е в духе «нового мышления» и «гласности» эпохи абсолютной монархии, стало лишь попыткой власти «самой себя высечь», но продолжать управлять в прежнем духе…
И все же это был незабываемый праздник. Над чем же дали потешиться простодушным москвичам XVIII века? Аж на девять отделений было разбито это представление. В первом высмеивалось «упражнение слабоумных». Хор певцов осуждал «слабомыслие и дурачество». Знаменосец выступал с флагом, увешанным куклами и колокольчиками, затем несли два флага римского бога смеха Момуса, далее везли несколько кукольных театров. 12 человек на деревянных конях с погремушками в руках в сопровождении флейтистов и барабанщиков в блестящих кольчугах производили дикий шум. «Рыцарь Родомонт» представлял «хвастуна-забияку». Здесь же были «старик-пустохвал» и «надутый педант». Шествие в первом отделении замыкал сам Момус.
Второе отделение высмеивало пьянство и проходило под девизом «смех и бесстыдство». В сопровождении сатиров и вакханок по московским улицам двигался языческий бог Пан. Дряхлые сатиры ехали на козлах и свиньях, двое шли с невиданными зверьми — обезьянами. «Тигры» везли колесницу, в которой восседал бог пьянства Бахус. Толпа «пьяниц» тащила толстого «откупщика», гордо сидевшего на бочке, к которой были прикованы цепями «корчемники и целовальники с мерками».
Третье отделение — «действие злых сердец», включающее ястреба, терзающего голубку, паука и лягушку, кошку с мышью в зубах и лисицу, задирающую петуха. Музыканты играли «кто в лес, кто по дрова» и были одеты в костюмы животных.
Маска, окруженная змеями, «закамуфлированными» в розы, означала «обман» и представляла четвертое отделение. Распространители «пагубной лести» — цыганки, колдуны, ворожеи и чертенята шли с плясками и воплями. А сам «обман» был окружен «аферистами и прожектерами».
Пятое отделение бичевало «невежество». Оно сидело на осле, а его свита — «ленивые» поминутно зевали.
Шестое отделение — «всеобщая пагуба». Здесь изображались «ябедники» и «крючкотворцы» (по-нашему стукачи, анонимщики и бюрократы) Под флагом с надписью «Завтра» несколько масок крючьями тащили за собой «взяточников» и «сочинителей ябед». Несли сети, в которые опутывали других. «Правду», тащившуюся на костылях, гнали «сутяги» и «аферисты», колотя денежными мешками. «Лихоимство», сопровождавшееся «криводушием», сидело на яйцах, из которых вылупливались мерзкие гарпии. Маски судей «Кривосуда Обиралова» и «Взятколюба Обиралова» рассуждали о взятках. Их путь посыпали крапивным семенем. За ними плелись «обобранные тяжущиеся» с пустыми кошельками.
Седьмое отделение — «мир навыворот», все костюмы участников надеты наизнанку, а идут они задом. Шесть ветряных мельниц изображали «любителей пустословия».
Восьмое отделение осуждало «тщеславие и спесь».
Знаком девятого был «опрокинутый рог изобилия», из которого золото сыпалось прямо в сор. Так изображались «беспечность о добре», «мотовство» и «бедность». Маски изображали фигурные карты, «слепую фортуну», за которой гнались азартные игроки. За ними шли 12 нищих, просящих милостыньку для вконец проигравшихся.
Много было здесь и других забавных персонажей, но в заключение шествия ехала колесница Юпитера-громовержца, за которой следовали пастухи и пастушки. Детский хор славил дни «золотого века», «двадцать четыре часа суток» которого были одеты в золото. Богиня справедливости ехала на золотой колеснице в сопровождении поэтов, земледельцев, героев, законодателей и философов. Последней была «торжествующая Минерва» на колеснице с изображением «победы и славы». В ней обыватели должны были угадывать Матушку-императрицу В целом в этом поучительном для народа карнавале участвовало до 4 тысяч масок и до 250 колесниц — размах, достойный наших дней и нынешних празднеств, ну хотя бы «Дня города».
Н.П. Вагнер
Русская литература изобилует «блинными» сюжетами, как масленичный стол разнообразием блинных начинок. Но среди множества произведений есть одно, автор которого сегодня малоизвестен. Сказка «Блинное царство» принадлежит талантливому перу
Н. П. Вагнера. Имя это было у нас долгие годы забыто, но на его добрых сказках выросли наши прадедушки и прабабушки. А стиль его письма ничуть не уступает сказкам Андерсена, Бажова, Гайдара Вы почувствуете это, если раздобудете книгу «Сказки Кота-Мурлыки».
Кстати, в его притче «Великое» главный герой — принц Гайдар. Вздумалось ему узнать, что же на свете самое великое. Он долго бродил по свету, жизнь учила его и в конце пути он понял, что великое — это любовь к людям, «но сердце человека не может обхватить и заключить в себе этого «Великого». Сердце Гайдара разорвалось..» Не в честь ли этого принца взял себе псевдоним А. Голиков, не в этом ли заключается самая главная тайна жизни, которую с разным успехом пытаются открыть люди творческие? Ясно одно, Гайдар читал Вагнера, учился у него мастерству слога и тому, как словами нехитрой детской сказки выразить чувства глубокие и справедливые.
Жил-был блин — рассыпчатый, крупитчатый, поджаренный, подпеченный.
Родился он на сковороде, на самом пылу.
Масло на сковороде кипело, шипело, прыгало, брызгалось во все стороны.
— То-то раздолье!.. А ты что — глупая сковорода?! Сковворрррода!.. Ее жарят, а она лежит себе, не шелохнется… Чумичка, чернавка противная!
— Ну! — сказала сковорода. — Коли не было бы меня, чумички, так тебе не на чем бы было прыгать. Но погоди! Погоди!.. Вот на тебя тесто положат.
— Не смеют!..
Но оно только успело выговорить: «Не сме…», как вдруг: шлеп! И на него вывалили целую большую ложку кислого-прекислого теста…
Батюшки! Как оно обозлилось! Закричало, заворчало, забрызгало.
— Куда лезешь, кислятина!!!
Но кислятина преспокойно расползлась по всей сковороде как будто ни в чем не бывало.
— Вот видишь! — сказала сковорода. — Я на огне, ты на мне, а тесто на тебе!
Но масло ее не слушало. Оно кричало, ворчало.
— Прочь, прочь, глупый блин!.. Сейчас тебя снимут, снимут! Прочь, прочь, прочь!
— Как бы не сняли, — сказала сковорода, — видишь, какое скорое, да не спорое.
Но действительно, подошли, подсунули ножик под блин и подняли его.
— Что, что, что, что?! — закричало, обрадовавшись, масло. Но не успело оно хорошенько расчтокаться, как вдруг — шлеп!.. Тот же блин, да другой беленькой сторонкой, так-таки, прямехонько, на самую серединку.
Ну, тут уж масло совсем обозлилось, просто вышло из себя и все в блин ушло. Уж оно там кипятилось, ярилось, возилось, ин-да весь блин горой вздуло и стал весь блин комом.
— Ну, — сказала кухарка Матрешка, — первый блин всегда комом.
Взяла она его, раба Божьего, со сковороды, без всякой церемонии, просто руками — и прямо в рот… Туда ему и дорога! Не долго жил, мало нагрешил.
Испекла Матрешка другой блин, да на таракана наступила.
— Наше место свято! Пожалуй, подавятся господа, будет мне беда!
Скорехонько со сковороды стащила — и прямо в рот… Туда ему и дорога!
Испекла третий блин, да кошка Машка, блудница-канашка, за снетками на стол вскочила.
— Брысь, подлая!
Стала ее выгонять, хлестать… глядь! А блин совсем сгорел, черней угля стал… Скорехонько со сковороды стащила — и прямо в рот… Туда ему и дорога!
Испекла четвертый блин, да кум Матвей пришел. Юлил, лебезил, всяки мины подводил. Болтал, болтал, лясы да балясы распускал. Ушел… глядь! А на сковороде один уголь пригорел.
— Ах, чтобы ему прямо со сковородки, да поперек глотки!..
Чистила, чистила, насилу уголь отодрала.
Пятый блин стала печь — оказалась в масленке течь… Туда, сюда.
— Батюшки! Матушки! Все масло на плиту убежит… Давно, поди, надо масленку переменить, да на огонь-то не ставить. Вишь, треснула, поганая!..
Перелила наконец маслице в кастрюлечку. Все ладнехонько обрядила, только пятый блин спалила.
— Ах ты!.. Непутный! Чтоб тебя огнем спалило.
Однако все-таки остатки в рот упрятала… Туда им и дорога!
Шестой блин испекла, наконец, как бы должно!.. Больно уж хорош вышел! Пухлый, румяный, крупитчатый, рассыпчатый, что твой кум Матвей… Не утерпела, пятый горький блин им заела. Туда ему и дорога!
Седьмой блин вышел еще лучше.
— Эх, что, мол, эта и за кухарка Матрешка. Молодец баба блины печь!
И в награждение без хлопот прямо его в рот… Туда ему и дорога!..
Пекла, пекла, пекла — индо живот вспучило. Глядь, поглядь! Хвать, похвать! А в чашке-то уж дно видно.
— Ах ты пакость!.. Гля-кось: все тесто спалила!.. Оказия!.. Нешто побежать к соседям — тестица попросить.
Платочком накрылась, чашечку захватила. Побегла.
Просила, просила… нигде не дают.
— Ах вы непутящие! А пуще всего Стешка… У! чер-ерт баба!..
Сцепились, бранились, ругались, расплевались, разошлись. Как быть должно!
Пришла назад. Тошнехонько! Платочка с головы не сняла — в кабак побегла. Две косушки пропустила, от сердца отлегло. Развеселая такая домой пришла, песню петь зачала.
Уж как кум куму до крайности любил,
Для кумы он во Китай-город сходил…
Сидит, поет и ухом не ведет. Море по колено. Приходят господа.
Стали Матрешку бранить, ругать, пьяницей называть.
— Да нешто, говорит, сегодня не маслена?.. И в маслену-то отдыха нет… Господи! Жисть-то горемычная!.. — и разревелась.
Разумеется, обозлились, затопали, закричали и вон Матрешку прогнали.
Туда ей и дорога!..
…
Это присказка, не сказка, погоди, сказка будет впереди.
Жил-был Царь-Блин с Царицей-Масленицей. Царь был жирный, Царица — масленая. И ели они целый день и целый год и каждый год блины. Вместо чаю утром блины, завтракали блинами, обедали блинами, ужинали блинами, спали на блинах и покрывались блинами.
Как только встанут, умоются, Богу помолятся — так несут, тащат им слуги верные блинов, блинов, блинов — красных, белых, пшеничных, гречневых, кислых, пресных, сдобных, молочных, татарских, бухарских, монгольских.