– Что? – нахмурилась я, не понимая, а он вдруг ухватил меня за подбородок и притянул почти вплотную к себе.
– То и есть, детка. Ты моя, моя навсегда, и я не собираюсь с тобой расставаться. Однако ты дала мне понять, что наш роман скоротечен, и мы разлетимся в разные стороны очень быстро. В мои планы это не входит. – Я смотрела в его глаза, не в силах сказать ни слова. Он меня отпустил, и я шарахнулась в сторону, замерев возле кухонного гарнитура. Леха, закурив, подошел к окну и, выдохнув дым в открытую форточку, продолжил, – потому мне ничего не оставалось, как поставить тебя в положение, когда тебе будет некуда деться, и ты сама придешь ко мне.
И тут до меня все дошло окончательно. Пока я мнила себя великим стратегом, он обошел меня, особенно не запариваясь. Раз, и сделано.
– Ты это серьезно? – все же не могла поверить я. Он пожал плечами.
– Специально я ничего не придумывал, просто обыграл ситуацию. Про твою семейку я уже наслушался, потому догадался, что мать запрет тебя подальше, а ты с твоим характером непременно не выдержишь и сбежишь. Пойти тебе некуда, так что… – он развел руками, а я застыла, запустив пальцы в волосы. Голова не работала. Посмотрев на Леху, я спросила:
– И что теперь?
Он подошел ко мне, затушил окурок в пепельнице за моей спиной, не отрывая от меня взгляда, и сказал негромко, но у меня опять мурашки по спине поползли:
– Я хочу, чтобы ты поняла: ты моя, и выбрось из своей головы мысли о том, что мы расстанемся. Этого не будет, детка. Если только один из нас умрет. Поняла?
Тут во мне что-то взыграло, и я посмотрела на него дерзко и нагло. Однако ума не ответить глупостью мне хватило. В тот момент я решила: будь, что будет. А когда настанет время позаботиться о завтрашнем дне, тогда и подумаю. Я хитро улыбнулась, Леха вздернул бровь, глядя на меня так, словно пытаясь проникнуть в мою голову. Я притянула его за трусы к себе и, опустившись на колени, стянула их с него, а он, накрутив мои волосы на руку, стал меня направлять.
Утром я позвонила домой, трубку сняла мама. Я боялась, что она вовсе не захочет со мной говорить, но она сказала немало.
– Мы должны все обсудить, – пыталась я донести до нее простую мысль, но именно это было невозможно.
– Нам нечего обсуждать, – перебила она, – я пыталась сделать все возможное, чтобы тебя спасти, я воспитывала тебя в строгости исключительно для твоего блага. Ты же попрала все хорошее, что было в тебя вложено. Своим поступком ты показала, что ты из себя представляешь.
– Так нельзя. Я взрослый человек и имею право на свое мнение.
– Ты свое мнение показала, когда прыгнула в кровать к этому парню. Ты врала, прелюбодействовала и не собиралась в этом каяться, – она продолжала что-то говорить, я только мысленно вздыхала. Повернувшись в сторону Лехи, поймала его откровенный взгляд, которым он рассматривал меня, расхаживающую по гостиной в его футболке. Он усмехнулся, я закатила глаза, отворачиваясь. Разговор заходил в тупик. Я пыталась договориться о встрече, но в итоге мы ни к чему не пришли, и мама бросила трубку. Леха за это время переместился на диван гостиной. Я запустила руку в волосы, размышляя.
– Все будет нормально, – успокоил Леха, – в конце концов, ты единственный и долгожданный ребенок. Другой вряд ли появится. Так что отойдет и сама попросит о встрече. Дай ей время свыкнуться с новыми обстоятельствами.
Леха был прав, я кивнула, он притянул меня за ноги к себе, усаживая сверху.
– Ты очень сексуальна в моей футболке.
Я усмехнулась, погладив его по волосам. Он вдруг посерьезнел так, что я не могла этого не заметить.
– Что? – уставилась на него. Он качнул головой.
– Просто подумал: ты еще себя покажешь.
– Непременно, – усмехнулась я, наклоняясь к нему, – кое-что покажу прямо сейчас.
Естественно, я осталась жить у Лехи и очень быстро забыла о его выпаде, связанном с присвоением меня себе. Относился он ко мне очень хорошо, потакал капризам и баловал, терпя мои выходки. Довольно быстро о переменах в моей жизни стало известно: в институте отношение ко мне резко изменилось, я стала иначе одеваться и вести себя, так что отбоя от ребят не было. Я над ними посмеивалась, но не подпускала, они были мне неинтересны, и Лехе значительно уступали. Мои родные тоже все узнали, у мамы в городе родственников не было, так что с ее стороны холоднее стали только подруги, которые смотрели на меня презрительно, если нам случалось столкнуться в городе. Я была неизменно учтива и вежлива, так что придраться ко мне возможности у них не было. Папа и его родня отнеслись ко мне с куда большим пониманием, с папой мы даже встречались, мама об этом не знала, а то его бы ждала та же участь, что и меня. Он за меня радовался, насколько мог, хотя и был обеспокоен. С мамой мы так и не виделись, я приезжала домой, но она мне даже дверь не открыла, а когда я встретила ее после работы, сделала вид, что оглохла и всю дорогу шла молча. Короче, матушка представляла собой самую настоящую фарисейку, живущую по законам, написанным для жестокосердечных людей, а вовсе не по данным Иисусом заповедям. Пробить ее оборону было невозможно. Папа сказал, даже священнику это оказалось не под силу, хотя он и пытался вызвать в ней милосердие и уговорить на разговор со мной.
Несмотря на сложную ситуацию в отчем доме, жизнь с Лехой возмещала все горести. Жили мы интересно, бурно, страсти кипели постоянно, спуску мы друг другу не давали. Трепали нервы будь здоров, и каждый получал свой кайф, особенно, когда мы перемещались в постель. Бальзак мог бы написать по нам целый раздел под названием "Сцены интимной жизни", ибо секс у нас дошел до немыслимого апогея, еще чуть-чуть и просто разорвет от блаженства. Что касалось быта: тут вообще не было проблем. Обедали мы в разных заведениях, раз в неделю в квартире появлялась уборщица, так что я не была обременена заботами о доме, посвящая все свое время Лехе и развлечениям, коих в моей жизни стало значительно больше. В Лехином кругу тоже быстро стало известно обо мне, мы таскались по всяким местам и вечеринкам, где я знакомилась с толпами людей разных благосостояний, не пытаясь кого бы то ни было запомнить. Леха мной гордился и выставлял напоказ, я не ударяла в грязь лицом, очень быстро поняв, как себя вести. Многие мужики глазели на меня просто неприлично, вскоре начали объявляться предлагающие свою дружбу, а некоторые даже и постель. Я все рассказывала Лехе, он над ними посмеивался, весьма довольно.
– Я в тебе уверен, детка, – сказал он мне как-то, – ты не предашь.
И вот сейчас, спустя около восьми лет с того момента, я сижу напротив, предавшая его и сбежавшая с другим. Мы так и молчали, забыв о времени, я предавалась воспоминаниям, Леха, подозреваю, тоже.
Наконец, он покачал головой, усмехаясь, словно бы не веря в происходящее.
– Все-таки жива, – проговорил негромко. Ответить на это мне было нечего, разве что кивнуть, но кивок выглядел бы совсем ни к месту, и я просто промолчала, глядя в стол. Через полминуты тишины Леха сказал:
– Ты, наверное, не прочь принять душ, я подожду. – Я уставилась на него недоверчиво, он закатил глаза и добавил:
– Иди.
Поднявшись, я потопала в ванную, потому что желание помыться имело место.
– Полотенца в шкафчике, как и раньше, – сказал он мне в спину, я, на мгновенье затормозив, бросила, не оборачиваясь:
– Спасибо.
В ванной я первым делом закрылась и даже ручку проверила для верности. Я вовсе не ждала, что Леха ворвется с известной целью, он, кажется, совсем не проявил интереса ко мне как к женщине. Впрочем, он обескуражен происходящим. Но предосторожность не помешает: я достала из кармана записку от паренька, сопровождавшего меня в дороге. Развернув, увидела следующее сообщение:
"Мы можем помочь друг другу. Прошу об одной встрече. Приходи послезавтра в 22:00 на улицу Конная, д. 18, кв. 87".
Я усмехнулась, покрутив записку в руках. Коротко и лаконично, и это несмотря на то, что я дала понять: сотрудничество с ним меня не прельщает. Чем, интересно, он собрался помогать мне?
Записку я размочила в воде и смыла в канализационное отверстие. Адрес, правда, запомнила. Неизвестно, что может произойти до послезавтра, вдруг эта встреча мне пригодится.
После этого я с удовольствием приняла душ, подставив тело мощным струям воды и отключившись. Стояла, смывала с себя грязь и усталость прошедших дней. Надо отдать Лехе должное: насчет душа он был прав, хотя теперь я худший объект для психологической атаки, чем раньше. Причесываясь, я посмотрела в зеркало и улыбнулась этой мысли. Несмотря на Лехино благодушие, расслабляться не стоит, он не тот человек, которым можно вертеть, как угодно. Может, когда-то я имела над ним власть, но после произошедшего – вряд ли. Одевшись, я повязала на шею платок, забив на то, что он грязный, кофту просто взяла в руки, оставшись в шортах и футболке. Леха все еще был в кухне, курил, стоя у окна и глядя на улицу. Услышав мои шаги, обернулся и потушил сигарету.
– Садись, – кивнул мне на тот же стул, устраиваясь напротив меня. Я села, и мы снова уставились друг на друга. Тянуть в этот раз он не стал.
– Значит, Стрельцова Людмила Андреевна, 28 лет, из маленького захолустного городишки, не замужем, детей нет… Интересно.
Уже обзавелся моими данными. Впрочем, с его возможностями это не трудно.
– Ну рассказывай, – он сложил руки на груди. Я даже хмыкнула. – И не ври. Новость о том, что ты нашлась, разнесется быстрее ветра. А желающих с тобой поговорить найдется немало. Не все могут быть с хорошими намерениями.
– А ты с хорошими? – не удержалась я. Леха пожал плечами.
– Посмотрим. Кто снабдил тебя новыми документами?
– Один дружок постарался. Из местных.
Леха недоверчиво усмехнулся, посверлив меня взглядом, решил не ходить вокруг да около и спросил прямо:
– Где Витязь?
Вопрос был не в бровь, а в глаз. Я собралась с силами, потому что еще никому в жизни не говорила того, что готовилась сказать сейчас. Глубоко выдохнув, посмотрела Лехе в глаза и проговорила: