Профессор посмотрел на доктора.
— Не лучше ли самолично явиться к следователю с этой самой картой и отвести от себя подозрения? — неуверенно предложил он.
— Боюсь, это сильно попортит мою репутацию, — замялся доктор Коровкин, — я влип еще в одну неприятную историю.
— О чем вы говорите? — холодно поинтересовался профессор.
— Не имею права разглашать, — покраснел доктор, — чтобы не вызывать паники в народе. Но городу грозит катастрофа. — Помолчав, он решился: — Я, как друг вашего семейства, обязан вас предупредить: во время моей поездки в Чумной форт кто-то похитил пробирку с чумными бациллами. Меня допрашивали.
Доктор засуетился, бросился к роялю, схватил разложенный холст и пытался его сложить, чтобы засунуть в саквояж.
— Не надо, милый Клим Кириллович, — остановила его Мура, — не торопитесь. Карту никто искать не будет. Ручаюсь вам.
— Это почему же? — ехидно поинтересовался профессор.
Мура выдержала паузу.
— Потому что там, в Екатерингофском дворце, уже висит на стене копия, из-за которой убили вышивальщицу Аглаю Фомину.
— И убил ее господин Холомков? — с надеждой спросил доктор Коровкин.
— Не знаю, — покраснела Мура, — но он мог быть причастен к убийству.
— А зачем ему надо было менять оригинал на копию? — спросила Елизавета Викентьевна. — Я помню его, приятный молодой человек.
— Все просто, — буркнул Николай Николаевич, — хотел выручить деньги за раритет, заменив его фальшивкой.
— Нет, все обстоит гораздо хуже! — строго возразила его младшая дочь. — Он хотел уничтожить подлинную карту императора Петра Великого, хоть, возможно, тот и не был законным императором.
— Довольно о пустяках, не сводите меня с ума вашими домыслами, — прервал ее отец. — Вещи, за которые можно выручить неплохой капиталец, не уничтожаются.
— Ты не понимаешь, папа! — воскликнула Мура. — Дело не в деньгах, а в решениях Международного исторического конгресса, который недавно прошел в Риме. Там было велено писать историю по единому плану.
— Ну и что? — пожал плечами профессор. — Каждая научная дисциплина имеет единый план развития.
— А как же Александр Македонский на Амуре, пищаль? — Мура ткнула пальчиком в надпись на карте. — Это не сходится с общим планом!
Профессор задумался. Прошла тягостная минута.
— Нет, все-таки в химической науке больше порядка и осмысленности, чем в исторической, — заметил он, — люди делают полезное дело. Коллеги из Мюнхенского университета сказали мне, что получили прекрасное снотворное барбитал. Жаль, не попросил у них по дружбе грамм-другой…
— Кстати, дорогой, — встрепенулась Елизавета Викентьевна, — коли уж мы дошли до химических проблем. Скажи мне, не купишь ли ты для своей лаборатории грамм-другой радия?
Резкий звонок в прихожей заставил побледнеть всех собравшихся в гостиной квартиры профессора Муромцева.
— Полиция! — выдохнул доктор Коровкин. — Что делать?
— Срочно прячьте эту несчастную карту… быстрее, — бросилась к роялю Мура.
— Вместе с саквояжем? — бормотал доктор, вдвоем с девушкой запихивая кое-как сложенный холст в кожаный зев. — Но куда?
— В каминный дымоход, — подсказала Полина Тихоновна.
— Под крышку рояля! — выпалила Брунгильда.
— Довольно! — прервал дамские фантазии профессор. — Сидите смирно. Не суетитесь. Авось пронесет. Мы ни в чем не виноваты. Нам нечего скрывать. Следствие разберется.
Клим Кириллович опустился на стул, оставив закрытый саквояж с опасным содержимым на рояле, Мура присела поближе к сестре.
Дверь из прихожей приоткрылась и, отодвинув тяжелую зеленую портьеру, на пороге появилась суровая Глафира.
— Господин Багулин, страховой агент товарищества «Саламандра», — сообщила она. — Прикажете принять?
— Зови, — велел профессор. — Это всяко лучше, чем полиция.
Маленькое общество в гостиной с облегчением вздохнуло.
— Имею честь представиться, — раздался голос с порога гостиной, — Модест Макарович Багулин, лучший страховой агент Санкт-Петербурга.
Облаченный в мешковатый пиджак и полосатую рубашку, ворот которой у горла стягивал объемный галстук отвратительного розового цвета, румяный толстячок улыбался, переводя взгляд с Муры на Брунгильду и на всех остальных… Его глаза скользнули по стенам, обитым узорчатой темно-зеленой тканью, по картинам в золоченых рамах, потом обследовали этажерки, полочки, столики, заставленные фарфоровыми и бронзовыми безделушками. Наконец он сделал шажок вперед и робко протянул розовую пухлую ручку:
— Если я не ошибаюсь, профессор Муромцев?
— Совершенно верно, — пожал руку агента вставший ему навстречу профессор. — Чем обязаны?
— Простите, что нарушил ваш покой, — заулыбался Багулин, — да уж такая планида у меня — бегаю по городу, устали не знаю. События последних дней на пользу мне пошли — народец-то напуганный пожарами охотно полисы оформляет. Вот даже Роман Закряжный свое полотно застраховал, отпущен следователем на свободу.
— Так, значит, Карл Иваныч больше не подозревает его в убийстве Аглаи Фоминой? — насторожилась Мура.
— Нет, уважаемая Мария Николаевна, не подозревает, — сказал агент и подмигнул ей. — Нижайше прошу меня простить, но есть у меня вопросец небольшой. Позволите?
Недовольный профессор представил неожиданному гостю свою супругу и Полину Тихоновну, после чего подвинул ему стул, а сам с удобством расположился в своем любимом кресле.
— Я вот хотел полюбопытствовать, не вызывал ли барышень на допрос господин следователь? — Лицо агента излучало благодушие.
— Нет, не вызывал, — разомкнула уста Брунгильда. — А что?
— Искусство следствия ныне вышло на необозримые высоты, — пролепетал агент, — есть совершенно удивительные методы.
— А вы, любезнейший, уже побывали на допросе? — прервал его профессор.
— Так точно, уважаемый господин Муромцев, об этом и говорю. Сдал отпечатки ног. — Гость приподнял обтянутую штиблетом правую ступню и слегка помотал ею в воздухе. — Потому что господин Вирхов ищет отпечатки маленькой ступни, как у меня или мистера Стрейсноу, — ну, в общем, почти девичьей. Я и подумал, что он может, извините за дерзость, и ваши ножки в картотеку потребовать.
— Но мои дочери, надеюсь, не ходили в Аничковом дворце босиком? — Профессор поднял бровь и сердито посмотрел на Брунгильду и Муру.
— Так чего же вы хотите, господин Багулин? — вмешалась Елизавета Викентьевна.
— Я… я… вообще-то хотел выяснить, где скрывается мистер Стрейсноу?
— А зачем он вам нужен, Модест Макарович? — сурово спросила Брунгильда.
— Да ведь ножка-то у него тоже маленькая, — смущенно признался агент. — И Карл Иваныч сожалел, что не получил ее отпечатка… А вообще-то причина моего посещения совершенно иная…
— Вы собираетесь предложить нам стать клиентами «Саламандры»? — полюбопытствовал профессор.
— Если есть опасность для вашей жизни или имущества, всегда готов оформить полис, — живо отозвался агент. — Нет ли у вас на службе ценностей, которые могут похитить?
— Как же, есть, — согласился Муромцев, — недавно новое оборудование в Германии закупили. Плавильные печи, холодильные установки…
— А радий? Радий? — напомнила Елизавета Викентьевна. — Не украдут ли его? Ведь он стоит восемьдесят пять тысяч!
— Откуда в моей лаборатории радий? — вскинулся профессор.
— Но Ипполит говорил, что ведет переговоры о покупке…
— Он шутил, — оборвал ее профессор.
— Господин профессор, я понял, — вмешался Модест, — и надеюсь, что вы обратитесь именно в наше товарищество «Саламандра», когда в вашей лаборатории появится такая ценность.
Он встал и обернулся к доктору Коровкину:
— А вот господин доктор, думаю, застраховаться не откажется, — агент подмигнул Климу Кирилловичу и кивнул на саквояж, — чтобы избежать неприятностей.
— Я п-п-под-думаю, — доктор Коровкин начал заикаться от волнения.
— Когда по городу разгуливают призраки, — приятно улыбнулся дамам Багулин и перевел взгляд на доктора Коровкина, — всякое может случиться. Вот заглянул я сегодня на фотовыставку в Пассаже, а там — каких только чудес нет! Скоро придумают такие объективы, что и фотографии привидений будем делать… Я даже сходил к гостинице Лихачева, понимаете, доктор?
— Нет, не понимаю, — прошелестел Клим Кириллович.
— Ну как же, думал, авось увижу там мистера Стрейсноу, ожившего призрака, пожалуй, убившего Аглаю…
— Сэр Чарльз не призрак, а живой человек, — не вытерпела Брунгильда.
— Не спорю, сам руку пожимал, — охотно согласился Багулин, — а вот мадемуазель Багреева так и сказала мне: «Призрак ожил».
При последних словах агент взглянул на доктора и незаметно кивнул на саквояж.
— Боже! Боже мой! — воскликнул Клим Кириллович. — Я же совсем забыл! Я же обещал Екатерине Борисовне приехать на фотовыставку! Я должен немедленно ехать!
— Вот и хорошо, вместе поедем, — улыбнулся Багулин, вставая. — Позвольте уж, я вам помогу.
Он сделал несколько шажков к роялю, и протянул руку к саквояжу. Но доктор ловко сдвинул саквояж поближе к себе.
— Нет-нет, — заторопился Клим Кириллович, — саквояж останется здесь, если, конечно, никто не возражает.
— Я возражаю, я! — вскрикнула Мура. — И никуда вы сейчас не поедете! Господин Багулин может идти, если ему надо. А Клим Кириллович пока останется здесь. Я настаиваю…
— Глафира, проводите гостя, — попросил профессор вызванную колокольчиком горничную и самолично довел агента до дверей гостиной. — Примите уверения в моем почтении.
После ухода Модеста Багулина в гостиной несколько минут царила полная тишина.
— Ну, и что все это значит? — спросил наконец профессор, снова усаживаясь в свое кресло.
— Я должен ехать к мадемуазель Багреевой, — решительно заявил доктор, машинально сжимая ручку саквояжа.
— Вас убьют, как только вы выйдете из дома, — рассердилась Мура. — Как вы не понимаете? Ведь он явно покушался на саквояж с холстом. Его подослали убийцы. У вас в руках вещественное доказательство преступления.