядя Мастанабал был каким-либо образом замешан в заговор против тебя, – с жаром ответила Дамия.
Я, подумав, кивнул:
– Дедушка, и ты, отец, – именно так я теперь именовал Микивсу по его же просьбе, – у нас в истории Микивса, Гулусса и Мастанабал весьма умело правили Нумидией втроем. Ошибкой было назначить Югартена одним из наследников Микивсы. Сомневаюсь, что Мастанабал – предатель. Хотя, как мне кажется, нужно заранее решить, кто за что будет отвечать.
– Я подумаю, – ответил Массинисса и закрыл глаза.
Через час вдали показались стены Кыртана, а еще через полтора часа, ближе к закату, мы наконец-то добрались до дворца, где Массинисса попросил нас с Дамией удалиться.
Где-то через час нас пригласили в Тронный зал – я и не знал, что здесь таковой имелся. На позолоченном резном троне сидел Массинисса. По правую руку от него сидел Микивса, по левую стояли два кресла, и на более дальнем расположился Мастанабал. Напротив находился ряд кресел, на которых сидели дочери и внуки Массиниссы, а два места с правого края были свободны. Далее стояли ряды скамеек, на которых расположилось около сотни человек – как я понял, высшая знать и чиновники Нумидийского царства. Дамия подвела меня к свободным креслам, и мы уселись.
Массинисса с трудом поднялся, опираясь на подлокотники трона, и заговорил на удивление твердым голосом. Договорив, он медленно вновь опустился на трон и посмотрел на Дамию.
Она сказала мне:
– Дедушка объявил, что после его смерти первым царем Нумидии станет мой отец, Гулусса будет вторым, а Мастанабал третьим. И потребовал, чтобы и после его смерти Нумидия выполняла все условия договора с Карт-Хадаштом и лично с тобой. И проклял любого, кто осмелится нарушить его волю.
После этого Массинисса, опираясь на мое плечо, последовал в спальню, где мы с Дамией провели бессонную ночь, пытаясь сделать все, чтобы вернуть его к жизни.
Но на следующее утро он попросил слуг пригласить детей и внуков, обнял каждого из них, а последним – меня, сказал что-то на нумидийском, улегся и незаметно умер. И я, неожиданно для себя, почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, а в голове крутилась лишь одна мысль: «О великий царь, ты много сделал в своей жизни как хорошего, так и плохого, но все твои грехи ты искупил с лихвою, а твой последний бой я никогда не забуду».
ЭпилогЯ так давно не видел маму…
Мы стояли у входа на Храмовую гору. Ласковое утреннее солнце красило город в розовый цвет, немного похожий на языки пламени в том уже далеком сне, увиденном мною перед тем, как я очнулся в Карт-Хадаште.
Меня не удивило, что рядом со мной стояли мои мама и папа. И я заговорил:
– Мама, папа, это мой Карт-Хадашт, по-русски обыкновенно именуемый Карфагеном. Да, это не моя родная Москва, но именно здесь я живу уже больше года, и я сделал все, чтобы этот город не был разрушен.
– Какой необычный, но действительно красивый город! – сказала мама, и папа кивнул.
– Прежде чем очнуться здесь, я видел сон, в котором я стоял у этих самых ворот и сдерживал, сколько мог, римлян. А Нижний город был уже в огне, да и Бырсат – так называется здешний Кремль – потом постигла та же участь. А те, кто прорвался к храму, потом подожгли его и погибли в огне. Думаю, примерно так же было и в известной нам истории.
Только что мы стояли у ворот Храмовой горы – и вот уже сидим в небольшой гостиной в главном здании моего поместья. Именно здесь я любил сидеть с женами и принимать самых близких гостей: Ханно, Хаспара, Адхербала, Анейрина и других. Из мебели здесь были лишь два длинных дивана, два кресла, длинный столик и еще два маленьких рядом с креслами, на которых расположились мама и папа.
На столе стояли три глиняных тарелки, миска с различными деликатесами, три глиняных кубка и два глиняных же кувшина – с вином и с водой. Я налил маме, папе и себе, разбавил водой, как полагалось, и мы выпили сначала за здоровье всех нас и наших семей, потом за победу Карт-Хадашта, а затем и за победу России и ее союзников и друзей во всех войнах. Вино оказалось отменным – может, фалернским, но мне показалось, что оно было еще лучше.
– Очень неплохое вино, хоть и сладкое, – кивнул папа.
– А здесь именно такое и любят, – пожал я плечами.
– Так расскажи мне: вы победили?
– По крайней мере в первой фазе войны – да. А что будет потом, известно лишь Господу Богу. Но, как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай.
– И кое-что для этого ты уже сделал, так я понял…
– Во-первых, создал казачество.
– Да, как в песне «Еврейское казачество восстало», – усмехнулся папа.
– Ты знаешь, это не так уж и смешно. Карфагеняне в основе своей финикийцы, а те – хананеяне, ближайшие родственники библейских евреев. Но, поверь мне, римляне и их союзники боятся их сабельных ударов как огня. Хотя, конечно, частично они уже начали перевооружаться на более длинные копья.
– А во-вторых?
– «Карфагенский огонь». Нечто вроде напалма – или знаменитого «греческого огня». Ну и в-третьих, каким-то чудом мне удалось сдружиться с нумидийцами, а также с галлами, да и многие сицилийцы из римского войска перешли на нашу сторону. Одно дело, когда воюешь один, а другое – когда у тебя есть союзники. Впрочем, с нумидийцами меня связывают и кровные узы: моя вторая супруга – внучка царя Массиниссы и дочь нынешнего первого царя Микивсы. Давайте я, кстати, вас с ними познакомлю.